За его плечом возникает мамино лицо. Мама что-то шепчет ему на ухо и подталкивает кулаком в спину. Бусик недоуменно оглядывается, потом, возвращает на лицо свою наивную улыбку и делает шаг к нам.

– Крышку сними, – говорит сквозь зубы товарищ с платьем.

Тот, что с коробочкой, снимает крышку.

– Адон та уын сиахсы къаффеттæ! – говорит мама. – Райсут дзы, чызджытæ[15].

Бусик подходит по очереди к каждой девушке, протягивает ведерко, и девушки достают по конфете. Когда очередь доходит до меня, кажется, что в его глазах загорается пламя. Я вздрагиваю, чуть не уронив конфету, но тут же соображаю, что это просто еще одна вспышка. Бусик переходит к четырнадцатилетней кузине, потом к другим девушкам. Потом у него отнимают ведерко, и он вместе с товарищами сумбурно и скомканно дарит невесте платье. Ему в руки суют бархатную коробочку. Девушки включают камеры на телефонах. Бусик вынимает кольцо и надевает его на палец раскрасневшейся Илоне. Илона надевает ему кольцо в ответ. Это и есть вершина жизни?

– Все, ребята, – говорит мама. – Пойдемте отсюда, оставим невесту с девушками. Пойдемте, пойдемте. Вас ждут нуазæнтæ[16].

Жених и товарищи покидают комнату. Цветные платья окружают Илону.

– Покажи, покажи!

– Ничего себе!

– Бриллиантов карата на два!

– Эй, я еще не видела!

Когда шум вокруг кольца стихает, все переключаются на новое платье.

– В нем я буду вначале, – объясняет Илона. – Но поеду я, конечно, в разгæмттæ[17].

Мама зовет меня на кухню.

– Отнеси в комнату мужчин. – Она вручает мне тарелки с пахлавой и наполеоном.

Прежде чем выйти, замечаю на столе три пустых бокала рядом с откупоренной бутылкой Brentino – в каждом банкнота в пять тысяч рублей.

– Нехило они заплатили, – говорю я. – За дешевое-то итальянское винище.

– Эх, Зарина, – качает головой мама. – Не говори лишнего. Неси тарелки, и все.

За столом восемь мужчин. За старшего – мой отец. Осторожно расставляю тарелки. Уже на выходе слышу, как кто-то говорит Бусику:

– Так, ты в таможне работаешь?.. Что надо, чтобы машину из Грузии пригнать?

У Илоны застаю девичье общество за разговором о свадебной музыке.

– Слыхали? – говорит розовое платье. – У жениха будет петь Сухраб Будайчиты.

– Ой, я его не люблю, – стонет зеленое. – Слишком слащавый.

– Слащавый не слащавый, но знаешь, сколько он берет за одно выступление?

– Сколько?

– Около ста. Дороже его только Хадикова и Дзуцев.

– Хадикова столько за одну песню берет.

– Да ну, серьезно?

– А кто будет петь у вас?

– Ох! – отмахивается Илона.

– Ну, кто? Лагкуев?

– Нет.

– Габуева?

– Нет.

– Илурова?

– Нет.

– Ну, кто? Ну, скажи.

Илона сдается:

– Игорь Фидаров.

Становится очень тихо. Потом кто-то говорит:

– Ну и что такого? Он не так уж плох.

– Эй, а вы слышали про девушку, которая разделась на улице? – вдруг говорит бирюзовое платье.

– Это ужас! – отзывается розовое. – Надо же такой дурой быть!

– Говорят, она это на спор.

– И на что поспорила?

– На однокомнатную квартиру.

– Разве стоит однокомнатная квартира того, чтобы на тебя пальцем показывали? Теперь ей все равно придется уехать отсюда. Житья не дадут.

– Самое ужасное, – печалится четырнадцатилетняя кузина, – что и на ней кто-нибудь женится.

– Да нет. Осетин не женится.

– Женится-женится. И не на таких нынешние парни женятся.

Я разворачиваю конфету. Зеленое платье оборачивается на шорох фольги.

– Ты что! Ее нельзя есть сегодня!

– Почему?

– Ее нужно положить под подушку, – объясняет коралловое платье. – Тогда во сне ты увидишь суженого.

– Отлично, – говорю я и забрасываю конфету в рот. – Мне и без этого кошмаров хватает.

– Эх, Зарина, – вздыхает Илона.

Выходим от Арлеты и Феликса в половине первого ночи.

– Ты пил? – спрашивает мама.

– Компот, – отвечает отец. – А эти молодые хорошо накатили, хоть и за рулем.

– Безответственно. Заря, садись спереди.

Я берусь за ручку дверцы и тут же отпускаю ее.

– Вот так, – усмехается отец. – Уже забыла, с какой стороны у меня руль.

Смущенно обхожу машину и сажусь на пассажирское кресло слева. В дороге отец вдруг произносит:

– Не нравится мне это.

– Что именно? – спрашивает мама.

– Бусик этот. Не хочу наговаривать. Может быть, он сам и хороший человек. Но вот один из его друзей весь вечер делал вид, будто не знаком со мной.

– Ты мог обознаться.

– Что бы там ни говорили, мы иногда запоминаем пациентов в лицо. Особенно если они приходят не раз.

У друзей родителей Стеллы была однокомнатная квартира на «Баррикадной», и они сдали нам ее по щадящей цене. Их больше волновало, что в квартире «не будет бардака», чем сколько они заработают.

Стелла готовилась к вступительным экзаменам в аспирантуру, а я искала работу.

Я откликалась на пятьдесят вакансий в день и ходила на два собеседования в неделю. Каждый раз, когда я отвечала по телефону на очередное родительское «Ну как успехи?», уверенности, что я что-то найду, становилось все меньше. Хуже всего было, когда мама говорила:

– Ты не отчаивайся. Спокойно ищи работу. Если закончатся деньги, мы еще пришлем.

Страшно было вернуться неудачницей, еще страшнее – уехать, чтобы остаться нахлебницей.

Через месяц меня взяли менеджером по снабжению в компанию с названием «Нарвал Трейд». Им нужен был человек с экономическим образованием и свободным немецким. Девушка, проводившая собеседование, кроме прочего, спросила:

– Что означает слово «нарвал» в нашем названии?

– Дельфина с бивнем?

– Отлично. Большинство отвечает, что это глагол.

Компания закупала в Германии электродвигатели, гидравлику, пневматику и прочее оборудование, в котором я ничего не понимала. Моим делом было отыскивать в Интернете лучшие предложения и потом договариваться с поставщиками.

Кроме меня в отделе работала девушка по имени Оля. Первую пару недель мы почти не общались, и я произнесла куда больше слов по-немецки, чем по-русски. Потом Оля спросила:

– Зарина, а вы откуда?

– Из Владикавказа.

– Это где Владивосток?

– Нет, это Северная Осетия.

– Я тоже с севера.

Оля год назад приехала из Сургута. Она жила одна и встречалась одновременно с тремя парнями, которые не догадывались друг о друге. Календарь в ее телефоне был полон напоминаний на месяц вперед.

– Чем больше лотерейных билетов, тем больше шансов на джекпот, – объяснила она.

– Что ты называешь джекпотом?

– Как что?

Однажды она похвасталась:

– На этой неделе я иду на три концерта. В пятницу Iowa, в субботу Zaz и в воскресенье Soulfly.

– Ничего себе винегрет, – сказала я.

– Ой, ладно. Вкусы женщины определяет мужчина.

Иногда она задавала вопросы об Осетии: «А у вас растут финики?» или «А у вас бывает добрачный секс?» или «У вас все очень богатые, да?» Я каждый раз замирала, прежде чем ответить. Все надеялась, что она шутит.

Я узнала от Оли, что лучше встречаться с парнем из дальнего региона, чем с жителем Подмосковья.

– Подмосковному слишком близко до Москвы, чтобы переезжать. Он еще тебя в свое Щелково какое-нибудь затащит. Так что будь осторожна. Хотя у вас, наверно, только за своих выходят. Или как?

Когда один из ее молодых людей предложил съехаться, она рассуждала вслух:

– Я же теперь, получается, с другими должна порвать. А ведь жить вместе это еще не значит пожениться. Хотя, с другой стороны, эти двое ничего лучше не предложили. Наверно, рискну.

Как-то она спросила:

– А с осетином стоит иметь дело? Ну, то есть встречаться.