— Эйдан! Эйдан! ЭЙДАН!

Ореховые глаза с огромными зрачками скользнули по его лицу затухающим взором и медленно закатились.

— Нет… только не вздумай умирать, Эйд…

Фотограф приложил пальцы к его шее. Слабый, еле заметный пульс еще прощупывался.

— Не вздумай умирать, сукин сын!

Дин перевел дух.

«Спокойно. Возьми себя в руки. Ты знаешь, что делать. Вот и делай…»

Первым делом нужно было вызвать «скорую».

Запрокинув голову Эйда назад и набок, он достал дрожащей рукой телефон и набрал «999» — номер лондонской службы спасения, параллельно порадовавшись своей привычке запоминать номера экстренных служб той страны, где в данный момент находится. На всякий случай.

Дин четко, без дрожания в голосе объяснил оператору ситуацию, подтвердил вызов и, отшвырнув телефон, склонился к ирландцу.

Эйдан не дышал.

— Нет… пожалуйста, Эйд! Дыши! Дыши, прошу тебя!.. — очередная волна паники начала накрывать его, но Дин мгновенно одернул себя: — Ты все знаешь, сукин сын. Действуй…

Он рванул на груди Эйдана рубашку. Все просто: зажать нос, прижаться губами к открытому рту и сильно и плавно выдохнуть. И так два раза. Потом массаж сердца.

Дин глубоко вдохнул и прижался к посиневшим губам, стараясь не думать о том, что, возможно, делает это в последний раз.

Два выдоха, тридцать нажатий. Два выдоха, тридцать нажатий. Раз, два, три, четыре…

Время остановилось для него, превратившись в заевшую, словно испорченная пластинка, считалочку. Он периодически обрывал ее для того, чтобы прижать пальцы к влажной, горячей шее и убедиться, что пульса нет.

— Нет, дорогой… ничего у тебя не выйдет, сукин ты сын. Никуда ты от меня не денешься, Эйд!

Глубокий вдох, сильный, плавный выдох.

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть…

Дин считал вслух, сильными, резкими нажатиями пытаясь завести остановившееся сердце.

С улицы донесся вой сирены, и новозеландец в надежде прикрыл глаза. Из-под золотистых ресниц выкатились слезы и прочертили по небритым щекам мокрые дорожки.

— Двадцать шесть… двадцать семь, — шептал он, нажимая на голую неподвижную грудь, — двадцать восемь… двадцать девять… тридцать…

Он прижал пальцы к шее ирландца и сдавленно всхлипнул.

Эйдан чуть шевельнулся…

====== Секс, наркотики и рок-н-ролл ======

Мерное пиканье приборов навевало сон. Дин сидел у изголовья больничной кровати и изо всех сил старался не клевать носом. Он почти сутки не спал. Он был измотан.

Когда бригада «скорой» вошла в квартиру, Эйдан уже дышал самостоятельно, но в сознание так и не пришел. Он лишь чуть пошевелился, когда его сердце забилось, и снова замер, даже не приоткрыв глаза.

Дин сидел на полу, опустив голову, и держал руку на его пульсе, заворожено считая каждый слабый удар. Он не сопротивлялся, когда сильные руки врача и медбрата помогли ему подняться на ноги, и чуть отступил в сторону, предоставив им возможность заняться Эйданом.

«Вы спасли ему жизнь. Придите вы на пять минут позже…»

Дин не стал дослушивать, что было бы, если бы он пришел позже, и вышел в комнату. Он обессилено опустился на диван, закрыл лицо руками и мелко задрожал.

— Выпейте…

О’Горман поднял красные глаза на врача, протягивающего ему пластиковый стаканчик с какой-то жидкостью.

— Это поможет немного успокоиться. Вы молодец, не каждый способен сохранить хладнокровие в такой ситуации. Благодаря вам, парень будет жить. Только последствия… Он ваш друг?

— Он мой парень…

Новозеландец потер заросшие щеки, с некоторым удивлением отметив, что его руки перебинтованы. Он совсем не помнил, кто и когда обрабатывал его раны. Единственное, что Дин смутно вспоминал — это то, как он звонил Чемберзу и просил приехать, чтобы разобраться с разбитым минивэном. Какая-то добрая душа все-таки вызвала полицию, но Дину было совсем не до объяснений с ней.

Он тяжело вздохнул, взглянув на Эйдана. Облепленная датчиками грудь мерно вздымалась, длинные ресницы чуть подрагивали. К бледному, осунувшемуся лицу, обрамленному ореолом мягких темных кудряшек, были подведены две трубочки. Закрепленные тонким пластырем у носа, они подавали в его организм дополнительный кислород. Эти прозрачные трубочки почему-то очень беспокоили Дина, заставляя вновь и вновь цепляться за них взглядом. Возможно потому, что абсолютно не вязались с ирландцем. Мрачный и злой, веселый и беспечный, наивный и отчаявшийся — Эйдан мог быть любым, его всегда переполняли эмоции, даже во сне. Но сейчас он выглядел как восковая кукла — застывший и безжизненный. Дин умом понимал, что по-другому быть пока не может, но сердце приказывало: подойди, убери с его лица эти страшные атрибуты подкравшейся смерти, встряхни — пусть откроет глаза. Пусть заговорит. Потому что не должен молодой, тридцатилетний человек, полный сил и жизни, лежать вот так. Ну, не должен!

Дин размотал бинт и взял руку ирландца — он хотел кожей чувствовать его тепло. Рука Эйдана оказалась обжигающе горячей. Он переплел с ним пальцы и опустил голову.

Последствия… Они могли быть какими угодно. Передозировка могла нанести непоправимый удар по любому органу, сделав ирландца инвалидом… Но существовал небольшой шанс, что настолько губительных последствий не будет. Совсем небольшой шанс. И Дин молился об этом. В данный момент он больше ничем не мог помочь. Он мог только смотреть на любимое лицо и мысленно взывать к Создателю, отчаянно прося у него милосердия и помощи.

— Дино, — Ник тихо вошел в палату и положил ему руку на плечо, — Тебе нужно отдохнуть. Поезжай домой, я подежурю.

Фотограф молча покачал головой и поправил на Эйдане одеяло. Чемберз тяжело вздохнул.

— Ты говорил с врачом? — снова молчаливый кивок головы, — И что?

— Они обследовали его. Нужно ждать результатов… — разомкнул губы Дин, — Ближе к утру… то есть совсем скоро, все более-менее прояснится. Но ведь он дышит. Сам, без этого, как его… ну, как его?..

О’Горман поднял уставшие глаза на агента.

— Аппарата искусственного дыхания.

— Да… — он снова замолчал.

Ник присел на корточки и взял его за свободную руку.

— Дино, он будет жить. Тебе же ясно сказали. Не накручивай себя, отдохни.

— Нет. Я должен быть с ним.

Агент кивнул. Уговаривать было бесполезно.

Мерное пиканье навевало сон. Он устал. Он очень устал.

— Только не спать, сукин ты сын… — прошептал Дин, и его голова медленно опустилась на грудь.

Они стояли у самой кромки воды. Серые волны с мягким шелестом накатывали на мелкий песок, чуть касаясь их босых ног.

Эйдан смотрел вдаль, жмурясь на закатные лучи солнца. Он был прекрасен в этих лучах — молодой, сильный, с высоко поднятой головой. Легкий бриз развевал его черные кудри, свет заходящего светила мягким золотом ложился на кожу, придавая ей неповторимый золотисто-оливковый оттенок. Повернувшись к Дину, он улыбнулся.

— Я люблю тебя, Дино, — сказал он, — Я хочу быть с тобой до конца своих дней.

— Конечно. Так и будет, — ответил Дин, любуясь отблесками заходящего солнца в ореховых глазах. Самых прекрасных глазах на земле.

— Так и будет… — эхом отозвался Эйдан и снова обратил свой взор к горизонту.

Мерный шум волн приятно успокаивал. Дин протянул руку и нежно провел кончиками пальцев по его обнаженному плечу, почувствовав, как неожиданно напряглись под кожей мышцы. Эйдан резко повернулся и пристально посмотрел на него.

— Ты не оставишь меня? — тихо спросил ирландец, и золотые отблески, дрогнув, превратились в пылающие слезы и медленно потекли огненными ручейками по его щекам.

Дин протянул к нему руки, желая обнять, успокоить, но Эйдан чуть отступил назад. Закрыв глаза, он тяжело вздохнул:

— Я так виноват перед тобой…

«Нет! Я не виню тебя ни в чем! Это я виноват! Я! И я не оставлю тебя!» — хотел воскликнуть Дин, но подступивший горький комок не позволил вырваться из его горла ни звуку.

Эйдан снова тяжело вздохнул, распахнул глаза и Дин закричал — они были мертвы. В них больше не отражались закатные огни, в них была только холодная, застывшая пустота.