И у Алёшки… Он знал, что Андрей сватал меня. На его глазах вырос до начальника всего района, видел. Переживал молча…
Хотя, что я плету: судьба другая! Кто я?.. Что я могу изменить?..
Говорят: «Кому что суждено». В такое времечко жить довелось…
А всё равно тягостно, вина какая-то на мне…
Барсик
Звонит мне сестра из Богородского и говорит:
– Помер у нас тут бомж, остался от него один котёнок, чёрный с белым. Может, привезу тебе, у меня-то уж три?
– Ну, привези, – отвечаю. – Скучно одной-то.
Она и привезла: как с концлагеря. Худющий – ужас! И грязный. Отмыла, расчесала я бедолагу. Понесла в туалет, сказала: тут писать, тут другое делать. Строго так распорядилась, а сама не особо верю, что в пользу. А, батюшки! Он так всё послушно и начал делать, как велела!.. А от бомжа! Я обомлела прямо…
…Хозяин звал его Душманом. А я стала называть Барсиком.
Спит и спит! Настолько, видать, настрадался при бомже-то. Отъедается. Но я слежу: постепенно чтоб… Тёпленькой водичкой пою. А он поест, попьёт и под ванну спрячется. Там коротает своё время, я не помеха его режиму.
Пришло время, стал он хоть куда. И мурлычит, и лижет меня.
Куда я, туда и он!..
Последнее время недомогала я, а тут ноги ещё! И гудят, и немеют…
И вдруг замечаю: силы ко мне возвращаются. Откуда? От него?! Приехала я в Богородское. Отец Дмитрий жалуется:
– Крысы одолели. Так много их, помоги найти хорошую кошку.
А где её такую найти? Чтоб против крыс! Не всякая…
…Когда засобиралась снова в Богородское, нечаянно подумала про Барсика. Он такой исполнительный! Попробую. А он уж вырос, мышей начал гонять вовсю.
…Несу его в сумке через плечо в Богородское. Замяукал жалобно. До конца я сумку распахнула, он на обочине сходил в туалет и опять – прыг на место, в сумку. Диву даюсь! Умница какой! Кому расскажи – не поверят, что у меня такой кот-товарищ!
Принесла его к батюшке и говорю Барсику моему:
– Вот теперь твой хозяин, послужи ему! Чтоб не стыдно было мне за тебя.
Говорю, а сама думаю: что калякаю, нашлась приказчица!..
В уме ли?
А Барсик сидит смирненько и внимательно смотрит на меня…
Безобидный такой!
Уехала я, а в Богородском началось!..
Батюшка звонит мне:
– Кого ты мне привезла? Дикого барса! Он таскает крыс мне прямо к кровати. Беседу провёл с ним, начал приносить к порогу! Со всего прихода несёт…
…Месяца два Барсик пробыл в Богородском. Лисы всех кошек поели, а его не тронули. Он сильнее их оказался!.. Как порядок навёл, я и забрала его опять к себе.
Белые сапожки
Как набралось у меня чуть поболее пяти тысяч, поехала в город на барахолку. Сапоги надо было купить к зиме самой, да внучке куртёшку какую. Большая уж, двенадцать скоро, а из одежонки ничего путного нет…
Присмотрела у одной сапоги. Беленькие такие, кожаные. Понравились мне. И совсем почти не одёванные. И просит вроде недорого. Сама-то, похоже, не от хорошей жизни продаёт. Видно, что не торгашка. Глаза грустные-грустные. Стала мерить я сапоги-то, а сумка мотается, мешает. А положить куда? Тут ещё жмутся рядом какие-то ребята, лет по пятнадцать…
– На, – говорю ей, – подержи сумку, там деньжат на трое твоих сапог! – и отдаю ей, неумёха.
А сама копошусь, копошусь… Левый сапог в подъёме малость жмёт… Носки на мне толстоватые… Так-то, может, ничего?.. «Возьму», – думаю.
Поднимаю голову, а её нет с моей сумкой-то. Как ветром сдунуло. Умыкнула мои денежки. Ах, батюшки! Туда-сюда… Ребята эти ржут надо мной!
…Всю дороженьку до дома сама не своя была. Неужто так как она можно поступать! Такая на вид своя, а воровка?!
Приехала домой. Вхожу в избу, а муж Алексей, жив был ещё, говорит:
– Что ж ты, голова, на рынок-то без денег поехала?
Смотрю, а мой кошелёк на столе лежит. Забыла его, так я торопилась. Показываю с глупым видом мужу сапоги, а он ничего понять не может. Пришла в себя, рассказала, как дело было.
И не по себе так! Это ведь я нагрешила, я сунула ей в руки пустую сумку, а сказала, что с деньгами. Она и соблазнилась… А не сунула бы… У неё глаза-то добрые… Как это всё вместе?.. Сильно опечалена она была, что-то прижало крепко её…
Алексей-то помалкивает мой. А пришедший Василий, шабёр напротив, в своей манере шутит:
– Катерина! Не прикидывайся овечкой. Жалеешь её. А она знаешь, как про тебя думает?
– Как? – спрашиваю.
– Матёрая ты, думает она, аферистка! А кто же? За так, вернее за старую холщовую, причём совершенно пустую сумку, получила сапоги! Добытчица ты! У тебя всё отработано было. Название этому – махинация!
Мне так не по себе, а он ещё тут…
Вытолкала его во двор, он только лыбится… Его-то спровадила, а сапожки стоят. Нарядные такие. Радоваться бы… Но… как укор.
Поеду, думаю, на рынок, отвезу сапоги ей, может, передумала продавать. Либо деньги отдам. Всякое в жизни бывает. Коль беда у неё – теперь ещё горше ей…
И у меня были денёчки… Чужое не брала, а не доведись кому такое…
…Два раза на рынок ездила. Нет её! И не видел её никто больше там. Спрашивала я. Как сквозь землю провалилась.
Неужто я её подвела под новую какую беду?..
Голубенький платочек
Как я с будущим моим мужем познакомилась? Обыкновенно.
Это была моя первая посевная после окончания техникума. В Усманке. Жила я тогда у бабы Зои. Вдвоём квартировали с девочкой зоотехником. Ещё моложе меня была, Варей звали. Баба Зоя так хорошо нас кормила! И приглядывала за нами, как за своими дочками.
Послали сына нашей хозяйки сеять пшеницу. Он трактористом был. Лёшей звать, год как из армии пришёл. Жил он с матерью в другой половине пятистенки. Думаю, дай-ка проверю, как у них там в поле дела. Самой всё хотелось видеть, знать, потрогать… Я как агроном – первая в ответе.
…Пришла на место-то, а они и не начинали сеять. Лёша – никакой, спит пьяный на мешках с семенами. Трактор по одну сторону дороги, сеялки – по другую. Две сеяльщицы истомились ждать, когда он проснётся. Не знаю, что делать. Ах, батюшки ты мои!.. За день надо засеять четырнадцать гектаров по норме. А тут клин в девятнадцать гектаров. И уже вторая половина дня! Попыталась разбудить Лёшу. Куда там…
– Что с ним случилось? – спрашиваю. – Вроде парень-то ничего…
– Девчонка его Зинка, – говорят, – связалась тут с одним приезжим, он узнал вот только сегодня…
Ситуация!
Мы в техникуме трактор немножко изучали, даже катались чуток. Взяла и завела. Не с первого раза. Я – в кабинку, бабы по моей команде – к сеялкам.
…Засеяли мы за ночь все девятнадцать гектаров! Я всё старалась в конце загона на поворотах поаккуратнее, чтоб огрехов не было, ровненько чтоб… И чтоб трактор, миленький, не заглох. Радость-то какая! Сама!
Лёша только под утро проснулся. Извиняться начал.
А я каждое утро потом на этот клин у дороги бегала: взойдёт пшеничка или нет? На седьмой день всходы появились. И огрехов особых нет. Чудо! Сеяла-то впервые, да ночью ещё…
Я про Лёшину пьянку никому не сказала. А то бы его выгнали с работы. А тут премию объявили в колхозе за самые хорошие посевы. Лёше дали первую. Он купил и подарил мне платок. Хороший такой, голубенький! Так мне нравился голубой цвет… И молодая, и всё моё ещё впереди!..
Никто ничего так и не узнал о нашей с ним посевной. Лёша потом часто мне помогал. Безотказным оказался.
И настало время, когда он пригласил меня в клубе на танец.
А потом впервые проводил до дома.
Варя смеялась:
– К себе домой провожает! Чудно!
…А в сентябре мы сыграли свадьбу, стали с Алёшей мужем и женой…
…Я на днях ездила в район. Не утерпела, попросила свернуть…
Сходила на свои первые поля и на этот клин тоже… Прошлась в бурьяне по пояс…
Вернулась к машине, а меня спрашивают:
– Ты что, бабуль?
