— Вот и отлично, мой хороший, — Доусон поцеловал художника и усмехнулся про себя.

Ох, уж этот Тернер! Всем смог задурить голову, влюбить в себя и, тем самым, доставить кучу неприятностей. Но несчастный агент, не дождавшийся взаимности, нашел себе любовника, похожего на свою несбывшуюся мечту и тихо смирился, а вот О’Горман… тот рискует навсегда разочароваться в людях.

«Да, Тернер, потрепал ты Чемберзу нервы основательно. А у твоего фотографа еще все впереди. Но со мной, малыш, этот номер не пройдет. Доставлять неприятности — это все же больше по моей части. И, поверь, я тебе их доставлю», — подумал Стив.

— Раздобудь телефон, Вуди. Уж постарайся. Ты знаешь, как я умею благодарить…

Все потихоньку разошлись. Дин выключил в павильоне лампы и довольно потянулся. День удался, все постарались на славу. Особенно его Эйд. И он знал, как его отблагодарить.

Эйдан все еще оставался в армейских штанах, когда теплые, ласковые руки обняли его сзади, пробежались по обнаженной груди и спустились на бедра.

— Черт, Эйд… ты невероятно сексуален в этой форме…

Ирландец резко развернулся, звякнув цепочкой с жетоном. Дин схватил блестящую пластинку и потянул, заставляя Тернера склониться.

— Люблю тебя, — прошептал он, прижимаясь к колючей, испачканной гримом щеке.

— Дино…

— Пожалуйста, только не говори мне, что ты очень устал… прошу, — Дин с мольбой посмотрел в ореховые глаза, — Ты сводишь меня с ума…

Эйдан притянул его к себе, сжав сильными руками, и впился в мягкие губы. Он сможет перебороть себя, он позволит себя любить и будет любить сам. Потому что он этого хочет, потому что нельзя все время убегать…

— Я не устал, — тихо сказал он, чувствуя, как от слез щиплет глаза.

Больше никакой грязи не будет. Никогда. Он постарается стереть из памяти все, что произошло. Он должен это сделать. Он найдет выход…

Они любили друг друга на полу, среди разбросанной одежды.

Эйдан оказался прав, решив не отказывать любимому — любовь Дина, его нежность и страсть словно очищали от скверны, угнездившейся внутри, заставляя забыть, не думать о том, что случилось. Эта любовь согревала его своим светом и теплом. Его золотой друг, его любимый…

— Почему ты плачешь и стонешь по ночам? Что происходит с тобой?

— Дино… нет…

— Скажи мне, прошу… я приму любую правду, — Дин с мольбой смотрел в ореховые глаза, — Любую, Эйд.

«Я не могу! Не могу, Дино! Не смотри на меня так! Ты не поймешь и не сможешь простить!».

— Не сможешь простить, — одними губами произнес Эйдан, отводя взгляд.

Сердце Дина защемило. Не сможет простить? Господи, что же ты натворил, Эйд?

— Не тебе решать, смогу или нет. Смогу, я ведь многое прощал… Только скажи, что так мучает тебя?

— Я совершил ошибку, Дино…

— Какую? Эйд, не бойся мне рассказать. Я же люблю тебя, я пойму!

Закрыв лицо руками, ирландец тихо произнес:

— Прости…

«Прости…». Дин больше ничего не стал спрашивать, только посмотрел на него с такой тоской, что Эйдану захотелось умереть. В полном молчании они кое-как прибрались в студии и поехали домой.

Остановившись у подъезда, Дин не стал глушить двигатель. Открыв свою дверцу, Эйдан вопросительно посмотрел на него.

— У меня еще есть дела, Эйд. Я буду позже. Отдыхай.

Вот так. Сухим, холодным голосом. Эйдана передернуло.

— Дино, какие дела? Ты устал, это тебе нужно отдохнуть.

— Увидимся вечером, Эйд. Не задерживай меня, пожалуйста.

Понуро повесив голову, ирландец вышел из машины.

Встреча в кафе не внесла ясности в происходящее с Эйданом.

— Нет, Дино. Я абсолютно не в курсе.

— Жаль, — с грустью сказал Дин, — Я очень надеялся на то, что, возможно, он хоть тебе что-то рассказал. Как старому другу.

Чемберз фыркнул.

— О чем ты говоришь, Дино! Он никогда особо не делился со мной своими секретами. Ох… — Ник взъерошил рыжую шевелюру, — Черт… я оказался прав.

— В чем? — новозеландец рассеянно посмотрел на Чемберза.

— В том, что он достанет всю твою душу. Теперь ты убедился в том, что он это умеет? Черт… а я так рад был за вас.

Дин покачал головой.

— Хрен с ней, с моей душой. Я должен знать, что с ним происходит.

Они замолчали. Ник с тревогой всматривался в лицо фотографа, задумчиво сворачивающего салфетку. Он никогда не видел Дина таким… несчастным. Даже тогда, когда общался с ним по скайпу во времена его разборок с бывшей.

— Да, забыл тебе сказать, Дино. Извини меня, пожалуйста, но я дал твой телефон одному парню, — Ник нервно поправил съехавшие на нос очки. — Черт… мой Ричи вчера нажрался, как последняя скотина. Ох, что-то мне это начинает напоминать… Он это делает очень редко, но ты же знаешь — это мой пунктик… Так вот, я выводил его на улицу, когда ко мне подошел Вуди, художник, и попросил твой телефон. Сказал, что хотел бы попытать счастья… ну, поработать с тобой. Ох, Дино, я бы не дал, но был так расстроен, а он все не отвязывался… Извинишь?

Дин махнул рукой.

Сидя на кухне, Эйдан курил одну сигарету за другой и думал.

Дин вернулся через пару часов в абсолютно подавленном настроении. Эйдан попытался накормить его ужином, но Дин отказался. Приняв душ, он молча прошествовал в спальню и лег спать. За весь вечер не было произнесено практически ни одного слова.

— Я просто не хочу делать тебе больно, Дино. Я не хочу тебя потерять. Но, кажется, я уже начал это делать… — прошептал Эйдан, глубоко затянулся и раздавил в пепельнице окурок. — Нет. Нельзя все время убегать…

Он нырнул под одеяло и обнял друга.

— Теперь ты делаешь вид, что спишь?

Дин повернулся к нему.

— Нет.

Голубые глаза мерцали в полумраке и непонятно было — от слез или просто так падал серебристый свет луны, бьющий в окно сквозь неплотно задернутые шторы.

Эйдан долго смотрел в мерцающие глаза, а потом накрыл губы Дина мягким поцелуем.

Это была ночь любви и нежности. Они не торопились. Они словно пытались раствориться в этой неспешной ласке, впитать, ощутить каждой клеточкой связывающую их близость. Они едва касались подушечками пальцев возбужденных тел, робко, словно боясь разрушить этими прикосновениями то драгоценное, что зародилось в их коротком отпуске. И они медленно и сильно проводили ладонями по каждой впадинке, по каждому подрагивающему мускулу, по каждому изгибу, отчаянно стараясь запомнить, оставить навсегда в памяти эти ощущения. Они вдыхали аромат друг друга, собирая его ладонями, и не могли им надышаться. Они любили этой ночью нежно и трепетно, без страстных стонов, ловя с приоткрытых губ друг друга лишь тихие вздохи. И, когда они оба, одновременно, подошли к пику наслаждения, Эйдан зажмурился, стараясь не позволить навернувшимся слезам выкатиться из глаз. Но одна предательская слезинка сумела просочиться сквозь сомкнутые веки. Повиснув на длинных ресницах, она задрожала, переливаясь маленьким бриллиантом, и сорвалась, упав Дину на лицо. Медленно скатившись к уголку его глаза, она смешалась с такой же одинокой слезой, застывшей в золотистых ресницах и вместе с ней скользнула к светлому виску.

Они затихли, тяжело дыша.

— Почему ты плачешь?.. — тихий голос, словно шелест ветра.

— Я не хочу тебя потерять…

— Я тоже не хочу потерять тебя, Эйд. Но это рано или поздно случится, если мы не научимся доверять друг другу…

— Дино…

— Что мучает тебя? Скажи мне, Эйд. Я хочу помочь тебе. Клянусь, что прощу тебе все. Только скажи, иначе я сойду с ума…

Эйдан откинулся на спину и закрыл руками лицо. После долгого молчания, он, наконец, выдавил:

— Хорошо…

====== Обещание ======

Эйдан с большим усилием проглотил ком, вставший в горле.

— Ты помнишь тот день, когда пришел ко мне?

— Да…

— Я, в самом деле, ничего не помнил о том, что случилось накануне вечером. Я… в тот вечер я был под кайфом и ничего не соображал. Я совершил отвратительную вещь, Дино, и безумно жалею об этом. Я вообще жалею о том, что поперся в тот паб, но в моей голове было столько странных мыслей… связанных с тобой, что я подумал: «Мне определенно нужно расслабиться и выбросить все эти мысли из головы», — Эйдан тяжело вздохнул. — Господи, как же мерзко все это вспоминать…