— У него был непростой период, — осторожно начал Люциус.

— Я помню. Но сейчас он выглядит гораздо лучше, чем в конце зимы.

— Правда?

— Мне так показалось.

После таких слов не навестить Северуса было бы неправильно, и Люциус отправился в комнаты, которые ещё недавно занимал Блэк. Однако на стук никто не ответил. Скорее всего, искать Северуса стоило на лётном поле у потрёпанных жизнью «Тайгер Мотов». Где же ещё?

Путь Люциусу преградил пёс: крупный и довольно страшный. Раньше здесь такого не было, а если вспомнить, что Северус просил отыскать какого-то Бродягу… Пёс недружелюбно разглядывал Люциуса, слегка приоткрыв пасть и, будто невзначай, демонстрируя отличные зубы. В кармане пиджака залежалось несколько конфет — самое то, что нужно для знакомства.

— Привет, Бродяга, — негромко начал Люциус. — Где твой хозяин? Где Северус?

Пёс наклонил голову, явно понимая, о чём речь. Когда он облизнулся, Люциус развернул конфету и бросил её собаке. Реакция была мгновенной — щелчок зубами и довольный хруст подтвердили, что подношение принято, однако становиться другом Бродяга не торопился.

— Веди меня к Северусу, Бродяга.

Пёс прислушался, но и только. Одно ухо у него поднялось, придавая немного комичный вид. Он немного подумал, а потом развернулся и скрылся в кустах. М-да, такой же общительный, как и хозяин.

— Люциус? Ты как…

— Здесь оказался?

— Я этого не говорил, — смутился Северус. — У тебя дела?

— Пустяки. Дисциплинарное слушанье, — отмахнулся Люциус. — Я бы не приехал, если бы это не касалось наших.

— Понимаю. Это тебе Филч наябедничал?

— А кто же ещё? Неугомонный старик. Зато я поближе познакомился с кузеном Гарри. Сначала мне показалось, что они не поделили девушку.

— Нет, это не так.

— Да я уже понял, — чтобы немного сгладить возникшую неловкость, Люциус достал сигареты и протянул пачку Северусу: — Будешь?

— Да.

Они отошли под дерево, чтобы не помешать тем, кому вдруг вздумается пройти по дорожке. Краем глаза Люциус видел, что у Северуса покраснели кончики ушей, что всегда выдавало его волнение, но почему-то шутить по этому поводу не хотелось.

— Сам-то ты как? — нашёлся Люциус.

— Хорошо. Я должен тебя поблагодарить… за всё. Ты не представляешь, что это значит…

Иногда слова могли всё испортить, и чтобы этого не случилось, Люциус взял Северуса за руку и стиснул ладонь.

— Я знаю.

Северус вздрогнул, но не стал вырываться. Он медленно поднял взгляд на Люциуса и едва слышно прошептал:

— Ты знаешь всё… и это ничего не меняет.

Конечно, слова могли всё испортить, но сейчас Люциус готов был рискнуть:

— Не меняемся только мы. И наши чувства.

— Да, Люци, этого у нас не отнять, — Северус осторожно освободил свою руку и попытался улыбнуться. — И поэтому не нам судить наших детей.

Последняя фраза накрепко засела в мыслях, отзываясь какой-то непонятной сердечной болью. К чему бы такое?

***

Люциус вернулся домой, когда уже начало темнеть. Он разжёг огонь в камине, налил себе коньяк и удобно устроился в кресле, вспоминая встречу с Северусом. Ни о чём другом думать Люциус почему-то не мог. Он бесконечно перебирал в уме моменты этой встречи, домысливая, что было бы, если… если бы Люциус сначала погладил запястье, а когда Северус закроет глаза — а он бы непременно зажмурился! — поцеловал пахнущую табаком и полынной горечью кожу… А потом можно было бы поинтересоваться, как устроился Северус, и проводить его, исключительно для того, чтобы убедиться, что у него всё хорошо… а когда дверь отсечёт их от остального мира…

— Сумерничаешь, отец?

Люциус едва не забыл о договорённости с сыном. Впрочем, ничего особенного он от этого разговора не ждал — Драко достиг того возраста, когда женитьба начинает считаться чем-то само собой разумеющимся. В любом случае, препятствовать его счастью Люциус не собирался. Разумеется, он мог бы надавать кучу советов, но, во-первых, никакой совет не заменит собственного опыта, а во-вторых, кто бы эти советы слушал…

— Присаживайся, — Люциус кивнул на соседнее кресло. — Люблю смотреть на огонь.

— Я тоже.

Драко немного поёрзал, усаживаясь поудобнее, но потом разулся и устроил ноги на банкетке, ближе к теплу.

— Замёрз?

— Есть немного, — Драко улыбнулся. — Осень выдалась холоднее, чем ожидалось.

— Выпьешь?

— Не откажусь.

Коньяк приятно согревал душу, располагая к беседе, как и сгущающиеся сумерки. Люциус ждал от Драко первого шага, наслаждаясь покоем тихого вечера.

— Знаешь, отец, — наконец, решился Драко, — я давно тебе хотел сказать одну вещь.

— Знаю, — улыбнулся Люциус. — Могу предположить, что ты хотел бы поговорить о своей женитьбе.

— Можно и так сказать, — Драко зябко поёжился. — Дело в том, что я не женюсь. Никогда.

От удивления Люциус неловко отхлебнул из бокала и закашлялся.

— Что-то случилось?

— Нет, всё хорошо.

Вывод можно было сделать лишь один:

— Вы расстались?

Пальцы Драко, сжимающие бокал, побелели, но сам он казался спокойным:

— Нет. В том-то всё и дело.

— Ничего не понимаю, — сдался Люциус.

— Отец, я не знаю, как о таком говорить, поэтому прости мою косноязычность, но не каждый день приходиться признаваться в деяниях, осуждаемых законом.

Люциус похолодел:

— Что ты натворил?

— И натворил, и продолжаю творить, — Драко прикусил губу, борясь с волнением, а потом зажмурился и прошептал: — И я не перестану, даже если меня за это осудят.

Дело принимало совсем скверный оборот. Люциус лихорадочно попытался вспомнить фамилию барристера, который, по словам Нотта, «творил чудеса». Впрочем, плевать! Узнать фамилию — не большая проблема, ещё можно обратиться к Тому…

— Драко, клянусь, мы что-нибудь придумаем! Просто спокойно расскажи мне, что случилось, и в чём тебя обвиняют.

— Ещё ни в чём, — Драко тяжело сглотнул. — Отец, ты только не волнуйся. Меня пока ни в чём не обвиняют и, возможно, не обвинят, если мы будем осторожны.

Вот теперь Люциусу стало по-настоящему страшно. Он был наслышан об итальянском синдикате, методах их работы и невозможности уйти оттуда по своей воле… но ведь Драко не мог… или?

— Всегда есть выход! Всегда, запомни. Главное, знай, что я на твоей стороне и сделаю всё, чтобы тебя оттуда вытащить.

— Ох, отец, всё дело в том, что я не хочу, чтобы меня оттуда вытаскивали.

Ну, конечно! В синдикат Драко затащила его подруга, от которой он без ума. Отсюда и готовность идти до конца, и это фанатичное самопожертвование. Мальчишка! Хорошо хоть сообразил рассказать обо всём.

— Драко, пожалуйста, с этого момента подробнее.

— Да, отец. Ты должен это знать…

Да сколько можно тянуть?! Люциус успел несколько раз погрузиться в пучины отчаяния и вновь обрести надежду, придумывая новые варианты действий, пока Драко молчал. Потом он выдохнул, решаясь, одним глотком осушил свой бокал и глухо сказал:

— С точки зрения закона я нарушаю так называемую «поправку Лабушера». Ты наверняка если и слышал о такой, то не заострял внимания. Потому что тебя это уж точно не касалось. Никаким боком.

Проклятье! Во рту стало кисло. Значит, «не нам судить наших детей», Северус? Как же ты прав… не нам. Это уж точно.

— Я знаю об этой поправке, — голос дрогнул, но Люциус сумел взять себя в руки. — У меня был повод поближе с ней познакомиться.

— Из-за Северуса?

Люциусу оставалось только кивнуть. Не рассказывать же о своих планах шантажировать Риддла, отвергнутых исключительно из осторожности? Хотя выучить эту поправку наизусть, как и проштудировать связанные с ней дела, в поисках лазейки, пришлось именно из-за Северуса. Люциусу необходимо было твёрдо знать, чем опасен его выбор, а ещё стоило признать, что он примерял эту чёртову поправку на себя. И чувствовал себя трусом. А вот Драко оказался гораздо решительнее и смелее.

— И ты даже не спросишь, с кем я так преступно счастлив?