— Невоспитанный мальчишка, — добродушно пожурил его Стив. — Расслабься, Эйд. Я хочу встретиться не для того, о чем ты подумал.
— Неужели? — прошипел ирландец, — Что, чаи гонять будем?
— Нет вопросов, можно и чаи. Но мне казалось, ты предпочитаешь что-нибудь покрепче. Я хочу поговорить.
— Нам не о чем с тобой разговаривать. Оставь меня в покое, — устало произнес Эйдан.
— Ошибаешься, малыш.
По спине актера пробежал холодок. Что задумал этот ублюдок?
— Стив, я рассказал обо всем Дину, — пошел ва-банк Тернер.
— Совсем обо всем?
— Совсем.
— Тогда тебе тем более нечего бояться, малыш. Посидим, поговорим. Глядишь, до чего-нибудь и договоримся.
— Стив, ты тупой? Или ты не понимаешь человеческого языка?
Доусон прикрыл глаза, заставляя себя успокоиться. «Ладно, Эйд. Посмотрим, как ты запоешь через пару часов. Посмотрим, сколько слез прольют твои щенячьи глаза. Ты рассказал далеко не все, малыш. Потому что в противном случае, твой фотограф уже примчался бы ко мне с каким-нибудь штативом наперевес. Ты рассказал ему далеко не все». Стив знал это так же точно, как и то, что его паб называется — «Золотая лилия».
— Через два часа, Эйд. У меня для тебя есть сюрприз. — Он немного помолчал и добавил: — Для тебя и для твоего киви.
— Не смей трогать Дина!
— Не трону, если придешь.
— Твою мать, Стив! У меня съемка! Я не могу уйти!
— Смею предположить, к этому времени ты освободишься, — сухо возразил Доусон и, чуть помедлив, мягко произнес: — Не упрямься, малыш. Я же сказал — я хочу только поговорить. Только поговорить, Эйд.
— Как же ты меня достал… — простонал Эйдан.
Вернувшись на съемочную площадку, он застал всех в тех же расслабленных позах. Дина видно не было. Он появился спустя несколько минут, притихший и задумчивый. Бросив на ирландца быстрый взгляд, он объявил:
— Последняя сцена на сегодня и до завтра — отдыхаем.
Ребята радостно загалдели. Всем безумно хотелось на свежий воздух.
Съемки закончились.
Эйдан помогал собирать аппаратуру, когда Дин негромко сказал:
— У меня еще кое-какие дела. Нужно подъехать в одно место. Доберешься сам домой?
— Конечно, — пробормотал Тернер.
«У меня тоже кое-какие дела», — с тоской подумал он, глянув на собирающего реквизит друга.
Сидя в машине, Дин размышлял о недавнем разговоре по телефону и хмурился. Очередные тайны. Но он очень надеялся, что скоро все прояснится. Во всяком случае, ему на это намекнули…
— Мистер О’Горман?
— Да, слушаю вас.
— У меня есть информация, касающаяся вашего друга, Эйдана Тернера.
— Кто это говорит?
— Скажем так — доброжелатель. Человек, которому небезразлична судьба Эйдана. Скажите, вы не замечали ничего подозрительного в его поведении в последнее время?
— Назовите ваше имя, господин доброжелатель, иначе я кладу трубку. Я не поклонник анонимных звонков, и отвечать человеку, не желающему называть свое имя, а равно, как и верить ему, я не намерен.
— Хм… О’кей, мистер О’Горман. Пожалуй, я с вами соглашусь. Меня зовут Стив Доусон. Я владелец паба «Золотая лилия» в…
— Я знаю, где это место, мистер Доусон. Эйдан рассказывал мне о том, что задолжал вам некоторую сумму. Но, как я понимаю, он с вами рассчитался.
— Безусловно. Дело не в долге. Дело в том, что он попал в некое неприятное положение. Я бы сказал — в беду. Не хочется вас расстраивать, но у меня в руках оказалась кое-какая видеозапись. Боюсь, она может попасть и в другие э-э… непорядочные руки.
— Я знаю об этой записи, мистер Доусон. Эйдан сказал, что она уничтожена. Каким образом она оказалась у вас?
— Эйдан… ошибся. А как она оказалась у меня, неважно.
— Мистер Доусон, предупреждаю: если вы решили шантажировать Эйдана или меня этой дрянью, то ничего у вас не выйдет.
— Боже упаси! Какой шантаж?! Я рад, что вы в курсе! Это облегчит мою… миссию, так скажем.
— Какую миссию?
— Я смогу рассказать вам обо всем только при личной встрече. Извините за такую скрытность, но поверьте, это не телефонный разговор. Через два часа, мистер О’Горман. Я жду вас через два часа. И, если судьба Эйдана вас волнует, то вы ни слова не скажете ему о нашей встрече.
Эйдан закрыл глаза и перевел дух. Меньше всего в жизни ему хотелось снова переступать порог этого кабинета, где ему причинили столько боли и страданий, где пытались разрушить его счастье.
— Хер тебе, Доусон, — процедил он сквозь зубы и без стука вошел.
Голубые яркие глаза пробежались по его фигуре и остановились на лице.
— Дино?..
— Отлично. Все в сборе, — довольно ухмыльнулся Доусон и чуть отодвинул ящик стола.
Незаметно просунув в него руку, он сжал холодную рукоять браунинга. На всякий случай.
— Проходи, Эйд. Присаживайся.
Тернер не пошевелился.
— Дино, что ты тут делаешь?..
О’Горман не успел ответить.
— Я думаю, тот же вопрос можно задать тебе, Эйд. Что ты тут делаешь? Нет, лучше не так. Что ты тут делал? — Стив нагло лыбился, — Но это мы еще выясним, а сейчас… Мистер О’Горман, Дин, — позвольте называть вас по имени, — извините, но мне пришлось обмануть вас, сыграв на ваших чувствах к этому неблагодарному человеку. Я пригласил вас сюда с единственной целью — как я уже сказал, у меня есть миссия, и суть ее заключается в том, чтобы уберечь вас от очень большой ошибки. Возможно, от самой большой в жизни…
— Тварь! — ирландец рванулся с места и Доусон молниеносным движением выхватил из стола пистолет.
Эйдан замер, удивленно глядя в черное дуло, направленное на него.
— Прошу прощения за столь радикальные меры, Дин, но от этого человека можно ожидать чего угодно. Думаю, вы сами вскоре в этом убедитесь… — Доусон тяжело вздохнул, — Не понимаю, как вас угораздило связаться с ним.
— Уберите оружие, мистер Доусон, — тихо произнес О’Горман, — Оно совершенно ни к чему. Эйдан сядет и успокоится. Мы все будем сохранять спокойствие.
— Эта тварь…
— Эйд, я сказал: сядь и успокойся, — так же тихо повторил фотограф и посмотрел в черные глаза Стива. Тот криво усмехнулся и убрал ствол обратно в ящик. — Я не понимаю, что вы подразумеваете под ошибкой. Вообще, я не понимаю, каким боком вас касаются наши отношения? Что вам нужно?
— Я вам объясню. Этот человек — лжец. Он обманывал меня, а теперь он обманывает вас. Вы доверились ему, как и я. Вы полюбили его, как и я. В итоге, мы имеем то, что имеем — два разбитых сердца.
— Тварь, что ты несешь?.. — прошептал задохнувшийся Тернер.
Дин дернул уголком рта и успокаивающе поднял руку, но ирландец не обратил на это внимания.
— Не верь ему! Ни единому слову, Дино! Он заставил меня, вынудил, шантажируя гребанной записью!
— Заставил — что? — чуть склонив голову, тихо спросил фотограф.
Ирландец замолчал, тяжело дыша, и покачал головой.
— Эйдан! Заставил — что? — повысил голос О’Горман.
— Молчишь, Эйд? — Доусон развернул стоящий на столе новенький ноутбук к О’Горману, — Молчишь, потому что тебе просто нечего сказать. Извини, Дин, но ты должен все знать. Ты должен убедиться в том, что никто никого никогда не заставлял. Мы с мистером Тернером — любовники, господин фотограф. Увы, с сего момента — бывшие…
— Что?!..
Потрясенный услышанным, Эйдан больше ничего не смог произнести, только истерично выдохнул, и в кабинете воцарилось гробовое молчание. О’Горман с немым вопросом смотрел на него. Обмирая под пристальным взглядом голубых глаз, Эйдан лишь снова покачал головой.
— Бред, — твердо сказал Дин, переводя взгляд на хозяина паба, — Я не верю ни единому вашему слову.
Доусон небрежно пожал плечами.
— У меня есть доказательства.
Он торжествующе глянул на онемевшего Тернера и нажал воспроизведение.
Эйдан взвыл. Вцепившись в кудряшки, он с ужасом смотрел на разыгрывающееся на экране черно-белое безумие. Все выглядело так, как обещал Доусон — никакого насилия, никакого сопротивления, лишь нарезка сцены любви двух мужчин. Звука не было, и поэтому Дин не мог слышать его отчаянные стоны боли, он мог только видеть покорно опущенную голову и упирающиеся в стол руки, и чужого мужчину, сжимающего бедра его любимого, входящего сильными толчками в его тело.