Когда на улицах потеплело, город замер в странной экстатической лихорадке. Люди были излишне активными, кругом царило оживление – но напоминало оно горячечное возбуждение больного. Люди обменивались мелкими и малозначными репликами, отражающими только лишь их состояние глубокого внутреннего смятения, делились своими страшными снами и видениями. Нередко черные тени проносились за оконными проемами, и заунывные мелодии неведомых певцов взрезали черноту ночи. Мягкие крылья ужаса задели и нас – мой приятель слег с болезнью, а я в одиночестве занимался поисками неведомого. Я знал, что, судя по трещинам в земле, под нами залегает некая полость, в которую есть входы в нашем городе. Я думал, что в заброшенных домах, в тех же окраинных пещерах и в других скрытых местах могут внезапно обнаружиться тоннели, ведущие прямиком туда, где тайна окутывала все мраком. Однако осмотр некоторых мест, известных только мне, не дал ничего. Хотя я обнаружил следы пребывания некоторых странных личностей в самых разных местах – знаки, которые я мельком видел в книге, и значение которых не сулило ничего хорошего, были начерчены на стенах, и странные предметы лежали у остывающих очагов – в целом я никак не продвинулся в своем раследовании. Не раз я видел проходимцев, шпионящих за мной и не особо скрывающих свое занятие. В холодных глазах этих уродливых людей плескалась незамутненная ненависть, и я гадал, как далеко успела растянуться эта богомерзкая зараза. В своих странствиях я видел самых разных людей, то были как азиаты с невозмутимым выражением лица, так и лихорадочные поляки, буйные цыгане и самый разномастный сброд различных малых народностей. Многие лица, встречавшиеся мне, были отмечены печатью порока, некоторые несли в глазах знание о запретных мирах, которые кружатся в беспредельной пустоте и несут беды всем тем, кто хоть раз увидел их. Я не раз молил небо, чтобы эти некротические культы не успели прочно угнездиться в нашей земле, чтобы был хоть какой-то шанс на возрождение прежнего, тихого быта в нашем городке. Но время шло. Я нашел несколько пещер, ответвления в которых вроде соприкасались с теми гигантскими гротами, в которых бурлило и вскипало нежданное эхо давно забытого зла. И я собирался уже пробить каменные своды, оторые отделяли меня от разгадки самой будоражащей тайны в моей жизни – но нежданный случай спутал все карты.
Мой приятель переборол болезнь, которая, по его словам, более напоминала страшное, гротескное забвение – и принес мне некоторые сведения о положении дел в городе. Он сказал, что большая церемония, которая станет поворотным моментом в деятельности древних культов, пройдет через несколько дней, ночью – и сказал, что мы должны быть на этой церемонии. В ответ на мои робкие возражения К. покачал головой – и я увидел поистине стальную решимость в глазах этого физически слабого, но развитого духом человека. Мы подготовились к действу – в частности, нам удалось найти пару бесформенных балахонов, вполне похожих на те, что носили многие странные люди, которых я встретил за это время, также мы заучили некоторые мантры и приветственные слова из "Культа червей", которые потом часто снились мне в далеких кошмарах. Далее нам оставалось лишь ждать – и страшно представить, сколь мучительным было это ожидание.
В нужное время мы надели балахоны и двинулись в сторону сырых кварталов Фабрики. Темнело, зловещее предчувствие висело в воздухе. За нами вслед увязалось несколько таких же фигур в темных балахонах – и мы, копируя их движения, постарались пристроиться с ними рядом, понимая, что они лучше нас знают, куда нужно идти. Надо сказать, что я раньше практически не был в кварталах Фабрики, и теперь я с тихой грустью рассматривал невиданное запустение, которое царило здесь. Видно было, что церемония уже началась – в темных углах, у стен сидели сгорбленные фигуры, злобно смотря нам вслед, некоторые из них напевали про себя ту мелодию, что я слышал ранее в той расщелине. Повсюду слышалось только одно имя, стучащее подобно дроби, подобно падающим каплям нечестивого яда:
"Тзаггот. Тзаггот. Тзаггот".
Вся чернь в квартале была необычайно взбудоражена, из чего я заключил, что эта церемония поклонения, посвященная, судя по всему, неведомому Тзагготу, так или иначе, затрагивает весь район. Слово "Тзаггот" неприятно резало мне слух, словно имя это я уже где-то слышал. Вспомнился "Культ червей", но я так и не смог вспомнить, что же было связано в этой книге с данным именем. Забегая вперед, скажу, что мое неведение было спасительным. Мы продвигались к некому старинному дому, вычурно возвышающемуся над халупами и бараками рабочих. Шепот становился все неистовее. Я увидел краем глаза, как в экстатическом припадке забился какой-то дерганый азиат, стоявший недалеко от нас. Слово "Тзаггот" – висело в воздухе, и будто бы само бытие вторило эху этого нечестивого имени.
У старинного дома нас встретил высокий человек, чье лицо было скрыто маской. Глухим надтреснутым голосом, похожим на говор древнего старика, в котором, однако, преобладало много неясных, свистящих звуков, он пригласил нас следовать за собой. В подвале дома была вырыта огромная дыра, доски пола в месте этой дыры были выбиты и раскиданы некой неведомой силой, о которой я до сих пор не могу думать без содрогания. Возле дыры в беспорядке валялись черные мешки, в которых смутно угадывались очертания человеческих тел. К. едва не закашлялся от вони, висевшей в воздухе. Без тени смеха человек со старческим голосом пояснил, что это жертвы, уготованные Иному – так сказал он, и в этот момент мне стало казаться, что наш поход в самые недра земли, к неведомому, обречен на провал. Но пути назад не было. Мы вошли в дыру и пошли за нашим страшным проводником.
Мы долго блуждали по подземным коридорам, петляли в темноте, задыхались под узкими сводами. Наша процессия постепенно расширялась, из чего я мог заключить, что в этих подземных кавернах были и другие ответвления, из которых к нам присоединялись остальные сектанты. Судя по всему, под каменным плато, на котором был построен город, располагалась целая сеть подземных переходов, уходящих далеко за пределы города и глубоко под землю. Насколько глубоко – мне было сложно судить. Казалось, что на нас давит вся земная толща, какая только есть. Мы продолжали двигаться, сектанты, которые шли рядом с нами, достали чадящие факелы и масляные лампы. Про себя я отметил, что история этого культа, похоже, уходит корнями в давние времена, когда этот город был еще только небольшим рыбацким поселением.
Вскоре мы вышли в относительно широкую каверну, в которой я сумел более-менее оглядеть пространство. Увиденное поразило меня. Каверна расширялась книзу, туда, где каменный пол резко обрывался, открывая взору огромную бездну, стены которой не могли осветить даже десятки факелов, стоящие в жестяных скобах на стенах. Черный зев бездны манил неведомой силой притяжения, и пахло оттуда смертью. Мне стало дурно. Я увидел из-под балахона, как К. меняется в лице, и понял, что он уже что-то слышал об этом месте раньше. Видимо, старожилы города знали куда больше, чем хотели рассказать молодежи. Я подумал, что не так уж и плохо, что молодые уезжают из города, считая его слишком скучным и пасмурным – ибо жуткие тайны этих мест должны умереть вместе с теми, кто знает всю правду.
Дальнейшее я помню смутно, как в тумане. Милосердная память скрыла сумраком все, что могло причинить вред моему рассудку. Я считаю это благом. К сожалению, некоторые фрагменты остались в моей памяти и мучительно терзают ее теми видениями, которые я желал бы навсегда изгладить из своей памяти.
Высокий человек в маске, оказавшийся жрецом, подошел к краю бездны. В какой-то момент я думал, что он просто упадет туда, но он шагнул на узкий каменный уступ и пошел по нему вперед. Все стоящие вокруг сектанты подошли ближе, мы с К. невольно сделали то же самое. Узкий уступ оказался достаточно длинным, там, где он обрывался, стоял небольшой постамент с неправильно ограненным камнем, источающим мертвенный зеленый свет. Жрец встал за этот постамент, возложил на него руки и заговорил, обращаясь к остальным:
