— Прости меня, — прошептал Эйдан, мертвые глаза снова закрылись и он начал таять, исчезая, растворяясь мерцающей дымкой в закатном свете.

Дин с отчаянным стоном бросился к нему и… обнял пустоту. И только голос, низкий и бархатный, тихо произнес:

— Не оставляй меня, Дино… Дино… не оставляй…

«Не оставляй… не оставляй», — шум волн, словно эхо повторял слова. Упав на колени, Дин снова закричал. Сильный порыв ветра налетел на него, донося до ушей удаляющийся, полный отчаяния голос любимого:

— Дино, ты ведь не оставишь меня?.. Дино?.. ТЫ НЕ ОСТАВИШЬ МЕНЯ?! ДИНО?.. ДИНО!..

— Дино!.. Дино, проснись!.. — Ник тряс его за плечо.

Дин подскочил. Серый свет позднего дождливого утра заливал палату. Он уснул! Уснул, и в это время с Эйданом что-то случилось! Он…

— Нет…

Новозеландец оттолкнул трясущую его руку и с ужасом посмотрел на кровать. Эйдан лежал с закрытыми глазами, и его грудь продолжала мерно вздыматься. Только трубочки, подающие кислород, куда-то исчезли. Дин рванулся к нему, с беспокойством всматриваясь в бледное лицо.

— Он жив…

— Конечно, жив, — тихо сказал Чемберз, мягко оттягивая фотографа от кровати и разворачивая к себе. — Дино, я только что говорил с врачом. О возможных осложнениях…

— Нет, — Дин оттолкнул Ника, — Мне все равно. Мне все равно, Ники! Я не оставлю его, даже, если он до конца своих дней останется растением! Нет! Мне плевать! Я никогда больше не оставлю его! Никогда!

Ник с испугом и трепетом смотрел на поток слез, неожиданно хлынувший из голубых глаз. Слез, так долго скрываемых маленьким сильным человеком и, наконец-то, прорвавшихся наружу.

— Дино…

— Никто не заберет его у меня! Я люблю его! Любым! Любым…

Сотрясаясь от нахлынувшей истерики, от приснившегося кошмара, Дин опустился рядом с кроватью и, тихо всхлипывая, прижался губами к ладони ирландца.

— Дино, — Чемберз склонился и развернул лицо фотографа к себе, — Послушай меня…

От взгляда О’Гормана, его рыжие волосы встали дыбом. В этом взгляде смешалось все: боль и отчаяние от неизвестности, немая мольба и робкая надежда на лучший исход всего этого кошмара, неожиданно свалившегося на их плечи.

— Послушай меня, — мягко повторил Ник, — Я разговаривал с врачом. Все будет хорошо.

— Что?..

— Все будет хорошо, — медленно, словно пытаясь втолковать что-то маленькому ребенку, заговорил Ник, — Предварительные результаты обследования показали, что все будет хорошо. Мозг Эйда не поврежден. Сердце… немного пострадало. Но не настолько, чтобы записывать его в инвалиды. Он должен полностью оправиться. Он не растение. Он просто спит. Это медикаментозный сон, Дино. Так нужно было, чтобы сбить давление и температуру и восстановить его силы. Тебе, наверное, это объясняли, но ты был не в том состоянии, чтобы во что-то вникать. Это сон, и скоро они его разбудят.

Дин моргнул. Несколько крупных слезинок выкатились из глаз и скользнули к подбородку.

— Разбудят?..

Ник улыбнулся и кивнул.

— Наш Эйд оказался крепким парнем.

Из груди Дина вырвался долгий, тихий стон. Вцепившись в руку Эйдана, он уткнулся в одеяло и затрясся в беззвучном плаче.

— Дино, — Чемберз погладил его по плечу, — поехали домой. Тебе нужно отдохнуть. Давай не будем мешать врачам. А когда вернемся, наша «головная боль» встретит нас уже в сознании.

— Я хочу быть рядом…

— Посмотри на себя в зеркало. Ты же выглядишь хуже, чем Эйд. Хочешь, чтобы первым его чувством, когда он очнется, было — чувство вины? — он взял фотографа за руку и потянул к себе. — Вставай, поехали домой.

— Когда его разбудят? — Дин не мог заставить себя выпустить руку ирландца.

— Завтра. Нам сразу сообщат, я просил. Поехали, Дино. До завтра ты будешь отдыхать, как и Эйд.

— Хорошо. Только давай приедем пораньше, — он умоляюще смотрел на агента, — Я прошу тебя, Ники. Пожалуйста.

Чемберз кивнул.

Они поехали в студию.

Пока новозеландец пытался хоть немного прибрать, учиненный им же самим разгром, Чемберз незаметно выскользнул из студии и направился в соседнюю пиццерию. Еда и немного пива, чтобы снять напряжение — вот, что им сейчас было нужно. Особенно О’Горману.

Вернувшись, Ник обнаружил фотографа сидящим на полу — Дин тщетно пытался собрать из мелких обрывков портрет Эйдана.

— Перестань, Дино. Распечатаешь новый. Нет, лучше сделаешь новый. Хоть завтра, когда твоя фотомодель откроет свои прекрасные глазки.

— Таких глаз у него уже никогда не будет, — тихо сказал Дин и тяжело опустил голову на руки. — Все из-за меня. Если бы я не появился в его жизни, ничего бы этого не было…

— Тогда, все из-за меня, — возразил Ник, усаживаясь на большой диван, стоящий почти посреди студии, — Потому что это была моя идея, познакомить вас. И, вообще, давай прекратим это бесполезное занятие — искать виновных в случившемся. Ничего не изменить, Дино. Нужно просто продолжать жить дальше. Заканчивай. Я принес пиццу и пиво, так что поднимай свою тощую задницу и тащи сюда.

Ник похлопал рядом с собой, открыл бутылку пива и протянул ее подошедшему новозеландцу.

— Продолжать жить дальше?.. — тихо и злобно спросил Дин, сверля его голубыми глазами, — Дальше?..

Нику стало нехорошо от его взгляда.

— Дино, ты меня пугаешь… успокойся, пожалуйста.

— Я успокоюсь только тогда, когда у меня в руках окажутся вырванные с корнем яйца этого урода… Вот тогда — я успокоюсь.

— Дино, ты сейчас очень расстроен… Тебе нужно расслабиться и отдохнуть. Пожалуйста, ради Эйда.

Дин с шумом втянул в себя воздух, принял из его рук бутылку и сделал большой глоток.

— Ради Эйда… — он горько усмехнулся и, прищурившись, посмотрел на Чемберза. — Доусону не сойдет это дело с рук. Клянусь, Ники, он за все ответит.

Агент подавился пивом.

— Надеюсь, ты не собираешься устраивать кровавые разборки? Я согласен — он этого вполне заслуживает, но угодить из-за этого урода за решетку?.. Дино?

О’Горман не ответил. Присев рядом с Ником, он задумался.

Чемберз, косо поглядывая на него, открыл коробку с пиццей и вручил ему большой кусок. Дин рассеянно кивнул и принялся без аппетита жевать.

Эйдан открыл глаза и обвел взглядом помещение. Он не понял, где находится, но это был явно не его дом.

— С пробуждением. Как вы себя чувствуете?

Тернер немного повернул голову на тихий участливый голос и с вялым интересом посмотрел на добродушное лицо невысокого человека, облаченного в светло-голубую больничную форму.

— Х…хор… — в горле пересохло, было ощущение, что он не разговаривал целую вечность и голосовые связки атрофировались. Эйдан поморщился и с трудом просипел: — Хорошо… Я в больнице?

Мужчина кивнул.

— Давайте проверим, что вы помните. Можете назвать свое имя, день своего рождения?

— Эйдан Тернер. Родился девятнадцатого июня… — он прочистил горло, — Пить… очень хочется пить…

— Разумеется. Но — совсем немного, договорились? Я вам помогу.

Врач поднес к его губам специальную пиалу, но ирландец поднял руку и, забрав пиалу, сделал самостоятельный глоток.

— Замечательно, — удовлетворенно кивнул мужчина и улыбнулся. — Меня зовут Джеймс Салливан. Я ваш лечащий врач. Итак, вы помните, что с вами произошло?

Эйдан опустил глаза. Почему-то стало невыносимо стыдно перед этим человеком, который с доброй улыбкой смотрел на него. Актер тяжело вздохнул.

— Да. Помню… Я напился и… кажется, передознулся коксом… конченный идиот… — он помолчал. Потом, обращаясь скорее к самому себе, пробормотал: — Но… кто мог вызвать «скорую»? Я же был один…

Салливан задумчиво покачал головой.

— Н-да, именно так все и было. Вы были меньше, чем в шаге от смерти. А, если уж совсем откровенно — вы перешагнули порог. Минуты на две. Удивительно, как быстро вы пошли на поправку. Все ваши органы практически в полном порядке. Это поразительно, учитывая, какой удар они приняли. Вы родились не в рубашке, мистер Тернер, а в настоящем бронежилете. Можно сказать, вы отделались легким испугом. Настолько легким, что это можно назвать чудом… — Врач немного помолчал и положил ему руку на плечо. — Ладно, воспитательная беседа вам еще предстоит, а пока… Человек, который спас вашу жизнь, ожидает за дверью. И, если вы не против, я приглашу его.