Первой ошибкой Питера было решение надраться на вечеринке Тони, а потом снять рубашку и станцевать на столе. Он даже не помнит, что именно это был за стол, но у него есть причины подозревать стол с едой. Гуакамоле, обнаруженный в его носках на следующее утро, — вполне себе неопровержимое доказательство.
Не то чтобы он мог припомнить эту ночь во всех подробностях, но он уверен, что Джессика снимала его танец. Позже ему придётся поговорить с ней — как пауку с пауком.
Второй его ошибкой было отказаться переночевать в одном из шикарных номеров, снятых Тони специально для тех, кто, как и Питер, влил в себя слишком много текилы.
Ну, если уж быть честным, свалил Питер только потому, что ему очень, очень нужно было глотнуть свежего воздуха — особенно после того, как он случайно увидел Тони стоящим на коленях перед Стивом. Удивительно, что его не вырвало, серьёзно, он всё ещё не может вспоминать это без содрогания. Как будто он увидел, как его родители делают это.
Уйти домой было бы проще, чем после посмотреть им в глаза, если бы они решили вернуться на вечеринку. Кроме того, погода была замечательная, а Питер обожал ночной Нью-Йорк.
Его третьей ошибкой была попытка сразиться с невесть откуда вылезшим Дэдпулом (у него определённо был редкий дар появляться не в том месте и не в то время), особенно учитывая то, что Дэдпул смешил его, комментируя каждое его действие, как будто они участвовали в битве покемонов.
— Паучок пускает паутину. Чертовски эффективно!
В конце концов, смех, неловкое спотыкание и удары превратились в нелепую нескончаемую драку. Распалившийся Уэйд угрожал выдрать Питеру патлы и укусить его, если тот попытается играть грязно, и подвывал на каждый путаный ответ, который Питеру удавалось выдавить из себя. (По крайней мере, он думает, что всё-таки что-то говорил.) Они закружились, полностью погружённые в жар этого эпического сражения, пока Питер не почувствовал, что они находятся в опасной близости от оживлённой улицы.
Когда он вжал Уэйда в стену переулка и обнаружил неожиданную, волнующую тяжесть этого тела, прижатого к его собственному, он был слишком пьян, чтобы остановить себя от прикосновения к чужим губам прямо через маску.
И всё это привело к его четвёртой — и огромнейшей — ошибке. Теперь он мог официально внести жадные поцелуи с наёмником в грязном переулке в список «Топ Двадцать Самых Позорных Моментов В Моей Чёртовой Жизни».
Нет, они не трахнулись, хотя эта идея и показалась ему вдруг чертовски соблазнительной. Он обвинил во всём затуманенный пивом мозг и злобную суку текилу, из-за которой они обжимались так долго и из-за которой же его не оттолкнули рубцы, прощупывающиеся под тонким спандексом.
Тот факт, что ему всё-таки хватило мозгов задрать маску для большего удобства, и он продолжал потираться о пах Дэдпула, как озабоченный подросток, оправдать было чуть сложнее. Но Питер действительно был очень пьян, и у него так давно не было секса!
К счастью, он всё же был слишком трезв для того, чтобы зайти дальше поцелуев. Прежде, чем могло случиться что-то ещё, он отчаянно рванулся прочь, что-то невнятно пробормотал и помчался домой — ему предстояло разобраться с самым странным стояком в его жизни. К счастью, Дэдпул за ним не погнался — Питер не знал, что могло бы произойти, если бы он сделал это.
Утром всё это кажется всего лишь сном. По пути на кухню он спотыкается, потом наливает себе стакан воды. Голова раскалывается, от него несёт, как от пивоварни, его рубашка надета наизнанку, но всё это не имеет значения, когда он вспоминает руки Дэдпула под своей одеждой и его губы, скользящие по его собственным.
Он закидывается двумя таблетками адвила и падает в постель с мученическим стоном. О-о, алкоголь — определённо порождение дьявола… Должно быть, текила была очень крепкой, думает он, балансируя между сном и бодрствованием, а потом всё же засыпает, ещё ощущая жар тела Дэдпула.
***
Питеру удаётся избегать встречи с Уэйдом целый месяц после этой маленькой катастрофы.
Сначала он боялся, что новость об их стычке распространится со скоростью лесного пожара, потому что Дэдпул не умел держать язык за зубами и никогда не затыкался, но Уэйд не проговорился никому. И это было вроде как даже грустно, учитывая, что видео с танцами на столе уже стало достоянием общественности.
Встретить Уэйда снова, по меньшей мере, неловко.
Вероятно, было бы проще, если бы они сражались — с общим врагом или даже друг с другом, — но столкнуться с ним в продуктовом магазине… просто ужасно.
Довольно странно смотреть, как чувак в красно-чёрном спандексе забивает продуктовую тележку орео и доритос. Питер никогда даже не задумывался о том, что Дэдпул, как и все остальные, должен был где-то закупаться едой.
— Эй, Пити! Как жизнь? — взволнованно орёт Уэйд, напугав пожилую леди, которая предпочла убраться отсюда подальше, сердито бормоча что-то про зло в костюме. Немного несправедливо, что из-за таких людей, как Уэйд, Питер получает плохие отзывы. Он проклинает Везение Питера Паркера — это оно виновато в том, что Дэдпул поймал его, прежде чем он смог спрятаться за стопкой упаковок макарон по скидке (хотя он улучил минутку, чтобы схватить несколько коробок).
— Э-э… всё хорошо. А у тебя?
Это отвратительно неловко — совсем как встреча со знакомой из средней школы, чьё имя ты не можешь вспомнить (зато ты всё ещё помнишь, как целовался с ней однажды и как она засунула свой язык тебе в рот).
— Просто чудесно. Подумываю устроить марафон Золотых Девочек, — Уэ йд взволнованно подпрыгивает на месте. Питер понятия не имеет, как кто-то настолько жестокий может так переживать из-за кучки старушек, но, о’кей, он вынужден признать, что Бланш просто уморительна.
— Хочешь присоединиться ко мне? — спрашивает Уэйд с широченной улыбкой. Питер даже не может придумать, чего он хотел бы меньше, чем этого.
— Нет-нет, не стоит.
— Ну давай, мы можем отпадно провести время! Полюбуемся на сексуальных любвеобильных мамаш, пожрём фастфуда, обменяемся потрясными пидорскими шуточками… Главное — не шутить о том, что я тайно хотел бы вдуть клёну, и… я что, говорю всё это вслух? — спрашивает он, обеспокоенно оглядываясь.
Питер, ужаснувшись, делает осторожный шаг назад.
— Я… знаешь что, я всё-таки откажусь.
Это просто удивительно: он никогда не видел, чтобы кто-то так быстро переходил от состояния щенячьего восторга к депрессии, за исключением того раза, когда ему пришлось сказать Логану, что в холодильнике закончилось пиво.
— Оу. Понял. Слишком занят супергеройскими делишками и всё такое? Невелика потеря, я славно проведу время наедине с божественной Беа, — принимается трепаться Уэйд, с лёгкостью переходя к привычной манере поведения. Только вот Питеру никогда не приходило в голову, что это может быть манерой поведения — не естественным раздражающим состоянием.
— Нет, я не на дежурстве, — говорит он, задаваясь вопросом: почему, чёрт побери, его так волнует язык тела Уэйда, язык опустившихся плеч?
— Ясно, — глубокомысленно кивает Уэйд. Голос его звучит разочарованно и грустно. Питер проклинает себя за то, что это вообще его волнует — он мог бы просто уйти, использовав эту отговорку, вместо того, чтобы вести себя как мудак. Он не так уж злопамятен, просто злится на странное желание, вызванное поцелуями; на желание, которое он чувствует и теперь, когда думает о сумасшедшем наёмнике.
Питер закусывает губу. Не делай этого. Давай, Паркер, ты чист, и ты не обязан отшивать его, как сделал бы любой хороший парень.
— Просто… вот, — он копается в кармане в поисках ручки. — Напиши, где ты живёшь.
Он передаёт ухмыляющемуся Уэйду свой список покупок и ручку. Питер знать не знает, о чём он вообще думает, соглашаясь на это, но Уэйд так старался зарекомендовать себя, что, пожалуй, он заслужил шанс.
Уэйд отдаёт ему лист обратно; сбоку нацарапан адрес. Он также дополнил список анальной смазкой и индейкой, но Питеру реально не хочется об этом спрашивать.
