Я вся напружинилась, вцепилась пальцами в край стола… Вот-вот взорвусь, молодая!

А секретарь попыхтел-попыхтел беломориной своей вонючей, прокашлялся и… говорит, глухо так:

– Неужто у нас своей головы нет?

И на меня смотрит:

– Как, Мельникова, есть головы у нас?

– Есть, – говорит Михаил Кириллыч, – только тюрьмой пахнет…

А секретарь ему обыденно так:

– Коли посадят, отсидим. Хуже всех, что ли? Будем считать, что этот вопрос мы обкашляли и приняли решение.

Такого я никак не ожидала. Так вот просто!

…Решили мы засеять одну полосу, что вдоль дороги из района, которая на виду, кукурузой. А всё остальное – клеверами. Клевера на полях колхоза «Новая жизнь» всегда хорошие были.

Я нетерпеливая была. Напереживалась…

А колхоз за пятьдесят километров от райцентра. Никто и не узнал толком о нашем поступке.

Подошла пора уборки урожая. Все, кто посеял кукурузу, остались без кормов, а у нас такая удача! Соседи, которые с кукурузой связались, явились к нам с протянутой рукой.

– Удачливая ты, – похваливал меня потом Михаил Кириллыч, – повезло нам, что ты у нас такая! Нам стыдно было, мужикам, труса праздновать у тебя на глазах.

Шутил, конечно.

– А я какая? Никакая ещё… Я невысеянную кукурузу, семенную, всю на остатках показала, как есть. Ничего не думала.

К концу года районная балансовая комиссия заработала.

И возник вопрос: откуда у нас излишки кукурузы? Подсудное дело. Пришлось сознаться: куда денешься?

Лежу у хозяйки на печи. Простыла, грею пятки. А тут приходят и говорят:

– Вот, Кать, тебе комсомольский билет! Ты теперь комсомолка!

– Как так? – свесив ноги с печи, спрашиваю.

– А так! – отвечают ребята снизу. – Ты агроном наш, специалист – тебе надо!

А чуть позже, я ещё от простуды не избавилась, объявляют:

– Будешь нашим секретарём. Нам вожак нужен. Ты такая крепкая и разумная. Больше некому! Завтра будет комсомольское собрание.

– Да как же? Я не знаю, как это!

– Дело покажет как, – говорит наш партийный секретарь.

…И так помогло мне это в работе! Только комсомольцы и выручали. С песнями, прибаутками… За пять-девять километров в ночь приходили, на токах работали. Каждое зёрнышко берегли.

Наш колхоз передовой был. Так молодёжь гордилась этим!..

Приехал к нам Андрей Петрович, председатель из Михайловки, и говорит:

– Давай-ка к нам агрономом. У нас дел! Как раз для тебя.

С твоей-то энергией… Наше село не твоя деревенька Сухановка, районное… Опять же освобождается двухкомнатная квартира – считай, она твоя.

…Приехали, значит, мы к ним в Михайловку. Мне нравилось это село. Все трактористы – мужики хорошие, деловые. На полях порядок.

Пошли смотреть гараж, где трактора да комбайны стоят. А гараж этот в церкви разместили.

Я как зашла! Там гул, дым синий. Матерком мужики перебрасываются. У меня сразу с головой что-то… Как же это я смогу так? В церкви-то? Хоть и неверующая, комсомолка, а не по себе стало…

Вышли на улицу. И тут старушка какая-то, как привидение…

У стен красно-кирпичных… Смотрит… И лик у неё иконный… глядит на меня глазами моей давно умершей богомольной бабушки Прасковьи. И будто насквозь меня пронзает. Молча…

Андрей Петрович мне:

– Ты что? На тебе лица нет. Плохо со здоровьем?

А я ничего сказать не могу толком…

…Отказалась я тогда от предложения Андрея Петровича. Бог с ней, думаю, с квартирой. Поживём в однокомнатной.

…А теперь церковь Михаила Архангела восстановили. Красивая такая! И снаружи, и внутри! Народ потянулся отовсюду. И я помолиться прихожу. И у меня на душе благодать. Как хорошо-то, что я не согласилась тогда… Кто-то меня предостерёг…

Может, и живу долго поэтому?

Я теперь комсомольский вожак! Вокруг меня всё чаще молодняк. Все друг за дружку!

Наступили сроки сеять озимые. Мы всё по нормам высева развесили. Кому сколько надо ржи, на каждую сеялку раздали. И провели посевную.

А тут – нате вам! Ко мне с арестом. Будто мы засеяли сверх нормы, и теперь зерна не хватает. Моя вина, агронома! Начали разбираться, я стою на своём: всё по норме. Парни за меня: вместе, мол, развешивали зерно, тогда всех нас арестовывайте! Коллективный документ написали. Провели органы обыск. И нашли у нашего счетовода припрятанные мешки с зерном. Всё открылось. Счетовод получил по заслугам. А дружки-то остались, с которыми половину зерна он успел пропить…

Заведующий отделением, фамилия-то у него какая была – Молотов, стал сживать меня. Подсунул сначала такой мотоцикл, что я вся измучилась с ним на полях. На себе таскала.

Это бы ладно. Вижу, делает явные приписки в нарядах на вывоз навоза на поля, мёртвые души в нарядах… Сказала ему – как уж извивается: мол, замотался, то да сё… А сам втихую воюет против меня.

Когда мотоцикл стал совсем никакой, выделили мне лошадь.

Да такую норовистую! Несколько раз она меня сбрасывала. Лежала я без сознания. Я потом домой с полей приходила пешком, еле живая. Сказала директору о приписках, не выдержала. А об издевательстве с мотоциклом и лошадью – молчок, не говорю. Гордая была. Думаю, как-нибудь утрясётся.

А он мне:

– Бери моего Вороного, остальным я позанимаюсь. А то совсем убьёшься, с кем мне работать? С этими «молотобойцами»?

Оказывается, он видел творившееся безобразие. Терпел до какого-то им определённого момента.

А Вороной! Слов нет! Чёрный! Носочки белые и звёздочка на голове белая. Высокий такой. Когда подходила садиться, он сам приседал. Так мы сдружились! Я его и не привязывала. Сяду в седло, на пробу, ребята кнутом машут, а он ни с места, пока я знак не дам! Никогда сам в галоп не переходил. И ни разу не уронил меня.

Ревела я, когда уезжала работать в другое село. От людей такой доброты не видела.

Мама моя против была, чтоб я за Алёшу замуж выходила.

Тракторист всего-то.

А Андрей! С высшим образоанием, агроном! И умница! Заслал он сватов, а я ни в какую. Упёрлась!

Мать корила:

– Смотри, девка, против судьбы идёшь! Что с того, что твой Алёшка и высок, и голубоглаз? С лица воду не пить!

…Прошло столько уж лет!..

Мой Алёша как трактористом был, так им и остался. А Андрей стал мэром города, а потом и главой всего нашего района. Он у нас наполовину сельский, район-то. Когда перемены начались, Алёшке моему пахать нечего стало, слесарем в ЖКХ устроился. Потом попивать начал… Пошло сокращение…

Тут уж мама моя есть меня начала:

– Говорила тебе! Теперь вот близок локоток, да не укусишь!

Недосягаемая вершина, – это она про Андрея. – А твой-то даже в слесарях не удержался…

А мне беспокойно как-то стало, не по себе. Уж больно богатеть быстро стали некоторые. И Андрей богатеньким стал, тоже так быстренько. Мой Алёшка-то попивает, вроде как ущербный какой стал. То почести, уважение – лучший механизатор района, а то – никто?..

…А тут сначала старшего сына мэра нашего убили, он весь в бизнесе был. И маслобойка у него, и пекарня, и землю всю по паям этим скупил. Стал на ней зерновые сеять. Но это ладно: на этой, его теперь, земле были когда-то нефтяниками закрыты буровые. А когда открыли их заново и принялись нефть качать, начали платить аренду ему за землю. Деньги задарма потекли вместе с нефтью… Много чего этот вёрткий его сын крутил. Докрутился вот…

А потом Андрея, главу нашего района, посадили.

Вот тебе и судьба.

Все злорадствовали по поводу Андрея. А мне жалко его было.

Тужила и об Алёшке, и об Андрее. Ведь оба какие были, а? Неиспорченные… Один красавец, другой умница. Комсомольским секретарём был. Родители его – чтоб чужое взять? Да никогда! А вот что получилось…

Вышла бы за Андрея, может, у всех судьба была бы другая?!