Об этом нетрудно было догадаться после того, как от неё перестали приходить письма. Привычка ясно оценивать обстановку и анализировать свои и чужие поступки помогла ему и на этот раз преодолеть могучую силу тяготения любви. Лючия была по-своему права. Бурный роман с известным путешественником и натуралистом был для неё не более чем подарком судьбы, завершающим молодость ослепительной вспышкой страсти, романтическим приключением с романтичной личностью, не более того.

Сознавая всё это, Маклай удивлялся своей наивности и утрате трезвости мысли (амок, но только в слабой форме) под влиянием чувства, нет, слепой страсти к Лючии. Словно был или остаётся какой-либо шанс оставаться им вместе на всю жизнь. Да и сколько лет или даже месяцев жизни ему осталось? Возможно, очень немного. Экспедиция обещает быть тяжёлой и опасной.

В дремучие джунгли центральной части Малакки путешественники предпочитают не углубляться. Горные кряжи, бурные реки, тигры и змеи, тропические болезни, неизученные племена (ради которых он предпринимает свой поход), шайки разбойников...

Пришлось составлять очередное завещание — сорок третье по счёту. Вот выдержка из него, документа, достаточно характерного для Миклухо-Маклая:

«1) Я завещаю его сиятельству князю Александру Мещёрскому, в С.-Петербурге, все мои книги, рукописи, рисунки, чертежи, заметки и пр. В память дружбы.

2) Музею антропологии Имп. Академии Наук в С.-Петербурге мою коллекцию черепов.

3) Имп. Русскому географическому обществу в С.-Петербурге мои антропологические, этнологические и зоологические коллекции...

4) Моему маленькому слуге, папуасу, по имени Ахмат, тысячу рублей серебром...

Я постараюсь принять необходимые меры для того, чтобы моя голова была сохранена и переслана г-ну Анкерсмиту, которого прошу направить в музей антропологии Имп. Академии Наук в С.-Петербурге, каковому я её завещаю.

Как только моя смерть будет установлена, я прошу г. Анкерсмита собрать по этому поводу все обстоятельства и подробности, которые он сможет получить, и их сообщить г. Секретарю Имп. Русского географического общества...

5) Я называю и назначаю полной наследницей всего моего имущества, владений и прав, которые не упомянуты выше в этом завещании, Ольгу Миклухо-Маклай, мою сестру, проживающую в России...»

Составлено в Батавии, 20 ноября 1874 года.

К концу того же месяца учёный уже был принят в Йохоре во дворце махараджи, местного владыки. Устроили его комфортно, приняли очень любезно и, главное, снабдили рекомендательными письмами. Теперь он стал важным господином, которому все подданные махараджи должны оказывать содействие.

Целью его путешествия было загадочное племя оран-утан (лесных людей), обитающее в дебрях Малаккского полуострова. Об этих людях имелись самые фантастические сведения: будто бы у них огромные уши и ступни ног, клыки или даже хвост. По другим сведениям они похожи на негров, не имеют постоянных жилищ и питаются всем тем, что могут найти; вовсе не употребляют соли, а от пищи, которую едят малайцы, умирают. Впрочем, сравнительно быстро выяснилось, что под именем оран-утан подразумевают много разных племён, а то и крупных обезьян. Во всей этой неразберихе следовало разобраться.

Начав маршрут в середине декабря, Николай Николаевич быстро убедился, что наиболее целесообразно продвигаться по рекам, ибо путь в джунглях вынуждает больше глядеть под ноги, чем осматривать окрестности.

Через несколько дней им встретилась группа кочующих оран-райет, которые за табак и рис согласились вернуться на оставленную стоянку. Когда их попросили поторопиться, они ускорили шаг, да так, что вскоре скрылись в лесу, продвигаясь по тропинке, усеянной ветками, колючками; с ними шли — столь же быстро и ловко — маленькие ребятишки.

Хижины представляли собой навесы, установленные на жердях — типа свайных построек. Сделано всё было самым небрежным образом: дырявый настил пола, отсутствие стен, корявая лестница с тремя-четырьмя перекладинами. Тем не менее детишки карабкались по этим лестницам как обезьянки, играли на дырявом полу на высоте около двух метров. При виде белого человека дети хмурились и начинали плакать, а собаки убегали с рычанием.

У этих людей, ведущих самый непритязательный образ жизни, тем не менее были примитивные музыкальные инструменты, песни, а также своеобразное духовое оружие — сумпитан. Изготавливают его из двух палок примерно двухметровой длины с тщательно выскобленной сердцевиной, связанных вместе и обмазанных смолой. Получается длинная трубка. Наконечник стрелы тщательно обрабатывают таким образом, чтобы он плотно входил в полость ствола.

Выдуваемая стрела летит на пятьдесят и более шагов. Умелый охотник почти без промаха попадает в небольшую цель, отдалённую на тридцать шагов. Маклай испытал это оружие и с третьего раза сумел поразить цель. При охоте на крупных животных наконечник стрелы смазывают специально приготовленным отваром из толчёной коры, соков некоторых растений и зубов ядовитой змеи.

Все эти сведения были интересны, но нисколько не приблизили исследователя к решению проблемы загадочных лесных племён. Представители оран-райет имели малайский облик. Похожими на них были и жители ближайших небольших поселений.

Выматывала дорога; мокрая тропа, порой залитая водой (в некоторых случаях — по пояс). Встречались следы слонов и тигров. Переходами через ручьи служили стволы деревьев. На одном из таких мостов Маклай поскользнулся, потерял равновесие и свалился в воду. К счастью, здесь было мелко, а то ведь он так и не научился плавать.

Время для экспедиции было выбрано неудачно: начался сезон дождей. Дороги были залиты водой, реки разлились. Пришлось двигаться вверх по реке на двух пирогах, борта которых находились почти на уровне воды из-за перегрузки. Равнинные реки были извилисты, разделялись на несколько проток. Путь перегораживали поваленные деревья. Приходилось или проплывать под такими стволами, ложась на дно лодок, или перетаскивать лодки поверху.

Встречались нередко племена оран-утан, однако все они не помнили свой родной язык (отдельные старики вспоминали только несколько слов) и говорили по-малайски. По внешнему облику эти люди в делом не сильно отличались от малайцев, хотя у некоторых были курчавые волосы, толстые губы, широкие носы. И всё-таки главные различия были в образе жизни, в культуре.

Путь был нелёгким. Местные жители, низкорослые и не очень физически крепкие, несли снаряжение, продукты, преодолевая лесные завалы, нередко по стволам поваленных деревьев. То и дело они жаловались на усталость, не желали двигаться дальше, а то и разбегались. Приходилось действовать уговорами и угрозами.

Запись в дневнике: «Нарисовал портрет начальника, рослого крепкого человека с добродушным выражением лица отчасти для того, чтобы нарисовать его жену, которая в действительности была гораздо миловиднее, чем нарисованный мною портрет. Она очень боялась меня или ревности мужа, который не спускал с неё глаз. Она имела прекрасные глаза, очень волнистые волосы и цвет кожи темнее других....

День не прошёл даром. Я начинаю убеждаться в необходимости принять примесь папуасской (?) крови, идею, к которой я относился критически».

На следующий день: «Около 20 минут пришлось идти по стволам поваленных деревьев, из которых многие были обгорелые, гнилые, скользкие, тонкие. Приходилось карабкаться, балансировать, прыгать, часто почти что падать и не смотреть по сторонам. Вошли в лес; тропинок много, но настоящих нет. Пришлось во многих местах прорубать чащу...»

Чем далее караван углублялся в джунгли, тем чаще попадались оран-утан с отдельными папуасскими признаками, главным образом — курчавыми волосами.

И в этих дремучих лесах не обошлось без искушения. В одном селении рисовал Мкаль — курчавую девочку лет тринадцати. Она была миловидна. Запись в дневнике: «Видя, что я часто смотрю на неё, она вовсе перестала бояться и также смотрела на меня, даже когда я кончил, не отходила от меня, очевидно, ей нравилось, что я обращаю на неё внимание. Вечером, когда я пишу, она сидит около и смотрит. Положительно здесь девочки рано становятся женщинами и имеют то превосходство над европейскими, что во всех отношениях натуральнее и откровеннее. Я почти убеждён, что если я ей скажу: «Пойдём со мною», заплачу за неё её родственникам — роман готов».