Незадолго до рассвета теплый ветер повеял с запада: это саба, местный ветер, родственный сильному юго-западному муссону, дующему над Индийским океаном. Он зарождается в глубине Таджурской бухты и обрушивается с неистовой силой на Аденский залив, вплоть до мыса Гвардафуй.

Море, спокойно фосфоресцировавшее во сне, покрывается мелкой рябью и отливает зловещим зеленоватым цветом.

Нужно немедленно сниматься с якоря, если мы хотим уйти с рейда, прежде чем море окончательно рассвирепеет. В тот миг, когда лебедки приводят в движение фал с жалобным скрипом, нас окликает с берега человек — местный гвардеец в форме.

Решив, что портовые власти решили преподнести нам напоследок сюрприз, я посылаю лодку узнать, в чем дело. Она возвращается вместе с сомалийцем.

— Что тебе надо? — спрашиваю я у незваного гостя. — У тебя есть какая-то бумага для меня?

— Нет, просто я хочу попасть в Обок с твоим судном сегодня вечером.

Он смотрит на меня с тревогой, как будто от моего ответа зависит его судьба.

Это молодой человек лет двадцати пяти, отталкивающе уродливая внешность которого внушает недоверие. Его странный, ничего не выражающий взгляд — взгляд сумасшедшего — пугает и сковывает собеседника.

Я собрался было отправить его на берег или просто вышвырнуть за борт (все сомалийцы — отличные пловцы с самых пеленок), но, поразмыслив, решил взять его с собой: быть может, тем самым я окажу услугу начальнику гарнизона Обока, с которым мне не хочется портить отношений.

Солдат тотчас же ложится в каком-то закутке и не подает больше признаков жизни. Я забываю о нем за своими делами и вспоминаю о его существовании, лишь когда судно подходит к Обоку. Я решил задержаться здесь дня на два, чтобы окончательно привести в порядок такелаж и поставить новые паруса.

Начальником гарнизона в Обоке является капитан Бенуа. Он и его жена — мирная буржуазная чета, о которых злословили сплетники в Джибути. По их словам, он — невзрачный человек лет сорока, с уже выдающимся брюшком, мог бы сойти за нотариуса, служащего регистратуры, крупье или… начальника вокзала. Его мундир Отдает маскарадом. Я не запомнил, что болтали о его жене. Она якобы под стать начальнику вокзала, но стоит ли прислушиваться к сплетням. Во всяком случае, это не ново.

Штат гарнизона состоит из двух лейтенантов. Один, некий Облен, простой крестьянин из пригорода, выдвинувшийся, подобно другим, во время войны. Он очень гордится своими погонами и бахвалится ими, как ребенок, нацепивший мундир полковника. Впрочем, у этого славного человека доброе сердце, и он скорее согласился бы торговать овощами и фруктами с лотка, нежели гоняться за воинскими чинами. Проведя три года на линии фронта, он благословляет теперь свою тихую обитель в Обоке и несет службу в сомалийском батальоне, созданном лейтенантом Депюи.

Его приятель лейтенант Вуарон — очень высокий, ладно скроенный молодой человек с землистым цветом лица, как видно, из хорошей семьи. Он держится и говорит как светский человек, но чувствуется, что ему недостает образования. Он завербовался в колониальную армию в девятнадцать лет, повинуясь порыву своей страстной, бесшабашной натуры. Казарменная жизнь развила его наклонности далеко не в лучшую сторону, а спиртное, которое он пьет как воду, и гарнизонные шлюхи подорвали могучее здоровье.

У него привлекательная внешность, которая внушает симпатию. Чувствуется, что его некогда прекрасная душа еще не окончательно загублена тлетворной средой и мучает его угрызениями совести, но он начисто лишен воли, чтобы бороться с собой.

Как-то раз он посетил нас в домике, где мы поселились. Зная, что там будет женщина, он оделся в парадную форму. Пришедший с ним Облен был в одной рубашке без пиджака, поскольку стояла страшная жара, и посмеивался над изысканными манерами приятеля.

Несмотря на простоту нашего жилища, мы приняли их как положено, то есть с учтивостью и сердечным радушием. Вуарон держался, как подобает светскому человеку. Мы говорили о книгах, писателях, произведениях искусства и вспоминали Францию. Бедняга преобразился. Его лицо озарилось светом, видимо, впервые проникшим в потемки его души, которую он привык держать на замке, опасаясь насмешек своего грубого недалекого окружения.

Тем временем Облен, встав на четвереньки, катал верхом мою дочурку.

Мы выпили перно, настоящего перно, привезенного мной из Массауа. Мне хотелось как следует попотчевать этого некоронованного монарха, который столько лет властвовал в забытых богом гарнизонах над колониальными котелками. Вино, от которого он отвык, ударило Вуарону в голову, и он потерял над собой контроль. Вся грязь, скопившаяся за пятнадцать лет службы, поднялась со дна его души и захлестнула последние проблески человеческой личности: на смену светскому человеку явилось грубое животное в мундире младшего офицера с мутными глазами алкоголика. Это было удручающее зрелище.

Облен же ничуть не изменился, разве что еще сильнее побагровел. Он похлопывал приятеля по плечу и весело говорил:

— Ну что, старина Шарль, вот это жизнь, когда опрокинешь стаканчик перно! Вы не смотрите, что он ведет себя как барон, когда на душе хреново. Стоит ему выпить, как он снова — свой в доску парень, шутник и весельчак…

Мне невыразимо жаль лейтенанта с землистым цветом лица. Это человек, которого засасывает трясина: только рука, белая тонкая рука с кольцом еще виднеется на поверхности, судорожно моля о помощи, но вот болотная тина смыкается и над ней…

В Обоке я узнал, что двадцать пять сомалийцев сбежали с судна, которое везло их во Францию, и были схвачены на итальянской территории. Капитану Бенуа поручено отправиться за ними. Капитана беспокоит столь опасное предприятие. Конечно, пятьдесят вооруженных солдат легко могут доставить под конвоем двадцать пять голодных изнуренных людей, но эти солдаты — тоже сомалийцы, и двое белых европейцев — лейтенант и сержант — рискуют оказаться с семьюдесятью пятью чернокожими среди чуждой им пустыни.

С тех пор как Бенуа обосновался в Обоке, он не покидал пределов своего огорода. Однако у губернатора Джибути имеется объемистая папка с содержательными докладами, которые он вдохновенно сочиняет по утрам, лежа в кровати. Все они начинаются одной и той же фразой: «Я только что вернулся из поездки по такому-то району и т. д.».

И, вдыхая аромат приготовленного слугой горячего шоколада, капитан составляет в точных и ясных выражениях свой каждодневный отчет, не забывая приложить к нему подробные чертежи и карты. Естественно, благодаря подобному знанию местности он удостоился чести отправиться за пленниками на границу Эритреи, на север, за двести километров от Обока, в безводный нищий край, населенный враждебно настроенными кочевниками. Но человеку, совершающему каждое утро сорокакилометровые рейды, это путешествие должно показаться приятной прогулкой.

Однако накануне отъезда у капитана начинается приступ лихорадки, который приковывает его к постели.

Облен хромает, обмотав ногу тряпками. В строю остается один Вуарон. Он с радостью принимает на себя командование отрядом.

Сержант Монсакре готов его сопровождать. Отъезд назначен на три часа ночи. Часть солдат останется с капитаном Бенуа для обеспечения безопасности. Производится тщательный отбор людей, принадлежащих к тому же племени, что беглецы. Их оставляют в Обоке, чтобы тем самым уменьшить вероятность бунта в пути.

Вуарон решил взять с собой только двадцать пять человек, хотя, по его словам, было бы достаточно и половины. Они с Монсакре давние знакомые, вместе воевали и могут положиться друг на друга.

Вечером отправляются в путь верблюды, нагруженные питьевой водой, чтобы удовлетворять нужды отряда.

Во второй половине дня ко мне заходит Вуарон в приподнятом настроении: он рад вырваться за пределы своего мрачного гарнизона, к которому приковал его осторожный капитан. Я даю ему указания относительно местонахождения воды и несколько полезных советов. Уходя, он говорит: