— Нет. Для этого нужно любить жизнь и свободу. Ты просто не представляешь, какое охватывает чувство, когда несешься с сумасшедшей скоростью вниз, свободный, в полном смысле этого слова.

— Ты прыгал?! — Тернер от восторга даже ухватил Дина за руку, — Прикалываешься!

— Семнадцать прыжков, — О’Горман скромно улыбнулся.

— С ума сойти, — ирландец откинулся на спину и опять начал наблюдать за парящими в небе яркими куполами, надолго о чем-то задумавшись.

Наконец, он тяжело вздохнул, закусил губу, чуть нахмурился и, снова приняв сидячее положение, тихо сказал:

— Знаешь, я как эти парашютисты — падал и падал, несясь на космической скорости к земле. И я непременно бы разбился, если бы не один человек, ставший моим парашютом.

Дин повернулся к нему, удивленно раскрыв глаза, не смея произнести ни слова.

— Ты — мой парашют, Дино… я…

Эйдан посмотрел в голубые глаза, решительно подался вперед, коснулся легким поцелуем его губ и тут же отпрянул, зажмурившись и опустив голову.

Все произошло так быстро, что Дин не успел моргнуть.

— Если ты меня сейчас ударишь, я пойму… — прошептал Тернер и чуть дернулся, когда теплая рука повернула его лицо.

— Открой глаза, Эйдан.

Ирландец послушно распахнул веки. О’Горман смотрел на него сияющим, словно искрящимся взглядом.

— Неужели ты до сих пор ничего не понял?..

Дин взял его лицо в ладони и поцеловал.

Их поцелуй не был страстным. Он был осторожным, изучающим и недолгим. Потом они обнялись, уткнувшись друг в другу в плечи, прислушиваясь к бешеному перестуку сердец.

— Эйдан…

— Да? — ирландец крепче прижал к себе О’Гормана, зарываясь носом в светлые волосы, совершенно не веря в реальность происходящего.

— Побрейся…

Тернер фыркнул.

— Сам побрейся. Колючий, как дикобраз.

Тихо рассмеявшись, они замолчали, наслаждаясь неожиданным спокойствием, воцарившимся в их головах и душах. Но не в телах. Они ощущали волны возбуждения, исходящие друг от друга, но не решались продолжить. Просто сидели, вцепившись в плечи, мелко вздрагивая, и молчали. Наконец, Эйдан не выдержал, и тихо произнес:

— Наверное, все остальное… лучше дома? — он почувствовал, что краснеет, задавая вопрос. — Тут песок и еще парашютисты эти…

Дину стало смешно от его детской непосредственности.

— Что «остальное»? — спросил он, заглядывая в лицо Тернера. Тот вспыхнул еще ярче.

— Черт, Дино! Не заставляй меня краснеть, словно подростка! Я и так готов умереть от смущения! И вообще…

— Не надо, не умирай, — еле сдерживая улыбку, сказал О’Горман и откинул с его лба непослушную прядку, — Ты такой забавный, когда смущаешься. Забавный и очень красивый. А, что касается «остального», то я с тобой согласен. Лучше дома, но не из-за парашютистов.

— А из-за чего? — наивно поинтересовался Эйдан.

— Ох, Эйд… во-первых, из-за твоей ноги. Ты прав, вокруг песок и не хватало еще занести какую-нибудь заразу в рану. А во-вторых, — Дин почувствовал, что сам заливается краской, — без ничего будет больно… наверное.

— Об этом я как-то не подумал, — пробормотал ирландец, становясь почти бордовым.

Дин притянул его к себе, поцеловал в уголок рта и улыбнулся.

— Давай просто посидим здесь, — немного помолчав, он добавил: — А ты романтик, Эйд. Так красиво все обставил — урок гончарного мастерства, парашютисты. Я бы так не смог…

Тернер просиял и легко ткнул его кулаком в плечо.

Они болтали и смеялись, порой, неожиданно замирая, подолгу глядя друг другу в глаза. И даже немного вздремнули, лежа на теплом песке, переплетя пальцы рук, глубоко вдыхая соленый свежий воздух.

Дина вывел из дремы приглушенный стон ирландца. Резко открыв глаза, он повернулся к другу, с беспокойством вглядываясь в его лицо. Эйдан лежал на спине, закрыв рот ладонью, а другую прижав к горлу.

— Эйд, что случилось?

Тернер распахнул сонные глаза.

— Сон, — сдавленно ответил он, — Все в порядке…

— Кошмар?

— Не помню, — Эйдан сел, тяжело дыша и дрожа всем телом, — Да, наверное, кошмар.

— Эй, — Дин прижал его к себе, — Надеюсь, не я стал поводом для таких сновидений?

— Не ты, — ответил Тернер, обнимая его и чувствуя, как вновь накатывает отвращение к самому себе. Больно защемило в груди, и он с трудом проглотил комок, вставший в горле, — Дин, ты ведь не оставишь меня?

О’Горман удивленно посмотрел на него.

— Эйд, что за глупости ты говоришь?

Ирландец не ответил. Судорожно вздохнув, он припал к губам друга в каком-то отчаянном поцелуе, сжав так, что Дину стало нечем дышать.

— Ох, Эйдан, ты меня задушишь! — фотограф отстранился, — Что с тобой?

— Ничего, — прошептал Тернер, — Просто я не могу поверить, что все это происходит на самом деле.

Они просидели на пляже до самого вечера. Чтобы не умереть с голоду, Дин съездил в деревню и купил в магазине кучу готовых сандвичей и большую пластиковую бутыль апельсинового сока. Счастливые, довольные и сытые, они проводили последние лучи такого замечательного дня и отправились домой.

Когда мальчики вошли в дом, Мюренн все поняла. Такие лица бывают только у влюбленных и только в тот день, когда они признались друг другу в своих чувствах. Рассеянные и счастливые улыбки, горящие глаза сказали ей все. Ну, что ж, свершилось то, к чему ее жизнь совсем не готовила. Но она была искренне рада за них и, поэтому, не хотела мешать им сегодня.

— Мальчики, что ж вы так поздно? Я уже начала волноваться! И машина мне нужна.

— Мюренн, я же звонил, предупредил, чего ты? — Эйдан обнял ее и нежно прижался щекой к ее щеке. — А куда это ты собралась на ночь глядя?

— Хочу съездить к своей подруге, она живет на другом конце деревни. Что-то Бетти неважно себя чувствует. Пожалуй, останусь с ней до утра.

— Давайте я вас отвезу, — предложил Дин.

Мюренн улыбнулась фотографу и положила ему руку на плечо.

— Спасибо, Дин. Но не нужно. Дорога одна — не заблужусь, не переживайте за меня. Сейчас накормлю вас и поеду.

Пока мальчики принимали душ и переодевались, она быстро разогрела ужин и собралась.

Дин проводил ее до машины.

— Спасибо вам за все, Мюренн, — от души поблагодарил он. Женщина села за руль, закрыла дверцу и улыбнулась. Просунув в окошко руку, она сжала ладонь О’Гормана.

— Береги его, — Дин кивнул, смутившись ее хитроватой улыбки, — И поосторожней с его ногой.

Он помахал Мюренн рукой, подождал, пока машина не скрылась из вида, и направился обратно к дому.

Эйдан курил на крыльце. Новозеландец подошел к нему, вытянул из тонких пальцев сигарету и отбросил ее в сторону.

— Ты голоден?

— Безумно, — тихо ответил Тернер.

С минуту они просто смотрели друг на друга. Потом Эйдан протянул руку и Дин вложил в нее свою ладонь.

Жадно впиваясь губами, кусая и рыча, задыхаясь от желания, которому теперь можно было дать полную волю, они ввалились в дом.

Стянув с Дина футболку, ирландец отшвырнул ее в сторону. Чуть отстранившись, он с восхищением посмотрел на друга.

— Дино, ты такой… весь будто из золота, — он страстно припал к его губам, зарываясь пальцами в густые волосы, — Хочу тебя… я хочу тебя…

Эйдан жарко шептал слова, легко прикусывая его шею.

— Эйд, осторожней… твоя нога… — выдохнул Дин.

— Плевать, я о ней забыл. Дино, я больше не могу ждать.

Почти всхлипывая от возбуждения, он рванул тесемки на спортивных штанах фотографа, дрожащими пальцами забираясь под мягкую ткань. О’Горман захлебнулся воздухом, когда рука ирландца легла на его стремительно набухающий член и слегка сжала.

— Какой ты… большой, — прошептал Тернер, целуя приоткрытые в беззвучном стоне губы. Дин ухватил его за кудряшки и мягко оттянул назад.

— Эйд, прошу тебя, давай доберемся до кровати. Я боюсь раздевать тебя на ходу, могу потревожить твою ногу, — срывающимся голосом попросил он.

Тернер кивнул, не без сожаления убирая руку. Он был бы не против заняться любовью прямо в гостиной, на жестком ковре. Ему было все равно. Он был настолько возбужден, что, казалось, сможет кончить от легкого прикосновения. Но Дин, как всегда, был прав.