Дин ошарашено смотрел на Чемберза, прижимая руку к пылающей щеке.

— Пойми же ты, близорукий идиот, — со слезами в голосе попросил Ник и, отпустив его, отвернулся.

— Ники…

Фотограф дотронулся до его плеча, но Ник отмахнулся.

— Черт… — Дин прижал кулаки к глазам и застонал, — О, черт…

— Не оставляй его, Дино, — очень тихо произнес Ник, — Не совершай ошибку, о которой потом будешь горько сожалеть. Ты же любишь его…

«Не оставляй». Еще один человек просил его об этом, и он дал обещание. Дин тяжело вздохнул.

— Твою мать, Чемберз. Тебе надо было становиться не агентом, а долбаным адвокатом…

Ник шмыгнул носом и чуть улыбнулся.

— Я поразмышляю над этим…

О’Горман усмехнулся, взъерошил свою шевелюру и надолго задумался. Ник был прав. Он любит Эйда. Он не хочет потерять его. Не хочет потерять… ПОТЕРЯТЬ! Яркая, словно вспышка молнии, мысль пронзила его. Изменившись в лице, Дин вскочил с места и в панике заметался по студии.

— Черт, Ники! Ключи! Помоги найти ключи!

— Какие ключи? — не понял Чемберз.

— От своего сердца, блять! — заорал Дин, разгребая руками обрывки фотографий. — Твою мать! О’Горман, ты и в правду — безмозглый мудак… Он же псих! Он точно утворит что-нибудь!

— Дино, ты о чем?!

Фотограф резко развернулся к Чемберзу.

— Я сказал Эйду, что через четыре дня улетаю! — голос его дрожал, — Он же псих, Ники! Как бы я хотел верить, что льщу себе, но он уже один раз хотел… господи… Ники, прошу — помоги найти ключи от машины…

— Они у тебя в джинсах, идиот, — ответил Чемберз, указывая на брелок, свисающий из кармана О’Гормана. — Дино, ты что, правда, улетаешь?..

— Мы вместе должны были лететь, — ответил фотограф, выдергивая ключи, — Это был сюрприз…

Бутылка «Jameson»* очень быстро опустела. Сделав последний глоток, Эйдан пьяно рассмеялся.

— Походу, требуется добавка, — сказал он сам себе и поднялся, — Придется прогуляться в магазин…

Тело слушалось плохо, но мозг упорно отказывался отключаться. А Эйдану это было необходимо. Он хотел забыться, хоть на какое-то время. Забыться и ни о чем не думать. Особенно о невысоком светловолосом фотографе.

Кое-как сумев надеть ботинки, он накинул куртку и похлопал по карманам.

— Ч-черт, где кошелек?

Невнятно матерясь сквозь зубы, он полез во внутренний карман и достал два маленьких прозрачных пакетика. Пытаясь сфокусировать удивленный взгляд, Эйдан широко улыбнулся. Он совсем о них забыл.

— Добавка отменяется, Эйд. У тебя есть кое-что получше…

Заплетаясь о собственные ноги, ирландец вернулся на кухню и плюхнулся на стул. Поискав глазами что-нибудь, что могло бы сойти за трубочку, он обнаружил на столе шариковую ручку. Пьяно рассмеявшись, он раскрутил ее и отломал тонкий конец.

— То, что нужно…

Непослушными руками Эйдан высыпал содержимое одного из пакетиков на столешницу и соорудил кривую дорожку. Немного подумав, он вскрыл второй.

— Дорога в никуда… — прошептал он, высыпая порошок. Потом прижал ладони к лицу и беззвучно заплакал…

Лондон накрыла плотная пелена дождя.

Дин выскочил на улицу и, добежав до машины, успел промокнуть до нитки. Но он этого не заметил. Запрыгнув на сидение, он трясущимися руками завел двигатель, пристегнулся и рванул с места. В его голове было две мысли: только бы успеть и только бы не было пробок.

Дворники не справлялись с потоком, обрушившимся с небес, и Дин, не понимая, что делает, пытался им помочь, протирая стекло изнутри и стараясь рассмотреть дорогу. Ему повезло — он за пятнадцать минут долетел до Луишема. Обычно, дорога от студии занимала не менее получаса. На его лице заиграла радостная улыбка — вот он, вот поворот, а за ним — дом Эйда! Он крутанул руль и…

Вторая, еще более кривая дорожка легла рядом с первой.

— Надеюсь, когда очнусь, я не буду помнить тебя, Дино, — прошептал Эйдан, — Или все это будет казаться мне сном… прекрасным и ужасным одновременно…

Он взял импровизированную трубочку, чуть поколебавшись, закрыл глаза и вдохнул кокаин. В носу нестерпимо защипало, он поморщился, чихнул и отдышался. Усмехнувшись такой, — показавшейся ему забавной, — реакции, он решительно втянул в себя вторую дорожку и… мир в его глазах — взорвался.

Сильный спазм сдавил грудь, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Из носа тоненькой струйкой потекла кровь, и Эйдан судорожным движением ладони размазал ее по лицу. Отняв руку, он удивленно взглянул на алые разводы, испачкавшие кожу, испуганно захрипел и попытался встать, но зацепился за ножку стула и упал. Пустая бутылка из-под «Jameson», покачнувшись на столе, грохнулась рядом с его головой и раскололась на две половинки.

«Это — передоз. Нет», — четкая, ясная и запоздалая мысль пронзила его запылавший мозг.

Судорога безжалостным ножом вспорола вспыхнувшее жаром тело. Выгнувшись, раздирая руками грудь, он отчаянно старался ухватить глоток воздуха, но ничего не получалось. Кто-то стучал в дверь, но он не мог ответить, позвать на помощь.

Он не хотел умирать…

Скребя по ткани рубашки ногтями, теряя сознание, он успел ухватить затухающим зрением склонившееся над ним лицо. Откуда-то издалека донесся голос, зовущий его: «Эйдан! Эйдан! ЭЙДАН!». А потом стало темно и тихо…

Машину занесло. Встав на два колеса, она медленно, словно нехотя, завалилась на бок и упала, проехав по инерции еще с десяток метров. Скрежет металла об асфальт и звон лопнувших стекол заставили выглянуть в окна нескольких жителей многоэтажки. Равнодушно посмотрев на искореженный автомобиль, они вернулись к своим делам — очередной бухой лихач доездился. Эка невидаль!

Дин успел прикрыть голову и шею от разящих стеклянных брызг.

— Жив, — прошептал он, стряхивая с волос осколки, — Господи, спасибо тебе…

Он пошевелил конечностями и, убедившись, что все цело, попытался отстегнуть ремень безопасности, но его заклинило. С криком фотограф принялся рвать плотную полоску, отчаянно пытаясь освободиться от ее удушающих объятий.

— Тихо, тихо… успокойся, Дино, — сказал он сам себе и, осмотревшись, потянулся к большому осколку стекла.

Не нож, но подойдет. Должен подойти. Не обращая внимания на боль, не замечая крови, он принялся пилить ремень.

— Господи, пожалуйста… прошу тебя…

И, наверное, его услышали.

Нет, он не смог разрезать плотную ткань, но заклинивший механизм щелкнул, освобождая его.

Извернувшись и прикрыв голову, Дин ударил ногой в покрытое трещинами лобовое стекло. Оно вывалилось, обдав его тучей осколков. Дин выбрался наружу, под проливной дождь.

Он взбежал по лестнице на второй этаж, оставляя кровавые отпечатки на перилах, и забарабанил в дверь.

— Эйдан! Открой! Немедленно открой! — закричал он, испытывая чувство дежавю.

Тишина. Где-то наверху хлопнула дверь и снова все затихло.

— Нет, — прошептал Дин, прижимаясь к двери спиной и медленно оседая на коврик.

Съежившись, он засунул руки в карманы куртки и замер. В правом кармане что-то тихо звякнуло. Ключи от квартиры Эйда. Он не оставил их, когда уходил, по привычке сунув в карман.

Дин вскочил на ноги. От волнения он не смог сразу попасть ключом в замочную скважину. Зажмурившись, он прижался лбом к двери и задержал дыхание. Надо успокоиться, надо прекратить эту панику. Вполне возможно, что Тернер просто спит в полном отрубе, накачавшись с горя алкоголем.

Выдохнув, он повторил попытку — она оказалась удачной. Замок щелкнул и Дин ворвался в квартиру.

Прихожая, гостиная, спальня. О’Горман стремительно пронесся по квартире и замер в дверях кухни.

Ирландец задыхался, слабеющими руками комкая на груди рубашку.

Остатки порошка на столешнице, разбитая бутылка из-под виски, белая пена на посиневших губах и размазанная по лицу кровь сказали Дину обо всем. Передозировка, вкупе с алкоголем. Это конец. Очнувшись, он бросился к другу.