— Даже если Лохматый не врет, то морж знает, что творится с его памятью. То ли он сказки помнит, тот ли реальные события, то ли сам придумал и сам же поверил.

— А ты давно его знаешь? — спрашивает Олли, наливая чай в две полосатые кружки. — На моей памяти только ты называешь его Лохматым.

— Давно, — кивает Мира. — Он тогда еще маяк не построил, но уже был такой… странный. До безумного Рата ему далеко, конечно. И хвала ветрам, а то хлебнули бы мы тут!

— Безумный Рат? Это кто-то из потомков Алво или Нао?

Мира, как раз отпившая чаю, прыскает, кашляет и в негодовании глядит на летописца. Долго глядит.

— А ведь не притворяешься, — наконец, говорит она. — Ты правда не знаешь, что Нао Рат и есть Безумный Рат, а летописец? Это даже дети знают.

Олли мотает головой. Мирата морщится. Они еще в прошлый раз выяснили, что летописец не шпион и не подосланный агент драконоборцев, но бывшая ученица Маячника все не может поверить, что Оливер не из этого мира. Считает его любопытным туристом из Сельмы.

— Нас всех на его казнь водили, чтобы мы, значит, видели торжество нового общества над архаическим прошлым. А потом уже наше новое общество от этого архаического прошлого тикало, когда оно из моря выползло и пошло крушить столицу, — продолжает Мирата. — До сих пор то там, то тут вылезет. Разрушит пару деревень и обратно в море. Совсем мозгов не осталось. Ну да это и понятно: человека-то они убили, а дракона не смогли.

Олли очень хочет выспросить у Миры подробности, но он не может: у них уговор не записывать с ее слов ни строчки. После таких вот рассказов, летописец понимает, почему. Приморье — не лучшее место для драконов и всех, кто их помнит. Лучше и правда не болтать.

***

Задолго до рассвета, когда утихает Фрёй, но еще не просыпается Алво, маленькая лодка выходит в открытое море. Когда небо светлеет настолько, что можно разглядеть хозяина лодки и признать в нем Маячника, он выключает мотор, и лодка останавливается.

Вода под килем темнее, чем вокруг. Кажется, что там внизу глубокая расщелина. Чо свешивает морду вниз, усы топорщатся вперед, едва не касаясь воды. Офелия сидит у ног хозяина, уши прижаты, хвост нервно бьет о дно лодки. Чернокрыжик жалобно мяукает из-под скамейки.

Маячник кивает, разворачивает странную сеть, сплетенную из тонких светлых нитей и закидывает ее в море. Сеть коротка, да и он не рыбак, но этого и не требуется.

Тьма на дне сгущается. Человек в лодке запевает старую прилипчивую песенку.

— Может сплавать за ним на берег? — спрашивает Олли в гулкую темноту погреба.

Все продукты, что были в домике, они уже съели, пришлось отправиться в экспедицию на поиски запасов Маячника. Коты, охраняющие крупы и мясо, летописца близко не подпустили, и Мирате пришлось одной спускаться в хранилище.

— Не бойся, не утонет твой Маячник, — доносится из погреба. — Такие не тонут!

Чуть погодя оттуда вылезает Мира с окороком в одной руке и мешком гречки в другой. На локте у нее висит корзина с картошкой, морковью и репой. Венчает этот рог изобилия парочка яблок. Олли порывается подойти помочь, но огромный белый кот Рис, мягко оттесняет летописца от входа в погреб. Противиться Рису трудно: если этот чудовище встанет на задними лапы — передние лягут Оливеру на плечи. Воистину, Рис — достойный потомок восточных сторожевых котов, ни один человек мимо такого не пройдет. А крыс ловят его полосатые «подчиненные».

Мира обходит Риса и сгружает на Оливера продукты — теперь его очередь их нести.

— А если что случилось? — все-таки спрашивает летописец.

Ученица Маячника закатывает глаза:

— Ну плыви, если хочешь. Только время зря потеряешь.

— Какая разница, где терять время, — вздыхает Олли, разворачивается и идет к дому. Все же отпуск у него не бесконечный, а в Прамене, наверняка, ветра распоясались, русалки на барельефах давно не чищены, а еще нужно проверить опоры Башенного моста…

Мира догоняет его у дома и помогает открыть двери.

— Не ной, летописец, — говорит она, хлопая его по плечу так, что Олли едва не роняет свою ношу на пол. — Я тебе не хуже Маячника про ссору братьев Ратов расскажу. Только не сегодня, дел полно.

— И ты разрешишь записывать с твоих слов? — удивляется Олли.

— Эту сказку я слышала от старухи Хеты, на нее и укажешь, — невесело улыбается Мира.

***

Следующим утром Мирата явно ждала Маячника. Встала рано и приготовила глазунью, с зажаренными до черноты краями, полужидким желтком и поджаристыми кусками окорока. Ужасно вкусно и до безобразия вредно. Но за годы жизни в Прамене Оливер привык есть все, что пожирнее. Да и здесь в холода морковью не наешься.

Но завтрак, рассчитанный на троих, пришлось съесть вдвоем, не считая Парадигмы и Астралябии, которые сегодня приглядывали за гостями и домом, и выпросили у Оливера почти всю его долю окорока. И кажется, Мира начинает беспокоиться. Она ходит по комнате, словно тигр в клетке. О чем бы они с Маячником ни договорились в ночь перед отъездом, что-то пошло не так.

Чтобы отвлечь Мирату, Оливер напоминает:

— Ты обещала рассказать, что случилось с братьями Ратами?

— Да поссорились из-за глупости, — говорит Мирата.

Видно, что ей не хочется говорить, но обещание есть обещание, и ученица Маячника продолжает:

— Лохматый тогда правильно сказал: в дом Рат пришел голод. Рыба не то передохла, не то просто ушла кормиться в другие места. Пока Алво залечивал крыло и устраивал дела в Ратторе, ведя учет каждому зернышку и каждой рыбке, Нао отправился в чужие земли, где и сошелся с драконами-иноземцами, и обменял у них крупу и мясо на четверть будущих уловов Ратторских рыбаков за полдюжины лет.

Младший Рат вернулся домой с полными возами еды, но старший не одобрил поступок брата, и возы велел развернуть и отправить обратно, ибо нечего за один голодный год в кабалу соседям на шесть лет продаваться. Нао долго его убеждал и так этак, но Алво был непреклонен. Он пригрозил, что если брат не вернет все, что взял, то сам и будет за эти возы расплачиваться. А младший Рат тогда ответил, что из-за его, Алво, гребаной гордости и жадности, в Ратторе четверть рыбаков передохнет. И лучше уж шесть лет рыбой жертвовать, которая раз — и закончилась, чем людьми, которые дольше прослужат. Тогда Алво разозлился и заявил Ворчливому, что лучше бы он за этой рыбой в море сходил, а не по соседям побирался. И раз уж двукрылый дракон не может добыть еды для себя и своих людей, то придется ему, однокрылому идти. И Алво пошел. И Нао его не остановил.

А остальное — вечером.

***

— Пропал Алво Светлый, совсем как наш Лохматый, — ворчит Мирата.

Они с Оливером сидят на ограде, пьют имбирный чай с медом и лимоном из тяжелых глиняных кружек и глядят на закат.

Коты маяка сегодня волнуются, они посменно бродят по двору, шевелят усами и глядят в сторону моря. Спокойна только старая кошка Магда, она дремлет у Оливера на коленях и лишь изредка поглядывает на летописца, когда он почесывает ее за ухом. Иногда Олли кажется, что в глазах кошки пробегают золотые искры.

— Опаздывает, — в который раз вздыхает Мира.

И Оливер не выдерживает:

— Может уже скажешь, в чем дело? Вдруг я смогу помочь?

— Ты? — Мира окидывает его снисходительным взглядом. — Прости, но нет. Если что-то пошло не так, ты нам ничем не поможешь. А если тебя поймают драконоборцы, ты долго не протянешь и все им выдашь!

Оливер закатывает глаза:

— Мира, ты параноик. С какой стати меня поймают драконоборцы? При чем тут они вообще? Вы что, задумали переворот в Северном приморье?

Мирата так сильно пихает его локтем в бок, что Олли чуть не слетает с забора. Кошка Магда спрыгивает с его колен и беззвучно шипит на грубых человеков.

— Лучше молчи, летописец! — сквозь зубы говорит Мирата, пока Оливер потирает ушибленный бок. Ему обидно и немного смешно. Неужели он угадал?

— Жизнь лихо поворачивается, — мрачно продолжает Мира. — Вон как у Нао Рата. Жил не тужил, оп-па стал врагом народа.