Прилагая неимоверные усилия, он смог, опершись на руки, привстать и посмотреть назад – за спину. Там никого не было. Только прохладный ветер раскачивал травинки, пробивавшиеся в трещины гранитных ступеней, а в темнеющем небе зависли высокие облака. Глеб снова обернулся к реке и чуть не потерял сознание – на берегу спиной к нему сидел человек в костюме. Ему понадобилось некоторое время, чтобы понять, что этот человек и есть он. Он сидел на берегу Невы и одновременно видел самого себя со стороны. Не зная, как правильно поступить в этом случае, он просто стоял и смотрел.

Сколько прошло времени, так и осталось для него неизвестным, потому что необычное состояние внезапно было нарушено. Глеб ощутил невероятное давление на мозг – ментальные вихри, непрерывные потоки, ураганы разнообразных мыслей, чувств, бестелесных образов захлестнули все его существо. Одно из этих чувств выплыло на передний план, отодвинув на задворки сознания все остальные, и стало доминирующим. С минуту он «присматривался» к нему, пока не смог опознать со всей достоверностью. Это было чувство власти и силы. Глеб увидел его так ясно, как видел перед собой гладь реки.

Это новое состояние, в котором он сейчас пребывал, давало ему безграничные возможности. Глеб был готов действовать, у него даже наметился некий план. Однако что-то остановило его – он внезапно понял, что этот «план» несет в себе семена разрушения.

И в этот момент завибрировал его мобильный телефон – кто-то ему звонил.

В мгновение ока Глеб перенесся назад в свое тело, которое даже не вздрогнуло от такого события. Сразу же он обрел контроль над мышцами. Отработанным до автоматизма движением он достал из внутреннего кармана пиджака телефон и, увидев на определителе, что звонит Ника, нажал кнопку принятия вызова.

– Глеб, Глеб! Ты где?

– На берегу.

– На каком берегу?! Послушай! Это невозможно! Это… это... – она почти кричала от волнения.

Глеб успокаивающе проговорил:

– Подожди, подожди, не торопись, Ника. Что произошло?

– Я не могу… не могу по телефону… нам нужно встретиться! Срочно! – она сделала паузу и неуверенным голосом, уже потише, позвала: – …Глеб?

– Да.

– Это ты?

– Ну конечно.

– Точно – ты?

– Хммм...

– А… а ты там один?

– Нет, – ответил Глеб, – нас тут двое. Я и… я.

Его начал немного нервировать этот разговор. К тому же он был уверен, что только что с ним тоже произошло нечто очень удивительное, и этому «нечто» тоже следовало бы уделить хоть какое-то внимание.

– Какие двое? Ты что там, головой стукнулся? Нам нужно срочно встретиться! – Ника, казалось, была на грани нервного срыва.

– Что произошло? С тобой все в порядке? Ты можешь мне внятно изложить? – Глеб уже начал беспокоиться.

– Со мной все нормально, но кое с кем далеко не все хорошо.

– Кое с кем?!... Хорошо-хорошо, скоро буду.

Глеб бросил последний взгляд на темную массу речного потока и, остановив проезжающее мимо такси, поспешил на встречу с Никой. Всю дорогу до места, где они уговорились встретиться, пожилой таксист болтал без умолку.

Глеб вошел в маленькое кафе, секунду осматривал зал в поисках Ники и увидел ее в дальнем углу. Перед нею уже стоял заказанный на них обоих ужин.

– И что случилось? – спросил Глеб, усевшись на неудобный железный стул с прямой спинкой. – Тебя укусила собака? Или ты ее укусила?

Ника погрозила ему кулаком:

– Не смешно. Мои сны…

– Что с ними произошло? – слова Ники заставили Глеба мысленно покачать головой.

После своих собственных непонятных снов он начал читать все подряд на эту тему. Среди потока всевозможных книг и брошюр о снах и сновидениях, ему попалась и научно-популярные публикации о работе головного мозга, основной идеей которых было то, что сны не более чем продукт нашего подсознания. Именно возбуждение отдельных участков мозга заставляет вспыхивать хранящиеся в синапсах головного мозга образы нашего жизненного опыта, наши воспоминания.

Эти воспоминания, как пытался уверить себя Глеб, могут быть не только следствием пережитого опыта, но каким-то образом индуцироваться нашей генетической памятью, которая может хранить не только наш личный жизненный опыт, но и опыт наших предков. Причудливость и яркость снов, считал он, были продуктом многослойного наложения, интерференции этих воспоминаний.

Ника же убеждала Глеба, что те сны, которые она видит, имеют под собой вполне реальную основу и никак не соотносятся с ее жизненным опытом. К примеру, она рассказывала, что как-то раз во сне посетила дом своей родственницы, жившей в другом городе в доме, который она никогда не видела. Ника уверяла, что во время своего сна будто бы смогла разглядеть в подробностях почти все комнаты этого дома. Особенно поразила ее написанная маслом картина, одиноко висевшая между двух больших окон, выходящих в сад. На ней были изображены древнегреческие боги, восседавшие вокруг Зевса на горе Олимп.

Ника с серьезным лицом рассказывала, что, выбрав время, она специально поехала в тот город и нашла эту картину именно там, где видела во сне – висящей на стене, оклеенной голубыми обоями, в проеме между двух больших окон. Время от времени она рассказывала всевозможные невероятные истории о ее путешествиях во снах, каждый раз все более причудливые и фантастические.

Наконец, Глеб уже перестал различать, где правда, а где фантазии, и попросту махнул рукой на попытки это понять. Вот и в этот раз он был довольно скептически настроен

– Ты слишком веришь своим иллюзиям, Ника, так нельзя. Вот Наталья Бехтерева…

Ника нетерпеливо перебила Глеба:

– …ты мне сам говорил, что прочитал в одной из ее книг, что у Бехтеревой было в жизни четыре необычных сна, которые она называла «как будто не сны» или «странные сны». И, кроме того, ведь это же она рассказывала о встречах с призраками умерших людей…

– Да, но…

– А сам-то ты… взять хотя бы твои собственные сны о музыкантах эпохи барокко. Эх, ты, скептик!

Глеб пожал плечами:

– Ну хорошо, хорошо… Пусть так… ну, рассказывай.

– …ну, села я в электричку и поехала за город. Чтоб там, значит, в одиночестве побыть… Там есть одно место такое, да ты знаешь… Сосновый бор, мох кругом белый с голубоватым оттенком, на ощупь мягкий-мягкий, ручей веселый бежит, народу никого…. И сосны такие желтые с густыми темно-зелеными кронами, а между деревьями расстояние по десять метров, так что бор прозрачным кажется. А воздух… О-о-о! Не передать словами. Там одна сосна когда-то упала, так я в вывороте корней маленький костер сделала, дров на всю ночь наносила… Постелила я коврик туристический на землю, сижу, сумерки пришли. И стала я смотреть на огонь….

– И заснула незаметно, да?

– Ну… почти… Это был не сон, Глеб! Это было настоящее шаманское путешествие. Ты же знаешь, я немножко шаманка. – Ника усьлыбнула, но сразу посерьезнела. – Я сидела-сидела, глядела на огонь и – раз! Я уже там. Во сне или в иллюзии, не знаю, как назвать. Продолжаю сидеть и смотреть на огонь, и костер-то словно тот же самый! Нисколько не изменился. Хотя я знаю, что во сне оно так не бывает – если начнешь на что-то смотреть, понимаешь быстро, что этот предмет как бы и не настоящий…

– Как это – не настоящий?

– Ну как… С виду только настоящим кажется, а на самом деле он как на картонке нарисован – за ним ничего нет, ничего не ощущается. Полноты в нем нет, что ли… не знаю, как выразить… Я-то сразу поняла, что в сон попала, дай, думаю, похожу, погляжу, что там вокруг есть…

Глеб уже хотел добродушно посмеяться, но осекся: внезапно ему показалось, что перед ним сидит не Ника! Лицо сидевшей перед ним женщины изменилось до неузнаваемости – это была незнакомая дама средних лет с благородной осанкой и внимательным взглядом зеленых глаз. Глеб потряс головой, и наваждение рассеялось – перед ним снова была Ника, обеспокоенно спрашивающая:

– С тобой все в порядке?

– Да… спасибо… – он несколько раз глубоко вздохнул, стараясь втягивать воздух в область солнечного сплетения.