Из Горенду послышались удары в барум, возвещающие о начале празднества («ай») по случаю успешной охоты. Завыли трубы, засвистели другие музыкальные инструменты. Теперь уже они не казались режущими ухо. Привычка! Заснув под эту музыку, вскоре проснулся, когда луна уже стояла высоко. Ночной концерт продолжался.

Решил посетить праздник и стал собираться.

— Хозяин, можно я пойду с вами?

— Зачем?

— Всё-таки интересно. А чего тут одному делать?

Пошли вдвоём. Луну затянула кисея облаков. Зажгли фонарь и отправились в путь. Ульсон с непривычки то и дело спотыкался и даже несколько раз упал, проклиная ночь, лес, папуасов и праздник.

Когда подошли к площадке, где проходил праздник, Маклай замедлил шаг, потушил фонарь и приказал Ульсону молчать. На поляне горел большой костёр, обставленный палками, на которых были нанизаны куски свинины. Временами жир стекал на раскалённые уголья, и они вспыхивали, разбрызгивая искры.

Повсюду сидя, лёжа и стоя туземцы наслаждались обильной едой и столь же избыточной музыкой. Некоторые спали.

Маклай подал сигнал своим свистком. Музыка смолкла. Раздались приветственные возгласы и приглашения к пиршеству. Гости вошли в освещённый круг и расположились среди пирующих. Им преподнесли отменные куски мяса. Маклай от своей порции отказался, а Ульсон даже заурчал от удовольствия.

Замолкнувшая было музыка грянула с новой силой. В этом оркестре солистов каждый как будто старался оглушить своих партнёров. Воздействие такой музыки было так велико, что Маклай поспешил покинуть поляну, на которой продолжался праздничный концерт.

Заперев обе двери при помощи палок и верёвок, укрепив перед каждой пальмовую ветвь, как это делают папуасы, Маклай и Ульсон в полночь, загрузив шлюпку подарками, подняли якорь и направились на остров Били-Били, отстоящий примерно на пятнадцать миль от Гарагаси.

Береговой ветерок медленно потащил шлюпку. К рассвету он посвежел. От первых солнечных лучей зарозовели вершины гор. Резче обозначились глубокие долины. Взошло солнце, стало припекать. Ветер стих. Пришлось браться за вёсла.

Когда приблизились к острову, увидели вспененную прибрежную полосу: волны прибоя разбивались о коралловый риф. Где пристать?

На берег высыпала ватага туземцев. Они весело махали руками и бежали, показывая, куда направить шлюпку. Надо было обогнуть мысок. Открылся песчаный пляж и на высоком берегу среди пальм — крыши хижин. Перед деревней стояли на песке большие пироги с балансирами и настилами, где находились постройки. На таких суднах жители островов могут совершать многодневные плавания.

Когда подошли к берегу, туземцы бросились в море и подхватили шлюпку, быстро вытащив на сушу. Оставив Ульсона в лодке при вещах, Маклай отправился в деревню, сопровождаемый доброжелательной толпой. В деревне собралось едва ли не всё мужское население. Не видя женщин, гость обратился к своему хорошему знакомому и уважаемому человеку на Били-Били Каину:

— Женщины Гумбу, Горенду, Бонгу не прячутся от Маклая. Они получают подарки. Пусть женщины Били-Били придут сюда, и они получат подарки.

На зов мужчин из хижин вылезло несколько почти совершенно голых старух. Раздав им бусы и красные лоскуты, Маклай спросил, где все остальные женщины. Ему ответили, что они работают на плантации, которая находится на большой земле.

Раздав мужчинам табак, Маклай отправился по деревне. С буамбрамров удалось осмотреть и зарисовать несколько телумов, один из которых был оригинальным: изображал женщину.

С противоположной стороны острова открывался великолепный вид на море и возвышающуюся за ним горную гряду, где у вершин клубились облака.

Вернувшись под вечер в деревню. Маклай застал там женщин и девочек, вернувшихся с плантации. Нисколько не стесняясь, они принялись громко выпрашивать бусы и ленты, которые они видели у старух. Женщины Били-Били носили заметно больше украшений из раковин и собачьих зубов, чем жительницы в деревнях на материке, зато юбки у них были короче и воздушнее. Одежда девочек ограничивалась небольшой кисточкой спереди и более длинной сзади.

Когда Маклай сказал, что ему нравится на Били-Били и он может переехать сюда жить, его слова были встречены возгласами одобрения. Но пора было позаботиться о ночлеге: начался дождь и отправляться в такую погоду домой не имело смысла. Гостям предложили расположиться в постройке на большой пироге (катамаране), принадлежащей Каину.

Эта постройка напоминала небольшой дом длиной метра в два, а шириной — около четырёх-пяти, установленный поперёк катамарана. Мачта делила его на две половины. Стены были сделаны из расколотого бамбука, крыша — из сплетённых листьев саговой пальмы. Верхняя половина хижины и крыша были разборными. В помещении находились две лежанки. Всё было прилажено очень аккуратно и удобно. Возле мачты находился плоский ящик с землёй — для костра.

Пока гости размещали свои вещи в этом домике-каюте, Каин принёс большое деревянное блюдо с дымящимся саго и наскобленным кокосовым орехом. Дождь прекратился, и до наступления темноты можно было продолжить знакомство с островом и его обитателями.

Здесь не было условий для земледелия и охоты. Жители наладили производство горшков, которые идут, что называется, на экспорт. Этим ремеслом занимаются женщины. Почти у каждой хижины стоят ряды готовых или полуготовых горшков. Материалом служит тёмная глина, к которой подмешивают мелкий песок.

Для производственного процесса используют минимум орудий: две дощечки и два округлых камня. Сначала на дощечке выкладывают верхний ободок будущего изделия, оставляя его сушиться на солнце. Когда он отвердеет, к нему постепенно прилепляют по кускам материал стенок. Чтобы придать горшку правильную форму, женщина просовывает левую с округлым камнем в изделие, подставляя камень к внутренней поверхности стенки, а правой рукой ударяет по внешней поверхности стенки.

Готовые горшки сначала сушат на солнце, а потом обжигают. Для этого несколько рядов обкладывают хворостом и поджигают костёр. Ведь этот процесс был изобретён много тысяч лет назад людьми разных рас в различных уголках земного шара.

Наблюдая за группой женщин и девочек, изготовлявших горшки, Маклай обратил внимание на то, что изделия не имеют никаких украшений. Некоторые женщины, вокруг которых была масса ещё сырых горшков, бездельничали и болтали, не изъявляя никакого желания как-то украсить свои изделия.

— Почему вы не украшаете горшки? — спросил Маклай.

— Зачем это делать? — с недоумением ответила одна женщина.

— Это никому не нужно! — отозвалась другая и засмеялась.

Находившиеся здесь же два мальчика восприняли вопрос гостя всерьёз. Они стали прорисовывать с помощью заострённой палочки и своих ногтей декоративный орнамент на некоторых горшках.

Выходит, искусство своим появлением обязано воображению, вкусу, изобретательности и настойчивости мужчин? Папуасские женщины практичны и выполняют только те работы, которые необходимы в хозяйстве. Они даже не стремятся как можно лучше, оригинальней украсить себя. Музыкальные инструменты тоже изобрели мужчины, не допуская женщин к этим изделиям.

Вполне возможно, что главная причина равнодушия папуасок к такому «излишеству», каким представляется для них украшение различных изделий, заключается в том, что у мужчин остаётся больше свободного времени, чем у женщин. Но вряд ли дело только в этом. Мужчина по натуре своей более склонен к изобретательству, выдумкам, экспериментам, к новизне. Женщины более консервативны, как и подобает хранительницам семейного очага, занятым преимущественно домашним хозяйством.

...Обдумывая увиденное и сделав несколько заметок и зарисовок в полевом дневнике, Маклай прошёлся по небольшому, но живописному острову. Приятно удивило отсутствие любопытствующих людей. Никто не спрашивал, куда и зачем он направляется, никто не следил за ним — пришельцем с Луны, каждое действие которого загадочно.