— Ну, видим: Заозерная и Безымянная все еще у японцев.

— А почему? — Разодеев пристально взглянул мне в глаза. — Воюем по-дурацки, живой силой. Все шапками норовим закидать. Ты же сам говорил: «Хорошо бы танки». А где они? У меня батальон молодых парней, у каждого мать, отец, жена или невеста. Я не хочу, чтобы парни эти умирали. Скрипченко вот… Как я буду его детишкам в глаза смотреть?

— Зря ты так. — Я положил ладонь на плечо Разодеева. — Больно, конечно. Наши хорошие ребята погибают. Но ведь не напрасно. Приостановили наступление японцев, боевой опыт приобрели…

— Все оно так, — мрачно согласился комбат. — Только получше можно бы подготовиться. Все виды техники двинуть — танки, авиацию, тяжелую артиллерию. Смешали бы самураев с землей. А мы — с наскока.

— Верно, торопимся, — согласился я. — Но тут ведь не только военный, но и политический момент надо учитывать.

— Да понимаю, Иван, я все это. Понимаю. Ребят только, говорю, жалко.

— Не одному тебе жалко. Ничего, потерпи. Раз приказано закрепиться, значит, завтра-послезавтра подтянут и танки, и авиацию, и тяжелую артиллерию…

— И будет самураям веселая жизнь, — подхватил Шустров.

— Знаю, что будет, — усмехнулся Разодеев, встал, расправил гимнастерку. — Ну, я в батальон. Бывайте.

Мы расстались.

Утром следующего дня к нам в полк прибыл комкор Григорий Михайлович Штерн, бывший начальник штаба Дальневосточного фронта, а теперь командующий 1-й Приморской армией. Как нам стало известно, это он вчера приказал прекратить наступление, чтобы избежать ненужных потерь. В помещении красного уголка ближайшей заставы Штерн собрал совещание командного состава полка. Вошел в красный уголок — невысокий, плотный, лицо открытое — и сразу приступил к делу.

— Собрал я вас, товарищи командиры, для того чтобы обсудить итоги вчерашних боев. Люди вы теперь обстрелянные, так что есть о чем поговорить. — Повернулся к Соленову: — Павел Григорьевич, прошу вас объяснить, почему, на ваш взгляд, полк не сумел выполнить поставленную перед ним задачу — овладеть высотой Заозерная.

Поднялся майор Соленов, помолчал, вздохнул.

— Причин много, товарищ командующий. Первая: отсутствие у нас необходимого превосходства в силах. Перед нашим фронтом на высотах Пулеметная и Заозерная закрепилось до полка пехоты, которую поддерживала мощная минометно-артиллерийская группировка. Кроме того, на флангах и в глубине противник имеет сильные резервы. С нашей стороны тоже были упущения. Приданная полку артиллерия не сумела подавить огневую систему японской обороны. — Поколебавшись секунду, Павел Григорьевич решительно сказал: — Думаю, что выполнить боевую задачу силами одной дивизии невозможно. Потребуются дополнительные средства — танки, артиллерия.

— А как вы, Павел Григорьевич, оцениваете действия противника? — Хитровато прищурив глаза, командующий ожидающе смотрел на Соленова.

Мы с Разодеевым сидели рядом — переглянулись. Для нас понятен был скрытый смысл вопроса. Штерн хотел знать: проявит командир полка объективность в оценке противника или, как у нас случалось, займется обычным шапкозакидательством. Павел Григорьевич оказался на высоте.

— По-моему, самое опасное в бою, — сказал он, — недооценить силы противника. Успокоиться на том, что мы сильнее, — для этого большого ума не надо. Опыт показал: японский солдат хорошо подготовлен, особенно для ближнего боя. Он дисциплинирован, исполнителен и упорен в бою. Главным образом, конечно, в оборонительном.

— Согласен с вами, но не полностью, — сказал Штерн. — Вот вы говорили о наших ошибках и даже о ваших лично упущениях. В этой последней части что-то вы, Павел Григорьевич, скуповаты были на слова. — Командующий улыбнулся. Среди собравшихся возникло оживление. Переждав, когда оно уляжется, Штерн продолжал: — А ваших, то есть полкового масштаба, упущений достаточно много. Во-первых, от вас, как, впрочем, и из других полков, поступали неточные данные о противнике, о его силах, о его расположении. Основываясь на этих данных, штаб дивизии и ее командир ставили полку невыполнимые задачи. В результате некоторые подразделения попали под удар резервов противника, а наши резервы в нужный пункт вовремя подтянуты не были. Во-вторых, слабо организовано взаимодействие между батальонами, наступление готовилось наспех. Далее, вы не прибегали к охватывающим действиям, к маневру. И, наконец, главное: недостаточно хорошо провели разведку, и потому огневой системы и сил противника вы не знали. Вот вы говорите, перед вами полк противника, то есть силы как бы равны. На самом же дело перед вами стоят два полка, а на обеих сопках — целая японская дивизия, усиленная четырьмя-пятью дивизионами артиллерии…

Слова эти были встречены возгласами удивления.

— Да, да, — продолжал комкор. — Я не преувеличиваю. Таким образом, ваш полк атаковал вдвое превосходящие вас силы. — Штерн улыбнулся. — Что называется, по-суворовски. Только благодаря героизму бойцов и командиров удалось вам ухватиться за высоту Пулеметная. Но, товарищи, вы знаете, что мощь современной армии — это не только героизм ее личного состава, но и многое другое, в частности насыщенность огневыми средствами, техникой. Второе наше наступление не будет похоже на первое. Мы с вами восстановим Государственную границу СССР и отобьем у самураев охоту нарушать ее. Так что со всею тщательностью, учитывая допущенные ошибки, готовьтесь к наступлению, товарищи. Приказ получите завтра. Желаю удачи.

Когда мы с Разодеевым вышли с заставы, нас нагнал лейтенант Шустров.

— Ну как вам показался комкор Штерн? По-моему, лихой командир.

— И с головой к тому же, — отозвался Разодеев. — С таким расколошматим япошек.

Командующий 1-й Приморской армией слов на ветер не бросал. В тот же день мы узнали, что в районе боевых действий уже сосредоточились 32-я стрелковая дивизия, танковая бригада и вся корпусная артиллерия. Мы ждали приказа о наступлении.

А пока продолжалась будничная позиционная жизнь: ночью поиски разведчиков, днем артиллерийские дуэли, пулеметные перестрелки, снайперская охота.

В эти дни перед наступлением немало работы нашлось для снайперской команды.

Отличились мои воспитанники — сверхсрочники Корнеев и Русских. Работали они обычно в паре, понимали друг друга с полуслова. Эти ребята имели верный глаз, железную выдержку, мгновенную реакцию, терпение, были изобретательны и неутомимы.

Когда после совещания у командующего я вернулся в расположение полка, артиллерийский наблюдатель сообщил, что позиции наши особенно беспокоит одна японская пушка. Примерный район ее расположения наблюдатель мне указал, но, где она находится точно, сказать не мог. Видимо, японские артиллеристы хорошо ее замаскировали.

Указанный район находился в секторе обстрела Корнеева и Русских, которые залегли на склоне Пулеметной. Где перебежками, где ползком я добрался до них.

— Ребята, надо подавить пушку.

— Будет сделано, товарищ лейтенант, — тихо отозвался из травы Корнеев. — А где она?

— Если бы знали, артиллерией подавили бы. Где-то в вашем секторе. Понаблюдайте.

— Есть, понаблюдать.

Приникли мои снайперы к оптическим прицелам, лежат, молчат. Видно только, как стволы винтовок плавно ходят вправо, влево. Бухнул очередной выстрел пушки. Вижу, замерли стволы винтовок. И сразу — два выстрела. Нескольких секунд не прошло — еще два.

— Готово, товарищ лейтенант, — не отрываясь от прицела, доложил Корнеев.

— Проверим.

Смотрю на секундную стрелку часов. Минута, другая, третья. Должна бы пушка дать очередной выстрел. Молчит. Еще две минуты прошло.

— Молодцы.

И тут вижу: Русских легонько толкнул Корнеева ногой и повел ствол винтовки куда-то вправо. Туда же пошел и ствол винтовки Корнеева. Вглядываюсь в ту сторону. Да, что-то есть… Метрах в четырехстах, у подножия сопки, шевелятся заросли. Вглядываюсь до ряби в глазах. Ага, вижу. Одна голова, вторая, третья… Японцы гуськом крадутся под прикрытием высокой травы. Возможно, артиллерийская разведка…