– Любишь представления? – девушка кивнула. – Так смотри.

Девушка хихикнула, а он пошел встречать прохожих. К слову, это были такие же, железнодорожники, как и он сам, а если точнее, два путейца-ремонтника.

– Здравья вам! – громко прошепелявил он.

– И ты здравствуй. Ну как поживаешь, все ли хорошо? – спросил первый, со снисхождением.

– Хорошо, хорошо… Вот подметаем, убираем!

– Тоже дело, а ты гляжу, теперь не один живешь, женился что ли? – ухмыльнулся первый, переглянувшись со вторым.

– А чего мне? Парень я молодой, сила есть! – и замер, уперев кулаки в бока, выпятив грудь и выставив правую ногу вперед.

– А жена-то, красивая поди и умная? – уже с откровенной издевкой предположил второй, заглядывая за стену из кустов.

В этот момент девушка, сидевшая у костра спиной к беседующим, закатилась истеричным смехом не поворачивая головы, после чего пара ремонтников, сменив издевательские улыбки, торопливо тронулись с места, часто косясь в ее строну. Путеец помахал им полурасслабленной рукой и крикнул вслед:

– А то зашли бы! Супу поедим, суп-то у нас нынче знатный!

Но ремонтники только ускорили шаг, переговариваясь вполголоса:

– Раньше вроде получше был, а теперь совсем…

Путеец еще постоял у дороги, время от времени вскидывая ладонь, предпринимая такие же корявые взмахи, таким образом отвечая на периодические оглядки коллег. Дождавшись, когда они исчезли за рядами столбов, снял шапку и, вернувшись, уселся на край тулупа. Девушка, все это время сдерживающая смех, теперь громко расхохоталась, но на этот раз искренне. А путеец скупо улыбался, иногда повторяя гримасы, с которыми встречал коллег. Выждав время и слегка отдышавшись, девушка вытерла проступившую смешную слезу и, продолжая качать головой, сняла с головы платок и, вздохнув, спросила:

– У тебя хобби такое? Что это за спектакль?

Тем временем путеец вновь набил трубку, взял из костра горящую ветку и, прикуривая, ответил, кажется намеренно стараясь не смотреть в лицо собеседницы:

– Этот, как ты сказала, «спектакль», напрочь отбивает желание дружить и ходить в гости, ведь они, как ты уже видела, у меня совсем другие. Есть еще и такой момент… Наши люди так интересно устроены, хотя допускаю что не только наши, но о других я ничего не знаю…Так вот наши заполняют свою духовную или интеллектуальную пустоту либо завистью, либо жалостью, при наличии оной, само собой. И если завидуют, то всем сердцем и по-настоящему жалея кого-то, так же используют всю силу своей души.

– Я что-то не очень понимаю…

– Поясняю. Вот смотри, допустим, возьмем зависть! – взмахнув рукой и сделав при этом глубокую затяжку, задумчиво начал путеец: – Ведь для того чтобы ее вызвать, не нужно обладать чем-то сверхъестественным. Допустим, есть у человека семья: жена, дети и все остальное, что к этому прилагается… кто-нибудь этого лишенный обязательно позавидует, абсолютно не принимая в расчет всех отрицательные стороны подобного существования, равно как и наоборот, человек в семейной жизни, как ему кажется, несчастный, позавидует холостяку. И испытывая это чувство не будет учитывать всех минусов его жизни и плюсов своей, принимая в расчет лишь свободу в принятии решений, не опираясь на мнение супруги. Вот хоть этих двоих взять, – указал мундштуком трубки вслед уже скрывшимся из виду коллегам. – И один, и другой своей собственной жизнью крайне недоволен и способен позавидовать всему, чему угодно, будь это богатый большой дом с красивым по их частному мнению фасадом и внутренним устройством, или просто новый молоток. Я же, зная подобную систему ценностей и опираясь на нее, показываю им то, что не в коем случае зависти не вызывает, а значит пробуждает только жалость.

– То есть, эти люди, видя умственную неполноценность, не могут испытывать ничего кроме жалости? Но они же издевались, какая же это жалость?

– Издевки – это просто попытка возвыситься в собственных глазах, но и признание вместе с тем собственной несостоятельности. Это выражение радости за то, что они не самые глупые люди на земле, а вот за этими комплексами кроется жалость, а там и рукой подать до сострадания, которое, как известно, облагораживает душу, равно как и зависть ее разлагает.

– Да, интересно. Ты даешь им почувствовать себя лучше, чем они есть, и они становятся лучше! – безотрывно смотря на мелкие лепестки пламени, произнесла девушка.

– Ну в некотором смысле, и ненадолго. Остальные, кого они видят каждый день, такой роскоши как наносной идиотизм или хотя бы скромность, себе позволить не могут, скорее наоборот, выпячивая свой достаток и мнимый успех, ухудшают положение вещей и приумножают ненависть и злобу.

– Скажи, значит ли это, что ты поставил на них крест, и они все равно обречены?

– Ну послушай, не хотелось бы так далеко смотреть. Все, о чем я говорил, значит лишь то, что лично я не знаю другого способа обратить их взор внутрь себя и увидеть там не только сожаление о несбывшихся мечтах, но и кое-что светлое и красивое. Нет, я напротив, в них очень верю! И еще я так веду себя не со всеми, а только с коллегами, мне необходима именно такая репутация. Так что это в не меньшей степени расчет, чем жертва.

– Значит, нет плохих людей? – кажется мимодумно и с сожалением спросила она.

– Я думаю, что нет… собственно, как и хороших.

– Что?! – повысила голос девушка, сдвинув брови.

– То самое. Если нет плохих, значит нет и хороших. Или у тебя другая система оценок – не дуальная?

Девушка только сжала губы и с негодованием отвернула лицо, когда вновь спросила, сделав такой вид, словно не слышала двух последних фраз.

– Ты знаешь, меня не покидает ощущение того, что ты знаешь подход к любому человеку еще до того, как ты его встретил. Наверное, это только мое собственное, но все же оно есть.

– Не сочти за высшую форму невежества – самонадеянность, но так оно и есть на самом деле, – на полтона тише обычного сказал путеец, коротко взглянув на вздрогнувшее плечо девушки. – Скажу больше, подобное знание доступно практически каждому. И для того чтобы его применить, всего-то навсего нужно искренне поставить чужие интересы выше своих собственных. И человек раскрывается как книга, только читай и думай, что со всем этим делать, это, так сказать, применение прикладной психологии в игровой форме. Практически как с детьми.

– Ничего себе легко, ведь все гордые, репутацией дорожат, а борьбу за собственные интересы с молоком матери впитали и отказаться от них все равно, что прожитые годы перечеркнуть! – возбужденно и громко выдала девушка.

– Я говорю только о способе. Но то, что ты имеешь в виду – так это повсеместно. Потому-то, может быть, как слепые и ходят, друг на друга смотрят, а видят только одежду и украшения. Бродят, чего-то ищут, а сами думают о том, что душа неощутима, а значит, не имеет ценности.

– Бесценна? – попыталась пошутить девушка.

– Неконвертируема скорее. Проще говоря, не подлежит обмену.

– Да, но есть же исключения, должны быть? – потягиваясь пробормотала она.

– Само собой, и немало, но это не ко мне, это в другое учреждение, в обоих смыслах, – путеец, расшевелил палкой тлеющую груду листьев до появления огня и, присев на корточки, продолжил, – ни в коем случае нельзя терять веру в человека, как бы преувеличенно символично это не звучало и, главное, это нужно сделать аксиомой. Я, к примеру, себе такой труд взял, где перед одним нужно покривляться, другого добрым словом приветить, а кому и выпить предложить, – хитро улыбнулся, глядя в глаза девушке.

– Мы кое-кого забыли, – тихо сказала девушка и, улыбнувшись, сбегала и принесла к костру Аркадия Гавриловича, уже более податливого, но все еще так же возмущенного.

Путеец, покачал осуждающе головой:

– Ну вот, такого воина мне развращаешь, поставь его на землю, – и погрозил пальцем, но уже глядя на кота, – а вы что, Аркадий Гаврилович, ведь взрослый кот (чуть было, не сказав «человек») и все на руки норовите залезть?