–Все же зачем тебе это нужно? – недоуменно поинтересовался Борис. – Если ты думаешь исправить мир, опубликовав свои записки и переделать порядок вещей, то это – вряд ли.
– Нет-нет, ну что ты, какая там переделка мира, я же не революционер! Я исследую чужой опыт, препарирую его и описываю, как антрополог. Это будут «Антропологические записки», для хорошего журнала, который, еще начиная с 20-х годов ХХ века, публикует эксклюзивы путешественников.
– Ну, хорошо…Я скажу, исходя из беглых наблюдений. Это только мое мнение, оно может быть субъективистским. По морям я, как ты знаешь, походил немало и чего только не повидал! Зачем нам нужны проститутки?– он закурил китайскую сигарету «Шуанши» (это был период, когда в ресторанах можно было курить, что придавало выпитой чашке эспрессо огромное наслаждение). Борис впал в такое раздумье, как будто решал вопрос: зачем отдавать японцам Курилы? – Скажу так: процентов 70-80 мужиков просто хотят снять сексуальное напряжение и не заморачиваются, где и с кем провести ночь, подавляющему большинству это абсолютно не важно. А вот 20 процентов – эти ребята посложнее устроены, у них не все так примитивно с мозгами. Принцип Парето: 20 на 80, так всегда было. 20 процентам, действительно, нужно что-то необычное – во внешности, в поведении партнерши, то, что может вызвать сильные чувства, пусть даже противоречивые и опустошающие, иногда – страсть. Необычная женщина – это как особый бонус, это яркий символ мужского успеха. У всех обычная девчонка, продавщица из владивостокского магазина. А у меня вот такая, не зря ходил походами! И если уж совсем повезет, то можно встретить любовь с продолжением. Любовь не исключается. Возможно, тебя удивит мой вывод.
– Но разве любовь возможна? Любовь к женщине легкого поведения? – сопротивлялась Марина.
– Почему бы и нет?! – спокойно сказал Борис. Но не понятно было, говорил ли он это всерьез или это была глубоко спрятанная ирония. – Юстиниан влюбился в бывшую гетеру Феодору, и она стала сопровительницей государства. Иисус Христос, любя, наставлял на путь истинный великую грешницу Марию Магдалину. Перикл обожал танцовщицу с сомнительным прошлым Аспазию. Американский морской офицер Пинкертон полюбил японскую гейшу мадам Баттерфляй, великий адмирал Нельсон, создатель лучшего флота в мире был без ума от ветреной куртизанки леди Гамильтон…
– Ух ты! – только и смогла ответить Марина.
…Марина прилетела в Паттаю, аэропорт Утапайя глубокой ночью. И в 4 часа ночи, совсем уставшая от почти 15-часового перелета, ехала по городу в сторону отеля. В сумрачном свете южного раннего рассвета все казалось убогим и нищим. Такое ощущение, что все это добро – отели, магазины, лавки – наскоро слепили, понарошку, как папье-маше, лишь бы только поселить в эти смешные домишки не очень требовательных туристов. Они все перетерпят, потому что рядом – море.
Рисепшен ее отеля, который больше напоминал приют для бездомных, находился на улице – это был просто узкий стол, за ним сидел неприятной внешности человек и отмечал что-то в большой книге. Ключи доставал снизу, из ящичка, который с большим трудом открывал. В полутенях ночи Марина не поняла, к какому полу принадлежал портье, служащий отеля. Он (она) был высоковат, с ярко накрашенными губами, он (она) обладал одной грудью (позже выяснилось, что на вторую грудь трансвеститу просто не хватило денег) и это существо говорило густым мрачным басом. Такого странного портье или рисепшиониста Марина не видела никогда в жизни. Скорее всего, это было все-таки «оно».
Ее номер был маленьким, неуютным и в нем дурно пахло. Простыни были синевато-белого цвета, они были какими-то синюшными. На маленьком окошке была установлена решетка. Самым красивым в номере было большое зеркало, обрамленное нарядным узором из темного дерева. С зеркалом Марина решила поздороваться, чтоб оказать ему уважение. Затем она легла спать и провалилась в липкий сон, в котором постоянно куда-то ехала. Но выспалась она, как ни странно, отменно, голова была свежей. Может быть, от морского бриза, наполненного кислородом. Настроение улучшилось, и девушка даже сказала, подойдя к помпезному зеркалу: «Sawasdee, Siam!» С тайского это переводилось: «Привет, Сиам!» Кроме того, это было название ее более чем скромного отеля.
В дверь номера постучали. «Войдите!»– бодро сказала Марина на английском. В номер вплыл тот самый ночной портье, с одной грудью, с противно красными губами и с чашкой кофе в руках. «Это ваш кофе, мадам! Вы опоздали на завтрак!» – сказал он басом, кокетливо улыбаясь. «Спасибо!»– выдавила из себя Марина. Чашку было даже некуда поставить, и оно поставило ее на телевизор. Марина изо всех сил, из человеколюбия старалась скрыть неприязнь к этому существу, к этой «полной ошибке природы». Чаевые она ему (ей) не дала. Существо, кокетливо вихляя задиком, выплыло из комнаты.
«Из принципа буду жить в этой третьеразрядной дыре, чтобы понять, по крайней мере, как здесь выжить…» Марина надела красивый яркий сарафан и вышла погулять на улицу. У так называемой рецепции стояла группа индусов, женщин в цветочных ярких сари, с многочисленными браслетами на руках. Мужчины были одеты в деловые костюмы. Женщины-индуски довольно мило беседовали с бесполым портье, он перебирал их браслетики-кольца и заискивающе восхищался ими. Женщины одобряли его интерес. Марина поняла: этот отельчик был своего рода хостелом для командировочных индусов. Но ведь и она приехала наполовину за счет редакции, и тоже от не очень богатых хозяев.
Первая же прогулка по городу ввергла Марину в печаль. Море, которое было совсем под боком, оказалось грязным, в нем никто не купался. Банановая кожура, обертки бумаги, бычки сигарет валялись повсюду, судя по всему, их никто и не собирался прибирать. И тут же, прямо у проезжей части тайцы жарили жирные куски мяса, делали гриль, варили какие-то тощие сосиски. Есть их надо было тоже на ходу, утопая в клубах пыли от проезжающего транспорта. На вещевых базарчиках продавали невзрачное тряпье. Впрочем, все это было мелочью по сравнению с тем, чем здесь занимались люди и что они вкладывали в такое понятие, как «смысл бытия».
Европейские мужчины, как правило, средних лет вели за ручки молоденьких девушек – таек. Эти девочки с развратными, неаккуратно накрашенными лицами были скорее детьми, чем женщинами. Они и одеты были как дети: кофточки с валанчиками, короткие юбчонки, ни грамма косметики. По их похотливым улыбочкам было ясно, чем они занимаются с мужчинами наедине. В этих неоформившихся и нераскрытых для любви цветках-бутонах пока еще не было ничего по-настоящему женского и женственного: ни загадочности, ни скромности, ни романтизма, ни своего стиля. И по типу мышления, и по поведению они были обычными дешевыми проститутками. Девочки-дети гордились своей похотливостью, считали это проявлением взрослости и хитрости. Я видела, как дед-европеец лет восьмидесяти тащил за руки четырнадцатилетнюю нимфетку. Эта девчонка как будто бы сопротивлялась, якобы не хотела идти за старцем. Она хитренько улыбалась, мол, я-то знаю, как поступить и все равно шла за ним, слегка пританцовывая. Она указывала деду на какие-то игрушки – и он ей их покупал. Эта девчонка должна была любить парнишку своего возраста … И старец, и нимфетка с гнусной улыбочкой (мол, «а почему бы мне не поиграть его мужскими штучками?!») были омерзительны. Разве можно после таких занятий спасти ее душу?
Паттайя представляла собой огромный рынок проституции во всех ее обличьях. Наверное, живет на свете такой социолог, который сделал классификацию проституции и объяснил это социальное явление. Может быть, даже он живет в Патттае. Почему же Маринина редакция не организовала ей встречу с ним, теперь приходится отдуваться за все самой. Марина попыталась провести поверхностные бытовые наблюдения, записывая все в дневник по вечерам.
Первый разряд проституток, которых Марина выделила, – это молоденькие нимфетки, глупенькие и наивные, но твердо знающие одно – с клиента надо взять двойную таксу «за молодость». С ними было не о чем говорить – они и школ не кончали.