— Расскажи мне о нас.

— О нас двоих? — Баки задрал брови едва не до середины лба, собрав кожу складками, отчего стал похож на щенка шарпея.

— Троих.

Баки выставил тарелку с блинами на стол и достал из холодильника сметану.

— Даже не знаю, с чего начать, — признался он, облизав пальцы. — Пожалуй, самым главным у нас является то, что мы друг друга любим. Не просто делим кого-то одного на двоих и терпим третьего. А я люблю тебя и Стива. Обоих разом. Мне с вами хорошо. Понимаешь?

— А Стив? Он кажется таким… правильным.

— О, правильность и Стив — слова-синонимы. Если найдется на свете менее гибкий человек, абсолютно не умеющий пасовать и прогибаться, я отсосу у своей винтовки. Вот честно.

— И как же он… Как мы его убедили?

Баки выложил сметану в неглубокую миску-салатник и исподлобья на него посмотрел. С прищуром.

— С чего ты взял, что это не он нас завалил?

— Не знаю, — пожал плечами Брок. — Сложно сказать. Я… — он задумался, подбирая слова, — не знаю, как сейчас, но в двадцать пять я сразу мог оценить человека и почти никогда не ошибался. Стив отошел бы в сторону.

Баки усмехнулся и, сложив блин в несколько раз, макнул его в сметану.

— Чертовски верно, детка. Глаз-алмаз. Да только кто в своем уме откажется от одного охуенного мужика, если можно заграбастать обоих? А вообще у нас настолько сложная и неправдоподобная история отношений, что я совершенно не хочу убивать на нее полдня. Просто поверь, что у нас все хорошо.

— Только у вас один на двоих любовник, периодически впадающий то в детство, то в маразм, который лет через пять ни на что путное уже не сгодится, даже если вылечит текущую крышу.

— Ты опять, — вздохнул Баки и в два укуса прикончил блин. — Ешь. Тебе до разваливания еще лет пятьдесят, не переживай. Давай, в темпе, а то на матч опоздаем. Начало через час.

Брок, ничуть не удовлетворенный ответами, тем не менее, уловил, что большего ему пока не добиться.

Да и зачем, если он один фиг обо всем завтра забудет?

До поля, на котором должен был проходить матч, они не дошли. Вернее, они собрались, Броку даже удалось отстоять одиночество в ванной и уборной, подивиться низкой талии на мужских джинсах и тесным, как вторая кожа, футболкам, но у двери их застал телефонный звонок Стива.

— Никуда не уходите, — приказал он. — Я буду через пару часов.

— Стиви, — начал Баки, явно собираясь заверить его, что с драгоценным Броком ничего не случится под его приглядом, но тот перебил:

— Я не сучусь, это важно. Дождитесь меня.

Он отключился, и Смазливый Баки, вздохнув, спрятал телефон в карман, снял маскировку с руки и взглянул на Брока.

— Чем займемся?

То, что они окажутся в койке, было ясно с самого начала. Как только Брока перестала мучить вина за мнимую измену Стиву (ну, не вина, а страх проебать такого красавчика, положим), его стали мучить совсем другие чувства. Желание зудело под кожей, как будто он только выгрузился из транспорта, выбравшись из пустынного ада, и страстно, до темноты перед глазами хочет всего: горячей еды, в нормальный душ и трахаться. До одури, пока не перестанет стоять, а из головы и сердца не вытрахается вся та муть, что месяцами оседала там, как копоть.

Он сгреб Баки за блестящие патлы и впился в его сладкий капризный рот — какой идиот придумал делать киллерами таких красавчиков? Тот ответил сразу же, заводясь с полуоборота, вжал его в так и не открытую дверь, притираясь пахом, и застонал.

Сам Брок предпочитал хранить в койке мужественное молчание — на кой хуй давать мальчикам-однодневкам лишний повод для самодовольства? — но сейчас он был дома, хоть и не помнил об этом самом доме ни черта. С человеком, который пережил его беспамятство, не убавив ни в страстности, ни в хорошем к нему отношении.

То, что вчера они уже трахались, и наверняка Баки сейчас вспоминает, как раскладывал его, нетерпеливо-юного внутри и еще вполне ебабельного снаружи, только подстегивало. Брок тоже хотел помнить, хотел, как ничего и никогда. Каждый миг с ним, с ними. Хотелось не спать, не смыкать глаз, чтобы не потерять ни единого мгновения, не заставлять Стива грустно улыбаться каждое утро в ожидании очередной порции все тех же вопросов, настороженности, неверия, претензий и подозрений. Говеный характер не зависит от возраста, и их, его терпеливых любовников, он не доставал настолько, чтобы тихо сдать “дедулю” в хорошую частную клинику с зелеными лужайками и вежливым персоналом. Они долбались с ним изо дня в день, поджидая “хорошие дни”, когда он становился достаточно взрослым, чтобы можно было сделать вид, что все почти как раньше.

Они заслужили. И многочасовую еблю и все остальное.

И даже право называть его хоть жопой с ушами, не то что деткой. Может, он-старый тащится от этого “милого гейского прозвища”? Может, оно его возбуждает?

— Детка, — простонал Баки, прикусывая его шею, — пожалуйста, детка, скажи, что мы сейчас пойдем в спальню, разденемся, и ты позволишь мне тебя потрогать. Мою обожаемую жопу? Можно мне?

— Вчера я, судя по состоянию этой самой жопы, против не был.

— В восемнадцать ты все еще был пугливым зайкой, пытающимся казаться волком. А сейчас я в тебе чую мужика, который знает, чего хочет. У меня от тебя яйца поджимаются уже сейчас. Детка, пожалуйста…

— Чего детка-то? — Броку действительно было интересно.

— Началось как шутка, ты меня принцессой называл, я типа отомстил тебе. Так и прижилось.

— Ты же понимаешь, что зря дал мне карты в руки, принцесса?

— Да я тащусь от этого прозвища. Ты меня можешь звать как угодно.

Брок потянул его на себя, облапив твердую задницу, с наслаждением застонал, в голос, не отказывая себе в удовольствии, и Баки сорвало. Закинув Брока на плечо, как будто тот ничего не весил (киборг в действии, у кого еще яйца поджимались) он моментально взлетел на второй этаж, толкнул дверь спальни (совсем не той, в которой Брок проснулся) и уронил его на кровать.

— Черт, — запоздало сказал он, расстегивая на Броке джинсы, — детскую тебе показывать, пожалуй, не стоило.

— Что?

Брок осмотрелся по сторонам и будто попал в детство, о котором мечтал, но которого у него никогда не было. Машинки на радиоуправлении. Постеры с Кэпом. Постельное белье со Звездными Войнами и настоящий щит Капитана Америки, наверняка один к одному. Это не считая огромного телевизора и того, что он определил как игровую приставку, благо на ней было знакомо написано “Sony”. У Брока была такая и уже в довольно зрелом возрасте, когда он смог ее сам себе купить.

— Что это?

Баки со вздохом отлепился от его живота, который с восторгом вылизывал, и огляделся по сторонам.

— Твоя комната. Одна из. Мы ее называем “от восьми до пятнадцати”.

— Есть другие?

— Конечно. Моя любимая тридцать-пятьдесят. Там везде оружие, — он ухмыльнулся, но как-то невесело. — Эту тоже люблю, хоть ты в любом возрасте и делаешь меня в КС.

— КС?

— Контр Страйк. Игра такая.

— О, — Брок оглядел комнату, разрываясь между возбуждением и любопытством, но любопытство все же победило. — Кэп, — усмехнулся он, рассматривая постеры. — Тащился в детстве от комиксов с ним. Жаль, таких в природе не существует.

Лицо у Баки стало насмешливым, почти глумливым.

— Ты не представляешь себе, чего нам стоило найти пижаму, точно повторяющую его костюм, да еще твоего размера. Но в восемь ты закатил такую истерику, обнаружив себя старым, что мы отвлекали, как могли, благо, был тот редкий случай, когда мы со Стивом оба оказались дома.

— А щит?

— Сейчас полно магазинов с этим добром. Тут и фигурки есть, коллекционные. Как куклы, только очень похожие именно на него. Даже одежки там всякие меняются.

— Поспорю, что в пятнадцать мне нравилось его именно раздевать.

Баки стал задумчивым, будто решал, сказать или нет.

— Что? — тут же спросил Брок, поднимаясь. — Хочу посмотреть на этих куколок, наверняка по хроникам делали, а то в комиксах черти что было нарисовано.