Простите такое, может быть, неожиданное для Вас заявление, но Вам известно, что моё дело и цель моей жизни значительно связаны с интересами и благом туземцев Океании.
Поверьте, Ваше стремление «сеять зёрна человеколюбия» я ценю очень высоко, но Ваша мысль относительно этого предмета, по моему мнению, верна только в той части, где Вы говорите, что человек по своей природе, без учёта наций и рас, тянется к прекрасному и что, если такой тяги у него нет, это не закономерность, а в большинстве следствие обстоятельств; потому бескорыстное желание пробуждать во всяком человеке устремлённость к прекрасному не может не быть благородным. Но вместе с тем за прекрасное можно принять лишь целесообразное то, в чём мы чувствуем необходимость; либо оно нас совершенствует духовно, либо приносит иные пользы. Вы же, если я правильно Вас понял, видите идеал прекрасного в райских кущах, которые ничего целесообразного, а значит, и прекрасного в себе не содержат.
Что такое рай или, как Вы говорите, райские кущи? Судя по Библии — некая область, где царит вечное изобилие и нет положительно никакой надобности в созидательном труде. Но так ли это замечательно?
Кроме того, что безделье человеку противоестественно, оно для него в высшей степени губительно. Труд, когда его не превращают в средство насилия, — не тяжкая повинность, а жизненная потребность. Человеку он необходим так же, как пища, вода и воздух. Необходим потому, что мы созданы и хотим оставаться людьми; главная же отличительная особенность человека, выделяющая его из сообщества прочих животных, — разум, который без труда не может не только развиваться, но и существовать.
Всякий нормальный труд есть познание, деятельный поиск чего-то, в чём человек испытывает потребность. Нет нужды в деятельном поиске, следственно, не нужны и какие-то умственные усилия, а потому не нужен и человек с его способностью мыслить.
Труд породил, развивает и совершенствует разум; он же, разум, в свою очередь порождает труд, и это не прихоть его, а необходимость, вызванная не столько желаниями данного субъекта, сколько инстинктом самосохранения мозга. Если бы разум не был занят никаким целесообразным поиском, он оказался бы лишним и, без сомнения, погиб, так как природа сохраняет лишь целесообразное, необходимое для поддержания общей гармонии мироздания.
Но поговорим ещё о райских кущах. Что они нам обещают?
Оказывается, только роль сытого бездельника.
Следственно, человека за всю его праведность обещают поставить на путь деградации, то есть вернуть к тому периоду, когда он был жнецом, но не сеятелем. Этот возврат к дикости, а если смотреть дальше, то и возврат к животному образу жизни.
Грубо говоря, рай, если предположить, что он всё же существует, и рассматривать его с позиций материалиста, — это те «прекрасные» кущи, под сенью которых человека намерены превратить в скота.
Сколько я понимаю, другого утешения христианство и все иные религии никому не обещают. Так зачем же их насаждать? Чтобы вслед за миссионерами шли солдаты и разного рода колонисты, отнимающие у островитян последнее?
Это всё, что я хотел доказать Вам об этом предмете.
Всего Вам доброго и прошу извинить меня за скверный почерк — снова болят пальцы.
Амбоина, Бату-Гадья.
15.1.1874 г.
Ваш Маклай»
Таковы взгляды этого человека на жизнь, на труд и познание, на смысл человеческого бытия.
Письмо написано просто, искренне, честно. Стиль — это человек. Написано это в те времена, когда принято было считать труд проклятьем изгнанного из рая грешного человека.
Над мыслями, высказанными Маклаем, следует задуматься. Возможно, не всякому они будут близки и понятны теперь, когда в российском обществе, заражённом бациллой капитализма, стало распространяться представление об идеале существования при максимальном комфорте и минимальном труде. Таков уже проторённый многими странами путь к духовной и интеллектуальной деградации.
Идеал сытого буржуазного рая — путь прямиком в ад.
Это поняла корреспондентка исследователя. Встреча и беседы с Маклаем в райских кущах великолепного ботанического сада в Бейтензорге, а в довершение его письмо заставили её задуматься всерьёз. Она поняла и приняла его мысли.
Подлинное познание заключается не только в наморщивании лба, совершении логических операций, удовлетворении решённой задачей и уверенности, что удалось постичь всё, о чём шла речь.
Ну а дальше? Всё то, что и раньше? Но это допустимо лишь в тех случаях, когда не высказано ничего серьёзного, относящегося к мировоззрению, поиску смысла жизни, подобно приведённым выше высказываниям Миклухо-Маклая. Они резко изменили жизнь Кэтрин Шэффер. Она бросила Лютеранский институт Божьей Матери, уехала в Гаагу и поступила в университет на естественный факультет. Вернувшись на Яву, стала вести научную работу в ботаническом саду Бейтензорга. Более того, стала издавать газеты «Друг малайца» и выступать против колониальной политики, за что подвергалась репрессиям.
Её жизнь никак не походила на райское прозябание, а была исполнена стремлением к познанию и борьбы за свои убеждения, за справедливость. Она обрела смысл своего существования. Это — великое благо для человека разумного и совестливого. О других и говорить не стоит.
Подлинное познание есть труд. Подлинный труд есть познание. Двойная формула человеческого бытия.
Но такова лишь общая формулировка проблемы. Приняв её, надо разобраться: что такое подлинное познание? Что такое подлинный труд? И как сделать, чтобы они стали достоянием не отдельных выдающихся людей типа Миклухо-Маклая, а если не всех, то подавляющего большинства разумных обитателей Земли.
Не исключено, что для Маклая главным было не то, что приходится познавать (в зоологии, например, он был специалистом по губкам, а также занимался сравнительной анатомией мозга некоторых групп рыб). Главное — иметь определённую цель познания, предмет умственного труда.
Так было поначалу. Но со временем, всё больше увлекаясь антропологией и этнографией, он стал борцом за справедливость и человеческое достоинство.
Научные результаты путешествия Маклая на Папуа-Ковиай не слишком велики: первое, наиболее общее обследование неизвестного доселе горного озера с интересной фауной и обилием крокодилов; открытие пролива, не нанесённого на карты; антропологическое изучение горных папуасов и составление словаря диалектов побережья.
Однако он показал себя не только натуралистом, проявив благородство, силу духа, гуманизм. В экспедицию к горным папуасам, славящихся жестокостью и людоедством, отправился без вооружённого конвоя. Закончив путешествие, обратился к голландским властям с письмом, где описал тяжёлое положение жителей Папуа-Ковиай и предложил принять меры для восстановления здесь мира и спокойствия.
Он вновь обратил внимание на одну из очень важных и обычно непонимаемых закономерностей развития цивилизации: её прогрессивное развитие сопровождается целым рядом отрицательных явлений. Наиболее остро и явно это проявляется при контактах цивилизованных, более могущественных народов с представителями примитивных культур.
Миклухо-Маклай получил уникальную возможность сопоставить образ жизни и духовный уровень папуасов восточного побережья Новой Гвинеи (Берега Маклая), находящихся на стадии каменного века, с антропологически подобными им папуасами западного побережья (Папуа-Ковиай), давно уже знакомых с металлами, железом и железными орудиями, с одеждой, золотыми украшениями и огнестрельным оружием.
Сравнение оказалось далеко не в пользу тех, кто освоился с благами цивилизации и стал осуществлять право сильного. У них начались междоусобицы значительно более кровопролитные, чем прежде. Многие племена вынуждены были перейти к кочевому образу жизни (стать номадами). По словам Маклая:
«Недостаток пищи вследствие того, что они не обрабатывают плантаций и не имеют домашних животных, заставляет их постоянно скитаться из одной местности в другую то в поисках морских животных и для ловли рыбы, то чтобы бродить по лесам для сбора немногих плодов, листьев или корней. На вопрос при встрече: «Куда?» или «Откуда?» — я получал в Папуа-Ковиай ответ: «Ищу (или искал) чего-нибудь поесть». Этот стереотипный ответ очень хорошо характеризует образ жизни здешних жителей.
