Когда я пришла в апартаменты лекаря и его жены, то узнала, что Гертруда спит.
— Её мучили головные боли, так что я дал ей снотворную настойку, дабы она заснула, — поведал мне месье Жаме, после чего улыбнулся мне, и спросил: — А как ваше самочувствие? Ваши недомогания? Они начались?
Я отрицательно покачала головой.
— Кстати, сударыня, я поговорил о них с Мод. Они должны были начаться у вас недели две тому назад. Это ведь не пара дней, о которых вы мне говорили, — с некоторым укором сказал он.
Я закусила губу.
— Это может быть простое совпадение. Вы же говорили, что детей у меня более не может быть, — ответила я.
— Мадам, я могу ошибаться. К тому же загадку функционирования тела человеческого никто до конца так и не разгадал. Я заметил, что в часовне вы были особенно бледны, — продолжил он расспрос.
— Мне просто стало душно, от дыма свечей, — попыталась оправдаться я, — Что ж, прошу меня простить — раз Гертруда спит, то я спущусь на кухню. Надо оговорить с поваром блюда, — как можно быстрее вышла я из кабинета месье Жаме, положив конец расспросам.
Больше всего мне хотелось побыть в одиночестве и подумать. Я зашла в свою гардеробную — комнату, рядом с моей бывшей спальней, где располагались шкафы с моей одеждой. Ключ от неё был лишь у Мод и у меня. Вскоре я вышла, переобутая в сапожки, и в тёплой чёрной накидке, подбитой соболем. Несмотря на пришедшие весенние месяцы, вне замка было прохладно, и периодически налетал сильный холодный ветер. Выглянув во внутренний дворик, я увидела веселившихся Ксавье и Рауля. Мальчики дрались на игрушечных деревянных шпагах, бегая вокруг Гримо. Эмиль с важным видом стоял возле грумов, и что-то обсуждал с ними, показывая на Пегаса, которого в это время чистили конюхи. Было очевидно, что незаметно мне не проскользнуть сквозь главные ворота, а идти с попутчиками крайне не хотелось. Поэтому я просто направилась к чёрному выходу возле кухни. Это была небольшая дверь, ведущая на задний двор. Накинув капюшон на голову, я быстро прошла по коридору. На кухне слышался звонкий голос Мод, оживлённо беседовавшей с посудомойкой. К счастью, она стояла спиной ко мне, и я смогла проскользнуть во двор незамеченной. К тому же запахи из кухни вызвали сильный приступ тошноты, показавшись отвратительными, и даже непереносимыми. Я выбежала во двор, с ужасом понимая, что мой организм шокирован этими зловониями, и завтрак сейчас окажется на земле. Стошнило меня в углу двора. К счастью, кроме свиньи, бродившей по двору в поисках помоев, никого не было видно. Отерев лицо платком, я нащупала в маленькой сумочке, прихваченной с собой, кусочек сахара. Из-за частых приступов утомляемости и слезливого настроения, месье Жаме советовал мне потреблять его, и держать под рукой. Сунув белый сладкий кусочек в рот, я ещё раз поднесла орошённый лавандовой водой платок к лицу, и быстро направилась со двора к калитке, возле которой обычно слонялся один стражник. Но его я так же заметила в кухне с тарелкой похлёбки в руках, поэтому воспользовалась ситуацией, и вскоре была на тропинке, ведущей в лес. Прежде чем отправиться к отцу Далматию, я решила заглянуть к Хельге. После приезда набожной христианки Эммильены, жизнь знахарки в нашем замке стала невыносимой. Заверив себя прежде всего, что Хельга является воплощением зла, ереси и непристойности, сестра графа относилась к ней соответствующе, проявляя открытую неприязнь. Хельге же не нужно было намекать дважды. После пары нелестных отзывов в свой адрес, она собрала пожитки, и с помощью слуг, выделенных Оливье, вернулась в свою хижину. Домик её был изрядно попорчен, но старая женщина с энтузиазмом взялась за его восстановление. Большая часть горожан, чей здравый рассудок был силён, тут же предложили ей помощь. Удивительно, но за считанные дни всё было починено. Единственное, что знахарка восполняла сама, так это запасы трав. К тому же, я хотела взять у Хельги отвар от тошноты. Слабость, вялость, головные боли и начавшаяся тошнота после завтрака, изрядно надоели мне. Идти с этим к месье Жаме не хотелось, ибо всё о моём здоровье становилось тут же известно графу. А поведение супруга, как и его друга, в последнее время изрядно раздражало. Оба относились ко мне как к малому ребёнку — чрезмерная опека, сверхмерное покровительственно, и необоснованное требование от меня полного подчинения. Если ранее я думала, что после происшествия со мной контроль над моими действиями ослабнет, то вскоре поняла, что сильно ошибалась в этом. Он возрос. Теперь за мной следил ещё и аббат, когда приезжал к нам в замок. Его долгое присутствие вызывало у меня только негативные эмоции, но Оливье был с ним дружен, а Эммильена буквально таяла перед столь прекрасным представителем духовенства. Хельга не была удивлена моим внезапным визитом. После приветствия она лишь многозначительно приподняла бровь, и приметила мою небывалую бледность:
— Ваша светлость, вам надо лучше питаться. Вы выглядите измождённой. Неужто месье Жаме этого не замечает? — сокрушенно покачала она головой, и подошла к полкам.
Оттуда она извлекла пучок душистых сушёных трав и протянула мне.
— Прикажите служанке заварить это. Пейте перед едой, и румянец вернётся на ваши щёки.
Я благодарно кивнула, и взяла сушёный пучок.
— Мне так же нужен отвар от тошноты. В последнее время меня часто мутит. Возможно, отравилась чем-то несвежим…
Знахарка несколько удивлённо посмотрела на меня, но кивнув, снова подошла к полке, и вернулась с маленьким кувшинчиком.
— Вот, пейте понемногу по утрам, и тошнота сведётся на «нет». Почему бы вам не вылить воск? — предложила она, и показала на деревянное ведро, стоявшее на скамье в углу.
Не став спорить, я кивнула. Любопытство взяло верх, хотя веры в моё интересное положение не было. Через минуту я наблюдала, как капли со старой свечи упали на поверхность тёмной воды. Образовался небольшой кусочек, и от него отплыли два поменьше. Потом они странным образом соединились по бокам, и стали медленно оседать на дно.
— Мадам, похоже, вы снова в положении, — улыбнувшись мне, сказала Хельга.
— Но этого не может быть! Месье Жаме ведь…
— Он ошибся. А Небеса решили по-другому. Обрадуйте вашего супруга. У вас будет двойня, — она указала на кусочки воска.
— Что?! — я удивлённо таращилась на ведро и на неё.
— Да, мадам. Видимо, Господь решил вас вознаградить за все эти страдания, — кивнула знахарка.
— Но это точно? — спросила я.
— Данный ритуал всегда даёт точный результат, — она похлопала меня по руке.
— Я думаю, и ваш лекарь вскоре скажет вам то же самое. Так, что готовьтесь к радостному событию, и приходите за отваром от тошноты.
Ошеломлённая новостью, я взяла её дары, и вышла из хижины. Некоторое время я просто шла по тропинке, совсем не понимая куда иду, и зачем. Очнувшись от своих дум я обнаружила, что забрела в чащу, свернув не в ту сторону. Я решила пойти назад к замку по менее оживлённой, но более короткой тропинке. Материнство свалилось на меня неожиданно, будто огорошив. Раздумывая над этой ситуацией, я со смешанными чувствами радости и страха шла по дорожке. Отчасти поэтому я не сразу расслышала стоны. В начале мне показалось, что это шумит ветер в кронах деревьев или кричит раненный зверь. Но стоны становились ближе и отчётливее, и по мере приближения к их источнику становилось ясно, что они явно принадлежали человеку. Посередине тропинки лежал человек. Возле него нервно топталась лошадь и периодически громко ржала. Видимо положение ее хозяина вызывало у животного беспокойство. Вначале я подумала, что это лишь пьяный наездник свалился на мёрзлую землю, или же ему стало плохо. Я быстро подошла к мужчине, и тут же в ужасе отпрянула; он был весь в крови. Его рука судорожно прикрывала обильно кровоточащую рану внизу живота, откуда едва заметно торчал обломленный клинок стилета. Несчастным оказался бледный худой юноша, который лежал с закрытыми глазами, постанывая. Но не смотря на мертвенную бледность и гримасу боли на лице, я смогла узнать его — это был Кристоф де Лаваль. Молодой человек, потерявший сознание при виде найденного трупа. Он внезапно открыл свои блеклые серые глаза. В них были неописуемый страх и боль. Его синеющие губы зашевелились, выдавливая из практически обескровленного тела слова, вперемешку с хрипами:
