— Наказания не будет? — хрипло уточнил Барнс.

— Никакого, — подтвердил Брок.

Что здесь с ним творили, что он всё время думает о наказании?!

— Выпей, — он протянул стоящий на столике коктейль, по цвету напоминавший старый томатный сок. — Ты вроде как ел часа два назад, но нужно восстанавливать силы.

Солдат беспрекословно подчинился, а затем замер перед Броком с пустым стаканчиком в руке.

— А теперь дальше досыпать, — распорядился Рамлоу. — Времени — за полночь.

— В криокапсулу?

— Нет, и надеюсь, что никогда больше ты туда не вернёшься.

Приученный не задавать лишних вопросов Барнс молчал, но во взгляде отчётливо читалось непонимание, а Брок не знал, как объяснить ему всю ситуацию. И стоит ли?

Если он откроет Солдату свой план, а тот, под влиянием Пирса, всё ему сольёт — пострадают оба, и ещё не известно, кто сильнее. Худшее, что могло случиться с Броком — смерть, Барнсу же это, похоже, не грозило. Слишком важный стратегический объект, который можно бить, тестировать, бросать на опаснейшие операции, морить голодом, ставить над ним опыты и отбирать самое ценное, что есть у человека — личность, но не убивать. Брок не знал, могла ли смерть считаться в его случае милосердием, и думать над этим не хотел.

Барнс ждал ответа, по-своему безразлично, и Брок решился:

— Ладно слушай, — он опустился на кровать, и Солдат сел следом. — Через несколько дней у тебя будет задание. Если я правильно понимаю, тебе назначат цель. И я хочу, чтобы с того момента ты слушал только мои приказы. Кивал Пирсу, поддакивал Фойзу, но если я скажу «отставить» — ты выполнишь, — Барнс неуверенно кивнул, всё ещё не понимающий. — Если всё пойдёт как надо, я вытащу тебя отсюда, и больше никто не будет распоряжаться тобой, как вещью. Больше никаких тестов, экспериментов и миссий, никакой криокапсулы и обнуления, понимаешь? Но для этого ты должен слушать только меня.

— Я буду… списан? — ломко спросил Барнс, и Броку вдруг очень захотелось его обнять.

— Ты будешь свободен.

— Я… — он замешкался, видимо, подбирая слова, — не знаю, как это. Что мне нужно будет делать?

Брок стиснул кулаки. Перед ним сидел человек, герой войны, переживший столько, что остальным и не снилось, и не знал, что значит «быть свободным».

Если план накроется, если что-то пойдёт не так, — Брок лично возьмёт нож и перережет глотку Пирсу, чем бы потом это для него ни обернулось. Пусть он ничего не добьётся, но хотя бы отыграется.

Мужчина устало вздохнул и снова посмотрел Солдату в глаза. Тот, несмотря на гору мышц, металлическую руку и брутально спутанные чёрные волосы, выглядел хрупким и ранимым. Взгляд его выдавал.

Он ждал ответа, продолжая ещё на что-то надеяться, хотя, казалось бы, давно пора перестать это делать, с его-то жизнью.

— Ты сможешь делать всё, что захочешь. В этом и прелесть.

Барнс замер и, казалось, перестал дышать.

— Что хочу?.. — тихо спросил он.

— Именно. Чего бы тебе хотелось прямо сейчас? — видя, что тот мнётся, Брок ободряюще кивнул ему. — Не ссы, говори.

— Чтобы рука не болела, — быстро ответил Барнс и зажмурился.

Брок уже должен был перестать удивляться постоянному ожиданию наказания, которое, казалось, выжгли под коркой у Солдата, но он всё же удивлялся. Удивлялся и ужасался.

Барнс боялся признать, что не хочет чувствовать боль, будто это было чем-то неприемлемым, чем-то, что он не имеет права просить, и Брок поклялся, что не оставит от Гидры и камня, когда они отсюда уберутся.

— Это можно устроить, — потушив в глазах ярость, мягко ответил он. — У моего… друга есть достаточно связей. Думаю, толковый доктор тоже найдётся. А что ты хочешь кроме этого?

— Я… не знаю, как чего-то хотеть.

Блять.

— Ну, — Брок растерялся, не зная, как объяснить человеку такую простую, казалось бы, вещь, как желание. — Представь что-то, что делает тебя счастливым.

— Счастливым?..

БЛЯТЬ.

— Это когда твоё самочувствие улучшается.

Барнс немного подумал, и Брок решил, что если он назовёт сейчас что-то такое же простое, как «не чувствовать постоянную боль», он лично найдёт каждого живого члена Гидры, работавшего с Зимним Солдатом, и свернёт им шеи.

— Тёплый душ.

Гидре пиздец.

— Уже хорошо. Ещё?

Барнс ненадолго замолчал, а когда ответил, Брови Брока неконтролируемо поползли вверх.

— Солнце.

— Ты не часто бываешь на улице, верно? — догадался он.

— В основном миссии ночью, — Солдат кивнул. — Днём были три раза.

— Ты помнишь их? Миссии?

— Не полностью. При обнулении стирается часть данных, но остаются сведения о целях, времени и месте их ликвидации.

Брок представил себе эту жизнь. Не жизнь, а существование, даже без возможности видеть солнце, когда захочется, да хотя бы на картинках. Видеть лица только тех, кто тебя ежедневно пытает или кого тебе предстоит убить. Дёргаться и сжиматься в ожидании удара всякий раз, как случается задать вопрос или выразить свою мысль, потому что «оружию мыслить не положено».

Брок представил, и захотелось блевать или убивать.

— А что ты помнишь до этого? — осторожно спросил он, подумав. — Из своей прежней жизни?

— У меня нет «прежней жизни», меня создали здесь, — заученно ответил Солдат, не моргнув и глазом.

— Здесь? — переспросил Брок, хотя и так знал ответ.

— В Гидре. Та, первая база была другой, и люди были другие, но до Гидры никаких воспоминаний нет и не может быть.

Но Брок заметил как он напрягся. Люди, не привыкшие лгать и которым приходилось это делать, обычно так выглядели: скованно, будто кто-то мог прочитать их мысли и сразу же уличить во лжи. Брок понял, что Барнс если не врёт, то точно что-то не договаривает, но решил не идти напролом, а попытаться узнать мягко, чтобы у Солдата не было повода бояться его.

— Просто, чтоб ты знал: я не Пирс, я не буду тебя наказывать, если ты что-то вспомнишь. Ты можешь мне рассказать.

Барнс явно сомневался. Он отвёл взгляд, сразу становясь человечней, а потом снова посмотрел на Брока, оценивающе и с больной надеждой, по-прежнему боясь наказания, но мечтая довериться хоть кому-то.

— Было ещё кое-что, — наконец, ответил он. — Оно долго не хотело уходить, но память стирали. Снова и снова, пока всё не забылось.

— Что это было?

— Что-то хорошее, — Солдат вдруг чересчур человечности пожал плечами и сам удивился этому жесту. — Очень…счастливое. Светлое и тёплое. Как солнце.

— Ты вспомнишь, — убеждённо ответил Брок, и сам твёрдо верил, что так оно и будет. Он уж сделает для этого всё возможное. — Когда-нибудь со временем. А сейчас пора спать.

Он вздохнул, прогоняя оцепенение, и тепло улыбнулся поднявшемуся Солдату.

— Мне идти туда? — снова бесцветно спросил тот, указывая на запертую дверь с торчащим из замочкой скважины ключом.

— Нет, нахер эту каморку, — тут же отозвался Брок, а затем огляделся, — ложись здесь.

— А… ты?

Он впервые обратился так к Броку, и это был явный прогресс. Оставалось сделать всё, чтобы его не стёрли. Не обнулили.

— Думаю, мы поместимся оба. Иногда, когда я был на особо далёких заданиях, — он не стал уточнять место, где это было, чтобы не вызывать неприятных воспоминаний у них обоих, — мы спали на земле. Или в палатках, которых было так мало, что приходилось жаться друг к другу. По сравнению с этим, наша кровать — целый полигон. Ложись.

Он встал, чтобы погасить свет, и уже в темноте опустился на свою сторону кровати. Барнса было почти не слышно, и Брок впервые осознал в полной мере, насколько тот опасен. И с этим человеком он решил уснуть на одной кровати. Камикадзе.

Вдруг Солдат вздохнул, а потом будто разлепил сжатые губы. Брок не стал бы гарантировать, что правильно понял природу звуков, но ему показалось именно так. Было похоже, что Барнс хочет что-то спросить и не решается. Вдруг он заговорил, и его хриплый голос, немного приглушённый, чтобы было не так громко, разрезал создавшуюся тишину: