— Иди в душ, — предложил Стив Броку, — я за ним присмотрю.
Тот кивнул, но не забыл предупредить, зная характер Роджерса:
— Не допытывай его, он не помнит себя прежнего, и кто знает, что будет, если вспомнит.
— Я рад, что мы на одной стороне.
Стив вдруг посмотрел тепло, улыбнулся, и глаза его блеснули закатным солнцем.
— Стив, я…
Он сам не знал, что хотел сказать. Оправдаться за всю прошлую ложь? Пообещать, что больше не будет? Уверить, что они и правда союзники? Но Роджерс всё равно перебил и в излюбленной манере закончил разговор так, как считал нужным:
— Нет, всё хорошо. Я понимаю. Правда. И сейчас я просто рад, что всё так вышло. Со мной ты и Баки, а Гидра, я надеюсь, мертва окончательно. Всё вышло как вышло, и это здорово.
Брок знал, что не заслуживает такого парня, но Стив всё равно смог удивить. Понять всё настолько… правильно, даже лучше чем есть на самом деле, мало кто смог бы, а у Роджерса вышло.
Рамлоу смотрел в голубые глаза и пытался вспомнить, чего он сделал в жизни хорошего, что ему достался такой парень.
— Не знаю, как в таких случаях принято, — заговорил он, когда точно был уверен, что не наговорит лишнего от счастья, — но можно я тебя поцелую?
Тот усмехнулся и первым потянулся вперёд.
Мысли в голове Стива беспорядочно метались, не позволяя ухватиться ни за одну, и всё, на чём получалось сосредоточиться — живой Баки. Он был совсем не такой, каким запомнился, и дело, к сожалению, было не только во внешности.
После Аззано в Баки что-то надломилось, и тогда Стиву казалось, что это сродни катастрофе. Сейчас же он смотрел на отрешённого и безучастного ко всему Солдата, не помнящего даже своего имени, и мечтал вернуть того Баки. Своего Баки.
— Как ты себя чувствуешь? — осторожно спросил Роджерс, медленно подходя не со спины, а сбоку.
— Самочувствие в пределах нормы, — сухо и по-военному отозвался тот, всё ещё смотря лишь в окно на закатное солнце.
— Красиво, да? — Роджерс подошёл ближе, надеясь не сделать всё хуже, чем уже есть. — Ты всегда любил закат, а мне больше нравился рассвет. Когда мы жили в Бруклине, мы часто вылезали на крышу. Я рисовал, а ты просто смотрел. Ты говорил, что с нашей крыши открывается лучший вид в городе, — он грустно и напряжённо усмехнулся. — Напротив была высоченная заброшенная фабрика, вокруг стояли дома, а наш был чуть ли не самым низким в округе, но ты всё равно убеждал меня…
— Я никогда не жил в Бруклине.
Сказал, как отрезал, а у Стива в груди больно и глухо ёкнуло сердце.
— Жил, Баки, ты просто не помнишь…
— Я не Баки.
И снова эти металлические нотки в голосе. Будто перед ним не человек, а машина. Оружие.
— Твоё имя Джеймс Бьюкенен Барнс. Я звал тебя Баки, потому что ты ненавидел своё имя. Помнишь?
— Этого не было.
— Баки…
— Я. Не. Баки!
— Нет, это ты. Тебе только нужно вспомнить…
— Нет!
— Больше никто не будет стирать твою память. Она постепенно вернётся, и ты вспомнишь всё.
— Нет!!! — он двинулся кулаком по стеклу, так, что пошли трещины. — Я не помню. Нет никаких воспоминаний, нет нарушений в работе, нет сбоев!..
Он был близок к истерике, но внешне оставался спокоен. Как машина, в которой сломалось что-то внутри: не увидишь, пока не станет поздно. Это пугало и выводило из себя одновременно, и Стив хотел сделать что-то — что угодно — чтобы в родных глазах никогда больше не появлялось такого выражения. Будто перед ним не лучший друг, а совершенно чужой человек. Он не мог этого допустить.
— Баки…
— Нет!
— Солдат, отставить, — Брок показался на пороге комнаты, мокрый, с полотенцем на бёдрах. — На пять минут вас оставить нельзя…
— Командир, — Баки весь подобрался, будто зачитывал рапорт, а от подступающей истерики не осталось и следа. — Я функционален и эффективен. Я оружие Гидры, я принадлежу ей. И тебе. Я не знаю никакой другой жизни, никаких воспоминаний. Я… нужен!..
— Верю. Тихо, Солдат, я верю.
Барнс всё ещё был напряжён, будто его собирались допрашивать, и Брок понял, что раньше так и было. Если Солдат вспоминал что-то из прошлого — его обнуляли, а это процесс болезненный. И теперь даже на любое упоминание прошлого Барнс реагирует остро, и тем сложнее будет убедить его, что за подобное ему теперь ничего не сделают.
На Стива было жалко смотреть, и Брок его понимал. То, что он видел на военных фотографиях и то, что представлял сейчас собой Барнс, не имело ничего общего. Если бы это были два разных человека, всё было бы куда как проще.
— Так, — Брок постарался придать голосу хоть каплю воодушевления. — Сейчас мы пожрём, а потом ляжем спать. Всё остальное — завтра. Солдат — в душ. И никакой ледяной воды! Как понял?
— Есть, Командир, — он кивнул. — Тёплый душ. Принято.
Барнс ушёл, и Стива прорвало. Он бессильно опустился в кресло, плечи поникли, а руки обхватили голову. Брок нерешительно подошёл ближе, не зная, чем помочь и будучи не уверенным, нужно ли это Роджерсу.
— Это Баки, но он об этом не знает, — тихо и почти шёпотом произнёс Стив. — Не помнит меня, не помнит себя, не помнит ничего. Брок, он…
— Он жив, — уверенно прервал его Рамлоу, присаживаясь на подлокотник кресла, — значит, не всё потеряно. Роджерс, он всё вспомнит, но нужно время. Ему не один десяток лет промывали и прожаривали мозги, так что сейчас он немного не в себе, но это пройдёт.
— Я всё это время думал, что он мёртв, — голос Стива зазвенел. — Он упал в пропасть на моих глазах, а я даже не искал его, думая, что найду труп. Мне и умирать было не так страшно, потому что меня здесь больше ничего не держало. Но всё это время…
— Стив, не надо…
— Всё это время Баки был жив, а я не знал. Я мог спасти его.
Брок нерешительно положил ему руку на плечо, не пытаясь обнять, а просто выражая молчаливую поддержку. Стив руку не скинул, а, наоборот, повернул голову и потёрся щекой о тёплые пальцы.
У Брока от такой неприкрытой нежности перехватило дыхание
— Ты можешь спасти его сейчас. Стив, он вспомнит всё, рано или поздно, и в этот момент ему нужен будешь ты. Он воспринимает меня как Командира, как того, кто отдаёт приказы и кого нужно без возражений слушаться, потому что ему нужно это сейчас. Но потом, когда вся закаченная в его мозг хуйня выветрится, ему понадобится не начальник, а друг. Ты.
Стив поднял на него свои невозможно голубые глаза, сейчас подёрнутые дымкой так и не пролитых слёз и спросил:
— Ты будешь рядом? С… нами?
Брок надеялся на этот вопрос, но, услышав, не мог поверить, что всё это правда. Что он по-прежнему нужен Стиву, даже такой неправильный, лгавший и предавший его однажды.
Голос звучал хрипло, но Брок был просто счастлив сказать эти слова:
— Куда я от вас денусь.
В душе шумела вода, и этот звук единственный нарушал сложившуюся тишину, когда Брок не выдержал:
— Стив, ты должен знать: Гидра завербовала меня ещё до нашего знакомства. До того, как я узнал, что Капитана Америку разморозили.
— Брок, я понимаю…
— Не перебивай, мне нужно сказать. Я знаю, что после этого тебе будет трудно мне верить, но я на твоей стороне.
Стив приподнялся и мягко накрыл ладонью его губы.
— Я знаю это, — он снова тепло улыбнулся. — Брок, правда, я знаю и верю тебе. Если бы не ты, я бы даже не знал, что творилось у всех на виду, не знал бы про Пирса, про Гидру… про Баки, — Рамлоу попытался возразить, но Стив не дал себя перебить. — Благодаря тебе он сейчас здесь. То, что творили с ним, то, что Гидра не исчезла в сорок пятом — всё это не твоя вина, но ты помог это прекратить. Спасибо. Наверное, мне тоже стоит признаться, — он вдруг грустно усмехнулся, и у Брока в предвкушении неприятно кольнуло сердце. — Ты не первый мужчина, которого я… полюбил.
Рамлоу спокойно выдохнул, хотя и знал, что это ещё не всё.