Некоторое время они лежат так, и Уэйд обнимает Питера, упираясь лбом в его плечо и щекоча кожу дыханием. И, конечно, Уэйд начинает болтать раньше, чем Питер успевает восстановить дыхание.
— Это было охренительно! Питти, ты просто фантастический. Кто-нибудь говорил тебе об этом? Ты заслуживаешь что-нибудь типа медали или оценки А, — и он смеётся. Питер смущённо дёргается в его объятиях.
— Хочешь поужинать или что-то ещё? — спрашивает Уэйд, и его объятия становятся крепче.
— Я… думаю, я должен уйти, — виновато говорит Питер. Теперь, когда страсть утихла, стыд и острое чувство вины обрушиваются на него лавиной. Он липкий и вымотанный, и он чувствует себя самым отвратительным человеком на земле, когда Уэйд обнимает его в последний раз перед тем, как он уйдёт.
— Хорошо. Ну… это было потрясающе. Наверное, увидимся позже.
Когда Питер смотрит на него, Уэйд отводит взгляд и пялится в стену с таким остервенением, будто пытается поджечь её силой мысли.
— Да. Ты был великолепен, — честно говорит Питер. Кажется, заверение работает — Уэйд смотрит на него.
— Но этого больше не повторится, — серьёзно говорит ему Питер и покидает тепло кровати, чтобы отыскать свою одежду среди беспорядка на полу.
— О’кей, — говорит Уэйд, пожимая плечами. Питер смотрит на него. Конечно, Уэйд не воспринимает это всерьёз, но Питер непреклонен — да, чёрт, это было хорошо (потрясающе, фантастически, умопомрачительно, кричит голос в его голове), но этого не должно было случиться. Не имеет значения, как ему одиноко, трахаться с Уэйдом Уилсоном — точно не выход.
— Я серьёзно, Уэйд. Мы не можем. Не снова, — повторяет он. Кажется, его одежда в гостиной — и они разговаривают голыми.
— Понял, разовая акция. Что ж, рад, что попал на неё, — говорит Уэйд куда более искренне, чем когда-либо, и сердце Питера сжимается от эмоций, у которых нет названия.
— Хорошо, раз уж всё ясно… — говорит он и шмыгает в другую комнату, чтобы взять свою одежду.
Уэйд всё ещё лежит в постели, когда Питер возвращается.
— Предельно ясно, — говорит Уэйд и прижимается к простыням, будто стремясь сохранить тепло тела Питера.
Питер хмурится и одевается. Теперь он готов уйти.
— Я бы проводил тебя, но мне и здесь неплохо, так что… — Уэйд выжидающе смотрит на него.
— Да, хорошо. Ну… увидимся.
Питер робко обходит тихий дом Уэйда, это — его аллея позора.
Закрывая за собой входную дверь, он на мгновение облокачивается на неё и неуверенно хмурится. Один из соседей Уэйда проходит мимо, настороженно поглядывая на него, но Питеру всё равно.
Ему нужно время, чтобы понять, почему его так беспокоит то, что Уэйд не был огорчён. Кто в здравом уме переспал бы с Дэдпулом — и кто из этих людей остался бы с ним после этого?
Сколько раз Уэйду приходилось оставаться в одиночестве после секса, если сейчас он принимает это так легко? Казалось, он даже ждал, что Питер уйдёт — чтобы убедиться, что он больше не нужен, потому что сделал то, что от него требовалось.
Питер чертыхается, оборачивается и распахивает дверь.
Когда он входит в спальню, Уэйд изумлённо пялится на него. Он не ждал — об этом ясно свидетельствует дуло пистолета, направленное Питеру в грудь.
— Ты вернулся? — спрашивает Уэйд, опуская пистолет.
— Да, — Питеру очень хочется, чтобы Уэйд выпустил пистолет из рук, потому что теперь дуло направлено ему в пах, и это не то чтобы комфортно.
— Что-то забыл?
— Видимо, свои мозги, — вздыхает Питер, шагая к кровати и яростно целуя Уэйда — языком, зубами, всем ртом, небрежно и долго, пока пистолет не падает на пол.
— Трахни меня, сейчас, — рычит он Уэйду в губы, свирепо кусая нижнюю; Уэйд беззастенчиво стонет, его тело беспомощно выгибается навстречу движениям Питера.
— Это что, секс из жалости? Мне не нужна твоя жалость, — он задыхается, когда Питер сжимает его член пальцами.
— Нет, это… я не знаю. Просто немного веселья, — говорит Питер, пожимая плечами.
— Оу. Это круто. Я бы всё равно согласился на секс из жалости, но это приятно знать… — говорит Уэйд, и его дыхание слегка сбивается. Питер знает — конечно, знает, — поэтому не отвечает ничего, только скользит большим пальцем по головке.
Ошибка номер семь, напоминает жалкий голосок в глубине его души. Как хорошо, что стоны Уэйда заглушают его.
***
Ошибку номер восемь он совершает на следующий день.
Сначала он клянётся себе, что он не вернётся обратно. Он запрёт себя где-нибудь прежде, чем опять сделает что-то настолько же тупое, как секс с Дэдпулом. Он говорит себе, что тяга рвануть к Дэдпулу, которую он чувствует, — это всего лишь гормональное безумие, а он, Человек-Паук, может преодолеть буйство гормонов.
Но Уэйд сидит глубоко внутри него, напоминая о себе, истязает разум и тело, лишает возможности мыслить, и Питер покидает свою квартиру — свою клетку, — и Питер стоит у входной двери Уэйда, нерешительный и неуверенный. Они сталкиваются снова — горько-сладкие объятия, и после них приходит удовлетворение, но и сожаление тоже.
Он не говорит Уэйду, что не вернётся. Разве это не очевидно? — не таких отношений он хочет, и из всех людей он точно не выбрал бы для отношений Дэдпула. Дэдпул поймёт. Дэдпул так взволнован жалкими тремя встречами, что готов лопнуть от радости! Питер запрещает себе думать о том, что у Уэйда могут быть планы на будущее.
Он забирает свои штаны, полный чувства вины, и прощается, надеясь, что они прощаются навсегда.
Он умудряется продержаться всего два дня, прежде чем совершает девятую, десятую и одиннадцатую ошибки: на полу, на кухонной стойке и — очень-очень быстро (к огорчению Уэйда) — в душе.
— Обычно это длится дольше, клянусь! — заверяет его Дэдпул, спрятав лицо в руках.
— Не беспокойся, всё в порядке, — говорит Питер и тянется к нему для поцелуя. Он намеренно пренебрегает упоминанием о том, что это более чем нормально. Это поразительно жарко — и так приятно. Он не знает, как говорить о подобном, и почти уверен, что Уэйд сбежит, если он покажет ему, как сильно он этого хочет.
— Мне понравилось то, что ты вытворял своим языком, — добавляет Питер и улыбается, когда Уэйд опускается перед ним на колени.
— Что? Это? — Уэйд обхватывает губами его член и дразнит языком, вбирая глубже и глубже.
— Или это? — он обхватывает головку и вылизывает языком щёлку уретры.
— Оба варианта… хороши… — шумно выдыхает Питер. Тёплая вода ласкает его спину, пока Уэйд отсасывает ему, жадно и глубоко, и Питер ощущает себя так, словно он на небесах — или, быть может, в жаровне греха. — Но я имел в виду, ты вроде как щёлкнул по нему… о-о, дерьмо, да, да!
На этот раз он остаётся и ложится совсем рядом с Уэйдом. Он и представить себе не мог, как сильно он скучал по сну с тёплым телом рядом — пусть даже это тело принадлежит Уэйду. Они просыпаются — переплетение конечностей, — и после глубокого отсоса Уэйд готовит ему завтрак.
— Ну, увидимся завтра, — неохотно говорит Питер и, уходя, не замечает улыбки Уэйда. Нет смысла отрицать, что он вернётся, думает он с тяжёлым вздохом, так что стоило бы быть честнее — и с Уэйдом, и с самим собой.
***
У них завязывается своего рода странная дружба (ну, не считая того, что они потрясно трахаются). Это странно, но Питеру приходится признать: они понимают друг друга так хорошо, как не понимает никто другой, и, в конце концов, до ужаса приятно наконец общаться с кем-то, кто идёт в ногу с Питером. Уэйд не только понимает всё, что тараторит Питер, но и тараторит в ответ вдойне активней. Боже, он не хохотал столько, сколько хохочет с Уэйдом, месяцами — может, даже годами.
Ладно, в их положении полно недостатков, но Питер их игнорирует. Отличный секс отключает его логику напрочь, и, если честно, он совсем не против такого расклада.
Впрочем, есть одна проблемка, на которой Питер вечно зацикливается.
Серьёзно, он должен был это предвидеть. За способность Уэйда держать рот на замке приходится платить свою цену, и, судя по всему, эта цена — благоразумие Питера.
