— Оставь меня… уходи, — глухо ответил ирландец и вдруг заорал: — Хватит лечить меня! Понял?! Как же вы все меня достали! Убирайся!
— Слушай, псих, прекращай этот спектакль! — Дин с силой ударил кулаком по дереву, — Открой, или я вынесу эту дверь к гребаной матери! Слышишь?!
Тернер не ответил. Дин услышал шум полившейся воды и, сочно выматерившись, ударил по двери ногой. Крепкое дерево лишь задрожало, ни на йоту не поддавшись.
— Эйдан, твою мать! Открой! Что ты задумал, идиот?! Чокнутая ирландская скотина!
Молчание Тернера заставило его покрыться холодным, липким потом, но прибавило решимости. Дин перестал кричать, чтобы зря не расходовать энергию, и продолжил сильными, методичными ударами выносить преграду, в очередной раз, вознеся благодарность Господу Богу за то, что, в свое время, не бросил занятия каратэ. Наконец, затрещав, дверь поддалась и, распахнувшись, повисла на одной петле.
Эйдан стоял, облокотившись о раковину, сжимая в руке маленькие ножницы. Растрепанные черные кудряшки скрывали лицо, но по вздрагивающим плечам, О’Горман понял, что он плачет. Дин подошел к ирландцу, осторожно вытянул из руки ножницы, отбросил их в сторону, развернул его к себе и обнял за дрожащие плечи, крепко прижав к груди.
— Дурак, — еле выдавил из себя Дин, чувствуя, как нестерпимо защипало глаза.
Эйдан по-детски всхлипнул.
— Я ничтожество, — прошептал он, уткнувшись в плечо фотографа.
— Ты — дурак, потерявший себя, — сказал О’Горман, — А теперь заткнись и слушай. Я объявляю перерыв в работе. Подумай, куда мы с тобой можем отправиться на недельку-полторы. Природа предпочтительнее, я дико устал от города.
Эйдан отстранился, глядя воспаленными глазами на Дина, и нахмурился.
— Мы с тобой?
«Поторопился! — в панике подумал О’Горман, внешне оставаясь абсолютно спокойным. — Он же сейчас пошлет меня, и будет прав. Дин, ты идиот».
— Хочешь еще кого-нибудь прихватить? Пожалуйста, я не возражаю…
Тернер замотал головой.
— Нет, не хочу. Замечательная идея, Дино. О, прошу прощения… — он вытер глаза, — мистер О’Горман.
Дин усмехнулся.
— Раз шутишь, значит еще не все потеряно. Ты можешь научиться жить, Эйд. Можешь вновь обрести себя.
На этот раз Эйдан притянул его к себе, сжав сильными руками.
Комментарий к Превращение * песня ирландских моряков “Русалка”, перевод С.А.Маршака
====== Блинчики на ночь ======
Эйдан недолго размышлял над тем, куда поехать. Разумеется, в Ирландию. В одну маленькую деревушку, расположенную недалеко от моря. В дом, в котором его всегда любили и ждали. Где жил человек, готовый всегда его выслушать, понять и поддержать. Не читать нотаций, как родители, а дать дельный совет. Человек, которого ирландец не видел и не слышал больше года, но не потому, что забыл о нем, а потому, что было невыносимо стыдно показаться ему на глаза в том виде, в котором он впервые предстал перед Дином О’Горманом. Но Тернер знал, что при встрече, он не услышит ни слова упрека, ни тени обиды не промелькнет в голубых, вечно молодых, глазах. В тихой, ирландской деревушке его всегда ждала Мюренн — его бабушка. Но для него — просто Мюренн, ну, в крайнем случае — ба.
Сборы были недолгими. Дин пришел в неописуемый восторг от идеи Эйдана, предвкушая возможность «побывать в ирландской сказке».
Он радовался, словно ребенок, вертя по сторонам головой, пока они добирались на попутке до деревни, непрестанно щелкал фотоаппаратом и сыпал восторженными комплиментами по поводу любого пейзажа, проносящегося за окнами машины. Эйдан улыбался, глядя на него.
— Погоди, ты еще не видел дома Мюренн. Обалдеешь!
— Не сомневаюсь, — ответил фотограф, сияя глазами.
Но увиденное превзошло все его ожидания.
— Это что-то невероятное, — тихо пробормотал Дин, когда они подошли к невысокой изгороди, увитой диким виноградом.
Небольшой, сложенный из камней домик, затерявшийся среди изумрудных холмов, напомнил новозеландцу норки хоббитов, построенных у него на родине для съемок «Властелина колец», только двери были не круглые, а обычные. Во всем остальном, это была практически копия хоббичьего домика из Шира. Серые, покрытые разводами от дождей стены украшала сочная зеленая лоза и дикий плющ, а крышу, с немного кривой печной трубой, венчал густой ковер из мягкой травы. В распахнутых окнах плескались легкие занавески, то прикрывая, то вновь являя взгляду разрисованные замысловатым узором глиняные горшочки с фиалками и еще какими-то симпатичными цветами. От домика веяло спокойствием и умиротворенностью.
Открыв калитку, они прошли в уютный дворик, весь заставленный садовыми горшками с цветущими разноцветными петуниями.
— Как думаешь, она дома? — Эйдан в нерешительности остановился.
Он не стал предупреждать об их приезде, решив устроить сюрприз, и сейчас вдруг растерялся, топчась на месте и с мольбой заглядывая в глаза О’Гормана.
— Тебе виднее, — ответил Дин, с любопытством осматриваясь. — Как ты мог больше года не появляться здесь? Эйд, я тебя не понимаю! Это такое место! Такое… у меня ощущение, что я попал в сказку и вот-вот из-за куста выглянет лепрекон или еще какая-нибудь мифическая фигня, или откроются двери, и сам мистер Беггинс поприветствует нас. Ну, тот самый, из «Хоббита». Помнишь?
— Все возможно. Только лепреконов и хоббитов тут нет, одни эльфы. И двоих сейчас занесло в мой двор, — из-за угла дома выглянула пожилая, худощавая женщина с длинными, прихваченными сединой, волнистыми волосами, завязанными в простой хвост. Красивое в молодости лицо не потеряло с годами своей привлекательности, отчасти, благодаря живым, блестящим глазам и открытой, задорной улыбке. Ее ковбойская рубашка в ярко-красную клетку, заправленная в рабочие штаны, была повязана сверху веселым, в цветочек, передником.
Счастливо улыбаясь, Мюренн направилась к ним, на ходу вытирая полотенцем руки.
— Работала в своей мастерской за домом и услышала чьи-то голоса. Думала, показалось, но к счастью — нет.
— Мюренн!
Эйдан, сбросив с плеч рюкзак, ринулся ей навстречу, зацепился за что-то на земле и чуть не растянулся посреди двора.
— Осторожней, Огонек! — засмеялась Мюренн, подходя к нему, беря его лицо в узкие ладони. — Эйдан…
Тернер нежно поцеловал теплую сухую щеку, слегка испачканную красной глиной.
— Привет, ба. Все творишь?
Женщина кивнула и потрепала внука по кудряшкам, для чего ей пришлось полностью вытянуть вверх руку, такая невысокая она была, и, улыбаясь, повернулась к Дину.
— Вот, решили нагрянуть к тебе без приглашения. Надеюсь, ты не против, если мы отдохнем у тебя недельки полторы? Не сильно стесним своим присутствием? Ох, наверное, надо было предупредить. Да? — затараторил Эйдан, разве что не бегая вокруг нее.
— Не говори глупостей, Огонек. Ты знаешь, что я всегда рада тебе и твоим друзьям, — Мюренн вопросительно посмотрела на внука, — Может, ты все-таки перестанешь молоть попусту воздух и познакомишь нас?
Тернер, опомнившись, подскочил к фотографу и подтолкнул его вперед.
— Ба, это мой друг, Дин О’Горман. Известный фотограф, большой выдумщик и мой нынешний работодатель. А это — моя бабушка Мюренн, замечательная художница и гончарных дел мастерица.
За «бабушку», ирландец получил легкий тычок в бок и захихикал.
Дин улыбнулся, протягивая женщине руку.
— Дин. Просто друг вашего э-э… Эйдана, Мюренн.
Она пожала протянутую руку, разглядывая лицо фотографа, и кивнула.
— Хорошая улыбка. Ладно, мальчики, нечего стоять посреди двора. Эйдан, веди гостя в дом. Твоя комната, как всегда, готова к встрече с тобой. Дин, я надеюсь, ты не против, если вы поживете вместе? У нас здесь только две спальных комнаты.
— Никаких проблем, Мюренн, — ответил Дин, подхватывая с земли рюкзак Тернера и поворачиваясь к ирландцу, — Надеюсь, у тебя в комнате не двуспальная кровать?
— Самая обычная, но ничего, как-нибудь поместимся, — хлопнул его по плечу ирландец и рассмеялся, увидев округлившиеся глаза фотографа, — Шутка! Есть еще старая кушетка. А вообще, я бы от двуспальной кровати не отказался.
