– Такова ее цена, – Фэй замерла. Дверь в кабинет была приоткрыта и она могла слышать разговаривавших там. – Ее предупреждали, не стоило рожать этого ребенка. В итоге на организме сказались последствия процедур для снижения вероятности проявления генетической несовместимости. Насилие над геномом неизбежно снижает иммунитет и всегда чревато осложнениями. В результате организм оказался подвержен новой форме рака, которая прогрессирует чрезвычайно быстро.

– Поговори со мной о своей маме, – голос психиатра вернул было Фэй к реальности, но вопрос вызвал новые воспоминания.

То был один из худших дней. Мама постоянно кричала от жуткой боли. Крики иногда прерывались рвотой. Лекарства не действовали на новую форму рака, увеличивать дозы было бесполезно. Фэй было страшно, но она продолжала дежурить возле мамы рядом с медсестрой и сиделкой.

В больнице Фэй ночевала в палате у мамы. Ей так хотелось сохранить для себя каждое мгновение, которое они провели вместе. Она не представляла себе мира, в котором мамы уже не будет, ни за что не хотела верить в неизбежное. В душе девушка почему-то надеялась на внезапное чудо, что мама вдруг внезапно поправится. Но чуда так и не произошло…

– Раньше твоя жизнь была сильно связана с мамой, но теперь надо найти новые смыслы.

Фэй все еще находилась мыслями в прошлом. Она слышала голос доктора откуда-то издалека, но тот не мог отвлечь ее от нахлынувших воспоминаний.

Мама бессильно полулежала на больничной кровати. Она слабо улыбалась бледными бескровными губами. Тогда ей до смерти оставалась всего лишь неделя.

«Я больше всего любила жизнь. Теперь моя жизнь – это ты. Я так счастлива, что смогла подарить ее тебе. Теперь ты живи за меня. Живи для тех, кого любишь. И сделай для них то, что можешь»

– Ты меня слышишь? Нужно найти новые смыслы!

Фэй очнулась, а по экрану вновь побежали строчки ее мыслей:

«О ком же был мамин последний наказ? Кого теперь мне любить? Для кого жить? Мы с отцом никогда не станем близки, как с мамой. Все остальные люди и вовсе мне чужие. Мир потерял краски, сделался хмурым, серым и холодным, как ноябрьское утро. Утро, когда хоронили маму»

– Отец все еще тебя любит. Ты не хочешь с ним говорить?

«Это он не хочет! – зло огрызнулись мерцающие буквы на мониторе. – Он сам мне не звонит! После маминой смерти он целиком ушел в работу. Погрузился в бизнес и научные проекты. Может, это просто его защитная реакция, уйти с головой в дурацкие исследования вместо того, чтобы думать о маминой смерти. Но как же я?! Но как он не понимал, что спасаясь в одиночку, он оставляет меня беспомощно тонуть позади»

– Он тебя любит. Регулярно звонит сюда в клинику, и справляется о тебе. Твой папа все время думает о тебе.

«Это о своих проектах он думает, а не обо мне»

– Он же навещал тебя у нас в клинике, помнишь?

Это было в самом начале ее психиатрического лечения. Фэй проходила ряд предписанных процедур и вынуждена была ночевать в палате. Белая мебель, едва уловимый, но такой противный запах.

При этом воспоминании девушка поморщилась. Оказывается, даже то, что касается ее папочки, она помнит столь же отчетливо.

Отец ворвался в палату, словно вихрь. Глаза горят, в руках кипа бумаг: распечатки, графики, цветные диаграммы. Он тогда долго взахлеб вещал Фэй о своих проектах. Бизнес, планы и наука! Математика и компьютерное моделирование! Ей оставалось только удивляться, откуда в нем это маниакальное стремление расширить свою компанию?

«Тогда он даже не спросил, как я себя чувствую. А когда мы поссорились, то и вовсе перестал приходить, забыл про меня, после выписки ни разу не позвонил, не навестил», – бездушный монитор продолжал передавать печальные мысли.

– Он заботится о тебе, оплачивает твое лечение. Зарабатывает средства на твое существование.

Теперь слова возникали на мониторе все с большей скоростью.

«Плевать мне на его деньги. Мне безумно хочется, чтобы отец пренебрег бы деньгами, оставил бы на время все дела, побыл бы лишний раз рядом со мной, обнял бы, поговорил о близких пустяках, как бывало раньше. Все напрасно. Ничего этого я так и не дождалась от него. Да, я ссорилась с ним не очень часто. Но наболело, накопилось раздражение, вот и вылилось это все на него. Виноват в этом только он»

– Ты боишься людей и не доверяешь им? Давай поговорим об этом.

«Да кто тебе сказал, глупый сухарь, что я боюсь людей? Просто люди для меня – чужие. Бывшие сокурсники, соседи, знакомые – они для меня все на одно лицо. Подруг у меня никогда не было. Все люди, в сущности, как роботы, автоматы для выполнения бизнес-процессов или предписанных социальных функций. А я для них, вероятно, такой же автомат»

Доктор пристально всматривался то в лицо своей безмолвной пациентки, то в строчки ее мыслей на экране.

– Ты чем вообще занимаешься? Дома сидишь постоянно? Не хочешь вернуться в институт? – доктор пристально смотрел на нее.

«На факультет, выбранный отцом? А толку? Да и тебе-то какое дело, чем я вообще занимаюсь? Ничем я не хочу заниматься»

– Подумай, чего ты хочешь? Ты взрослый разумный человек. От чего ты прячешься? У каждого в жизни были свои трагедии и разочарования. И обида.

Фэй все так же игнорировала вопросы доктора Нейковича, но он продолжал настойчиво их задавать. С анализатором мыслей психиатр получал немало полезной для себя информации.

«Чего я хочу? Я хочу просто не быть! Не умереть, а именно не быть! Чтобы не видеть постоянно ваши ухмыляющиеся рожи. Просто перестать существовать. Да и есть ли я? Ты же знаешь, я давно разучилась жить, радоваться и быть счастливой. Кругом только мрак, в котором кружат мои персональные демоны: демон уныния, демон страха, демон безысходности. И еще много других пьют мою душу. То вместе, то поодиночке. Но они никогда не оставляют меня в покое. От них не уйти, не избавиться. Можно только умереть. Давай, заткнись уже и выпиши мне очередную дозу своих волшебных таблеток, от которых весь ваш хваленый мир перестает быть таким назойливым хотя бы на время»

– Я думаю вот что, – он повернулся лицом к пациентке, но продолжал искоса поглядывать в сторону экрана. – Давай мы с тобой попробуем новую методику. Препаратами мы ничего не добьемся. У меня есть кое-что получше. Ты любишь животных?

Исцеляющее душу милосердие

Метропоезд выскочил из тоннеля и понесся по подвесному мосту. Было ближе к полудню. Адрес, по которому направил ее доктор, находился далеко от центра. В вагоне всего несколько человек. Большая часть пассажиров, что ехали на службу или за покупками, вышли еще в центре города. Остальные же, казалось, ехали вовсе без цели. Или просто не подозревали, что у них есть цель?

– Привет! – на остановке Фэй уже ждала темнокожая девушка в коротком голубом халатике. Он едва сходился на ее необъятном теле. – Не бойся. Идем?

Ее голос казался дружелюбным, но Фэй было наплевать на это.

«Как же объяснить вам, что я не хочу ни с кем знакомиться, а тем более – общаться. – Мрачно подумала Фэй, но все же выдавила из себя приветствие. – Еще только полдень, а у меня такое ощущение, что я на ногах неделю»

– Тебя вроде Фея зовут?

– Фэй! – почти выкрикнула девушка.

Ее имя было ей особенно дорого, и она никому не позволит коверкать его. Это почти все, что осталось ей от мамы. Именно она назвала девочку так: Фэй. И никакая не Фея! Ее имя означало «Вера» Вот только во что мама хотела, чтобы она верила? Особенно теперь, когда осталась совсем одна.

– Ну, Фэй так Фэй. Имена разные бывают. – Она равнодушно пожала плечами, но, похоже, не пропустила мимо внимания вспышку ярости у новой подопечной. А я – Марта.

Через секунду девушка вернулась к прекрасному расположению духа и протянула широкую смуглую ладонь с длинными ногтями василькового цвета.

В помещении размером со школьный спортивный зал ненавязчиво пахло опилками, дезинфицирующими средствами и тем, что непременно ассоциируется с животными. В середине широкий проход, а по бокам – клетки. Они стояли в два ряда. Большинство из них – пустые и открытые. В закрытых наблюдалось осторожное шевеление.