Шатен смотрит куда угодно, только не на понимающее лицо супруга короля. Осознание медленно, но верно приходит к нему.

- Этого не может быть, – он вскакивает со стула и начинает мерить широкими шагами комнатку, – не может быть! То есть, всё время, что я нахожусь в этой чёртовой башне, я, на самом деле, валяюсь при смерти?!

- Да.

- И ты грёбанный последний маг чёртового королевства?

- Последний тёмный маг союза королевств. Я укрываю ещё последнего светлого.

- Ошизеть, – шепчет блондин, стягивая серебряную корону с головы и смотря из окна на спящего дракона, – тогда та белая хуета ...

- Ваше проклятье.

- Заебись. Иди, сражайся, тёмный маг, а потом я прикажу осыпать тебя золотом и подарю жизнь, – машет рукой младший правитель.

- Я не могу распутать белые нити заклинания, только уничтожить, но тогда тот, кто Вас заколдовал, атакует снова, и, скорее всего, всё закончится очень плохо.

- Херово. Я этого больного ублюдка больше не хочу видеть, – внимательные зелёные глаза словно заново изучают большого дракона внизу.

-Вы можете сказать, кто наложил на Вас такое сильное колдовство?

- Б... Блять! – Его Величество недоумённо смотрит на тёмного, беззвучно шевеля губами и силясь произнести хоть что-нибудь, связанное с обидчиком, – он же б... боги, вот же засранец этот д... даун! Я не могу ничего сказать.

- Скорее всего, запрет на упоминание, – задумчиво кивает подросток, и правитель машинально повторяет этот жест, а потом вспыхивает.

- Ты же маг, так залезь в мои мысли, найди, что надо!

- Я итак уже в Вашем разуме, – мягко напоминает Тсунаёши.

-Точно, – морщится блондин и вновь отворачивается к окну.

- Ваше Величество...

-Хаято.

-Что? – недоумённо переспрашивает шатен.

- Хаято. Это моё имя. Ха-я-то, – по слогам произносит младший правитель, – я отвык за столько лет от официального обращения.

Маг хмыкает в тьму плаща и легко улыбается.

- Мне пора идти, Хаято. Моё дальнейшее пребывание может разрушить Ваш разум, – Тсунаёши нерешительно замолкает, заметив потухший взгляд, а затем уверенно добавляет, – я скоро вытащу тебя отсюда.

Король удивлённо смотрит на то, как тёплые живые ладошки сжимают его ледяные руки, и слегка вздрагивает от прикосновения. Первый за долгое время собеседник исчезает в оранжевом пламени, а Хаято припоминает наставления отца. “Никогда, слышишь, никогда не доверяй магам. В частности тёмным. Они предадут, запутают, оставят ни с чем, растопчут гордость. Они – порождения зла, скопление всех грехов человечества.” В изумрудных глазах вспыхивает былая решимость, а глас воспоминаний затихает вдали. Он будет верить в хрупкого подростка, верить до последней секунды, до последней капли крови. Надоело уже жить в мире, где каждый – твой враг!

Когда он только родился, ещё слепой и совершенно беспомощный, под боком шебуршилось двое или трое братьев и сестёр. Он отпихивал их слабыми лапками, уползал подальше, но они всё равно его находили, таскали за уши, придавливали хвост. Нестерпимо хотелось, чтобы надоедливые родственнички наконец-то перестали и куда-нибудь исчезли. В какой-то момент они действительно начали исчезать. Сначала надрывно хрипели, слегка поскуливая и чувствуя, как мама вылизывает шерстку, это успокаивало раздирающую на части боль, а затем писк прекращался, и вместе с ним становилось куда тише – вслед за звуками пропадало дыхание. И так один за другим.

Слепые волчата не могли в полной мере осознать, в чём причина редеющих рядов, а он чувствовал темноту, холодную и склизскую, противной вязкой мокротой обволакивающую очередную жертву. Он тихо рычал и иногда тявкал на неё, но тьма скалила в ответ мощные клыки и сверкала белыми мёртвыми глазами. Самого смелого она приберегла напоследок.

Когда темнота протянула к нему свои истлевшие пальцы, он кусался, царапал неокрепшими коготками, сопротивлялся изо всех сил, но она лишь ухмылялась и наваливалась пахнущим гнилью и болотом телом, пропитывая отвратительным смрадом тёплую шёрстку.

Мамин язык действительно ненадолго помогал – тьма отступала под обжигающими лучами самой искренней любви на свете, но всё равно мерзко хихикала и что-то угрожающе шептала. Она замолчала только один раз – когда по лесу пронёсся радостный глас о светлом маге. Через минуту тяжело дышащего волчонка ощупывали длинные пальцы, а тьма надрывно сипела, сжимаясь с каждой падающей синей искрой всё больше и больше. Волна тепла обдала маленькое тельце, и тогда он в первый раз увидел мир вокруг.

Светлого мага он запомнил плохо, – мама тотчас же оттащила детёныша к остальному зверью – но зато появление тёмного отчётливо впечаталось в детское сознание. Он видел тьму за спиной худого человеческого существа, и эта тьма была тёплой, завораживающей и очень ласковой. Она клубилась, окутывала, перетекала дымом, но не душила и не заливалась болотной жижей в нос и горло. Она защищала.

Кёя, предостерегающе рыкнула мать, когда он как зачарованный пополз на животе к тонкому человеку, – людям нельзя безоговорочно доверять.

Через два дня волчонок охотно подставлял пузо под тёплые пальцы потрясающего мага.

Кёя, я же говорила, людям нельзя доверять, вздыхает волчица. Её сын растёт аномально быстро, и это очень сильно беспокоит мать, – ты к нему привяжешься, а потом тебе сделают очень больно.

- Если он меня ударит, то я укушу в ответ,- хмыкает волчонок, припоминая, что недавно цапнул светлого за попытку наступить на роскошный хвост.

- Ты не понял. Болеть могут не только раны на теле, – волчица вылизывает

жёсткую шерсть сильно подросшего за всего лишь одну неделю сына, – раны на душе куда опаснее.

- На душе? И как же до неё добраться? Она же где-то внутри, да? – фыркает волчонок, а мать качает головой.

Однажды её сын поймёт.

-Мама? – непонимающе смотрит на волчицу, а в глазах плещется столько внезапного страха, – оно само...

Она мотает головой и тяжело вздыхает. Чего-то подобного волчица и ждала – обычные волчата не вырастают за две недели почти в два раза.

- Сын, что ты знаешь об оборотнях?

Человеческий мальчишка перед ней так знакомо склоняет голову набок и прищуривает тёмно-серые глаза.

- Лисий король очень медленно бегает в своём другом облике, – хищно скалится мальчик, а волчица обречённо качает головой. Какой же он всё-таки ещё ребёнок.

Лицо спящего тёмного мага совсем не пугающее и не злое. Оно вообще никогда не пугающее, а в таком беззащитном положении и подавно. Он едва слышно посапывает, приоткрыв рот, и до самого носа кутается в комок одеял, морщась от чужого дыхания. Кёя внимательно его изучает, не обращая внимания на мешающие клубы чужих душ. Лордов он умеет отличать, а на остальных можно и начхать. Оборотень, пребывая в человеческой ипостаси, коей очень хотелось похвастаться перед тёмным, чуть ли не прижимался носом к чужому носу, рассматривая переливающиеся в утренних лучах пряди.

И почему мама запрещает ему приближаться к магу? Вот уже пятый месяц она глухо рычит на него, чуя запах человека, и придавливает к земле, не больно прикусывая загривок, напоминая, кто в их маленькой стае главный.

Сидеть голой задницей на полу было не очень удобно и совершенно не тепло, да и светлый завозился на скрипучей, как старое дерево на отшибе, кровати, так что, недолго думая, волчонок нырнул под одеяла и прижался к тёплому магу со спины. Тот беспокойно завозился, но через пару мгновений затих, почувствовав, как чужое тело нагревается от него.

Лежать было тепло и очень мягко.Тёмный маг извернулся во сне и прижимался грудью, закинув тонкую ногу на обнаженное бедро оборотня, и умиротворяющие сопел в шею.

Убаюканный едва слышным дыханием и тёплой тьмой, заинтересованно обволакивающей нагое тело, брюнет не заметил как задремал, прижав к себе плотнее спящего шатена. Где-то в полудрёме он, кажется, слышал голоса.