– Мы что-то вроде приюта для потерявшихся и страждущих. Живем на пожертвования. Как при храме, – тараторила Марта. Фэй такая навязчивая жизнерадостность и общительность только дополнительно раздражали. – Ну, еще, бывает, приплачивают нам кое-какие конторы, кому от наших зверюшек может быть польза. Вот и за твое пребывание здесь нам денюжку от клиники подкинули, тоже хлеб. Ты, конечно, можешь здесь просто свои часы отбыть и все, имеешь право. Но без дела болтаться – с тоски сдохнешь, я так считаю. А можешь нам помочь. Согласна?

Фэй неуверенно кивнула. Марта обрадовалась:

– Вот и здорово! А я тебя, если хочешь, пораньше отпускать буду. Работа несложная, но ответственная. Короче, слушай! Надо завести на каждую нашу зверюшку что-то вроде досье. Ну, досье – не досье, а рекламный паспорт, можно сказать. Придумать кличку позвучнее, чтобы не Мурка там или Бобик, сфотографировать, написать пару строк о зверюшке. Короче, разрекламировать так, чтобы люди захотели себе взять питомца. Заодно этими рекламными паспортами и перед своим доктором отчитаешься. Тебе в плюс пойдет. Понятно?

Фэй неопределенно дернула головой. Марта продолжила:

– Сейчас не сезон. Животные поступают редко. Это раньше, считай, каждый день привозили. Были и кошки, и собаки, и всякая мелочь вроде хомяков. А сейчас, знаешь, зоозащитники свой закон продавили, если выбросил на улицу зверюшку, так тебя вычислят и такой штраф впаяют! Кошечка дороже крутой тачки встанет. И все-таки их много, – Марта горестно вздохнула. – Я бы всех взяла. Правда. Да и ты наверняка кого-нибудь присмотришь.

Халатик Марты распахнулся, и Фэй увидела бугристые полные бедра. Под слоем жира явно угадывались тугие мощные мышцы.

– Это от велосипеда! – заметив пристальный взгляд, объяснила Марта и похлопала себя по ляжкам пухлой ладошкой. – Я раньше была велогонщицей.

Марта замолчала, давая Фэй возможность прокомментировать, но ждала она напрасно.

– А.. Молчишь… Короче, после травмы позвоночника пришлось завязать. И я пошла учиться на ветеринара. С детства люблю животных. Я ж на батиной ферме выросла. Он меня и воспитывал, после того, как маманя срулила с каким-то байкером. Она всегда была ненормальная, вроде хиппи. Ну да господь ей судья!

Какой только живности на ферме не было! Лошади, коровы, овечки, гуси, собаки и кошки, конечно, куда без них. Еще у меня был ручной козлик, представляешь? Однажды я взяла его себе в комнату, так этот чертенок своими копытцами разорвал все подушки! То-то нам досталось!

«Как же у нее все просто, у этой веселой толстухи с торчащими из головы оранжевыми косичками! – Фэй краем уха слушала трескотню Марты и послушно шла следом за ней. – Во всем находит причину для радости, даже здесь. А моя радость – это фантом. Кто-то чувствует фантомные боли, а я – фантомную радость. Только от нее ни капельки не весело»

– Н-да, не больно ты разговорчива. А я наоборот, люблю поболтать. Мой парень говорит, что я строчу, как «Ундервуд» его дедушки. Ты не знаешь, что это такое? Никак не спрошу, все боюсь показаться деревенщиной.

К девушкам тихо подошла невысокая полная девочка лет десяти, обняла Марту за живот и стала тереться белокурой головой о подмышку.

– Это Бонобо – наш талисман, – потрепав девчушку по макушке, с гордостью сказала Марта. – Дочка сторожа. У бедняжки синдром Дауна. С новыми стандартами генетического здоровья она бы не выжила в обычном мире. Вот и прячут ее здесь.

Бонобо задрала голову и глухо засмеялась. Из ее широкого усаженного мелкими кривыми зубками рта, текла густая слюна.

– И главное, – Марта понизила голос и заглянула Фэй в лицо. Глаза у нее были большие, сине–голубые, с белоснежными белками в мелкой розовой сеточке. – Старайся не привязываться к животным. Они приходят сюда и уходят. Ты и сама у нас пришлая. Поможешь приюту найти им хозяев – и на том спасибо. Звери – они такие, хуже парней, ей-богу! Не заметишь, как потеряешь голову и влюбишься. И все, пиши пропало. Я вот влюбилась! Пошли, познакомлю.

И ее полные темные губы расплылись в сытой улыбке.

Бонобо неотрывно следовала за ними.

В самой дальней клетке возле заваренных железных ворот лежал огромный лохматый пес. Он был грязно-белого цвета с черными пятнами. Увидев девушек, он вскочил, замотал хвостом и глухо рявкнул. Марта отперла клетку и зашла внутрь. Псина вразвалку подошла к ней и ткнулась носом в живот.

– Это Дварф, мой сладкий гномик! Знакомься! Правда, красавчик? – в этот момент было не совсем понятно, с кем говорит Марта с Фэй или с псом. – Эх, видела бы ты его месяц назад. Кожа да кости! Говорят, три месяца жил на автозаправке, никого к себе не подпускал. Еду из рук не брал, питался из мусорных баков. Потом попал к нам, отъелся. Да, гномик? Скоро я заберу тебя в новый дом!

Марта с улыбкой потрепала пса по загривку, повернулась к Фэй и уже сурово повторила:

– Не привязываться. Не заглядывать в глаза. Не влюбляться. Животные, они такие же, как и люди, – наглые и самодовольные. И всем им от тебя что-то надо. Каждая четвероногая тварь вечно что-то у тебя выпрашивает, то еду, то внимание, то все сразу. Это все сразу и называется любовью. Выпросят, вырвут, а потом исчезнут. Найдут кого-то лучше, щедрее. И если что-то и оставляют тебе, то только чувство вины. Ну, пошли к остальным?

За высоким бетонным забором в кричащих пятнах граффити, оказался целый живой мир. От такого зрелища у Фэй с непривычки закружилась голова. Бесконечные ряды клеток сливались в единую длинную полосу и одну на всех клыкастую, глазастую, скорбно и подобострастно взирающую на тебя морду.

Фэй выдали планшет для записей, и она тут же начала придумывать животным имена – в ход пошли герои комиксов, сериалов и сказок. Но звери были для нее трудно различимы между собой. Наверное, поэтому она сразу же забывала, кого и каким именем наградила.

Фэй целенаправленно выбрала одну из собак и попробовала составить на нее описание. Таланта у нее явно не хватало. Получалось что-то бездушное, многословное и пафосное. Попробовала исправить и повернуть по-другому. Результатом стало подобие объявления о продаже подержанного электромобиля. В общем, с текстами получилось совсем плохо.

Тогда Фэй решила начать фотографировать животных. Но сквозь прутья и сетки клеток снимки получались некачественными, а открывать клетки она не решалась.

Что если придется близко контактировать с животными? Фэй этого боялась и всячески избегала.

Зато малышка Бонобо обнаружила в себе дар фотографа. Она проворно бегала по приюту с миниатюрной беззеркалкой и караулила удачные моменты. Уже через полтора часа все стены были увешаны распечатанными снимками. Глаза, глаза, глаза. Молящие, требующие, просящие.

Фэй старалась не смотреть на снимки. Как можно незаметнее она пробралась в уголок к компьютеру и занялась базой данных. Именно из нее сердобольные «бездетные», как говорила Марта, выбирали себе любимца.

Работа с базой данных показалась однообразной и скучной, но Фэй упорно продолжала. Так ей хоть не приходилось ни с кем разговаривать.

Приют для животных будто застрял в прошлом веке: старый фотоаппарат, древний компьютер, даже все записи хранились в коричневых папках, а не в электронном формате. Фэй потянулась за очередной папкой, открыла пустой файл… Что-то было не так. Программа, с которой последние несколько часов работала девушка, исчезла. На экране теперь было изображение бескрайнего океана. Оно было столь реалистичным, что Фэй даже не сразу поняла, что же это.

«Может, новая заставка?» – подумала она и попыталась убрать картинку. Но у нее ничего не выходило. Чем больше она смотрела на загадочное изображение, тем больше ей казалось, что это вовсе не графика. Это было больше похоже на окно. Окно, которое выходило на океан. Да и море теперь казалось подвижным. Сперва по нему пробежала мелкая рябь, затем волны зашевелились, стали наползать на песчаный берег, слизывая крупные осколки ракушек. Каждая следующая волна была больше и сильнее предыдущей. Фэй даже показалось, что она слышит шелест, с которым накатывает на берег вода, тихие всплески…