В канун Рождества у нас был легкий ужин в маленькой столовой и мы рано легли спать. В тот день весь персонал был очень доволен. Думаю, бонус в этом году был приятным.

Рождественским утром Конрад вел себя как ребенок, слишком крупный, но такой милый в своем рвении. Он разбудил меня в 7 утра!

– Неужели в этом доме нельзя поспать подольше хоть один день? – пожаловался я в шутку.

– Ты тот, кто спит дольше всех! Смотри, ты хочешь спать, вместо того, чтобы проверить, получил ли ты что-нибудь на Рождество!

– Почему ты уверен, что ты что-то получишь? – спросил я, изо всех сил стараясь быть серьезным.

– Я был очень хорошим в этом году, – горделиво сказал он, и я засмеялся, поднимаясь с кровати, чтобы поцеловать его. – Но я уже получил свой подарок, – он поцеловал меня в ответ с еще большей страстью, заставив меня прислониться к подушкам, пока он забирался сверху.

Только я подумал, что мне наконец посчастливится – вопреки предписаниям врача: абсолютный постельный режим в течение двух недель – он прервал поцелуй и спрыгнул с кровати, полностью оделся и воскликнул: «Поторопись, иначе все пропустишь!» Он выскочил из комнаты в свой кабинет.

Вздохнув, я вылез из удобной и теплой кровати. Бесполезно. Он живет в постоянном кофеиновом стремительном движении. Я умылся и оделся очень неформально в черные вельветовые брюки, светло-голубую рубашку и бежевый джемпер, прежде чем присоединиться к нему в кабинете. С глухим звуком он захлопнул папку, которую читал, и взял ее с собой, прежде чем спуститься по лестнице вниз, к большой (исполинского размера) рождественской елке, которая прибыла вчера и которую мы украшали под хмурым взглядом Фридриха.

Со стороны Фридриха был очень любезно помочь мне спрятать подарок Конрада – да, несмотря на размер этого замка и невообразимое количество комнат, очень сложно что-нибудь скрыть от него! – и оставил его завернутым под деревом. Я удивился, увидев под елью еще две больших прямоугольных коробки, которые явно предназначались для детей, потому что были упакованы в бумагу с узором из старинных игрушек с большой красной лентой сверху.

– Конрад, если ты думаешь, что двух коробок хватит, чтобы сделать детей Альберта счастливыми, ты серьезно ошибаешься, – пошутил я.

– Они не для них! Они для Клауса и Карла, но, думаю, ничего страшного, если ты откроешь их.

– Нельзя открывать детские подарки, – сказал я, думая, что это, возможно, дети одной из горничных. – Давай, открой мой! – я протянул ему картину. Честно говоря, что можно подарить человеку с толстым банковским счетом? Остается не так уж много вариантов. Живопись – ну, акварель. Как ребенок, он сорвал бумагу и вытащил картину из тубуса. Он восхищенно рассматривал ее. – Это…

– Сан-Капистрано, вид с террасы.

– Да, именно тогда ты сказал мне, что любишь меня.

– Я всегда любил это место, оно было моим убежищем, когда все становилось чересчур для меня. Одиночество равнины всегда меня очень привлекало. Идеальное место, чтобы попросить тебя стать моим супругом. Ты схватил его суть, но в то же время осветил по-новому.

– Счастлив, что тебе понравилось.

– Она пойдет в мой офис, я точно знаю куда.

– Пожалуйста, не делай этого! У тебя там настоящие шедевры!

– Это мой офис, и я украшаю его, как мне нравится. Теперь открой свой подарок! – он толкнул меня локтем, как ребенок, и снова показал мне коробки.

– Конрад, это для двух детей! – запротестовал я, но он заткнул меня поцелуем.

– Открой их, любовь моя. Потом мы вместе упакуем их обратно, – прошептал он мне на ухо, зная, что я не могу сопротивляться его голосу. Я опустился на колени на пол и увидел, что на обеих коробках есть имена «Клаус Мария» и «Карл Мария», написанные его идеальным почерком. Все еще думая, что это неправильно, я аккуратно снял ленту, надеясь, что она не будет испорчена, с коробки «Клаус» и развернул бумагу, осторожно удалив скотч. Внутри оказалась коробка с большим плюшевым мишкой от Штайффа, медного цвета с серьезным выражением мордочки. Все еще озадаченный, я посмотрел на Конрада, и он указал мне на другую коробку. Я повторил весь процесс и обнаружил внутри еще одного плюшевого медведя, но темно-коричневого оттенка, для «Карла».

– Я подумал, что было бы неплохо защитить наших собственных. Это модель 1920 года и размер, который может носить маленький ребенок.

– Не понимаю.

Он дал мне папку, которую принес с собой, и я открыл ее. Внутри было несколько снимков УЗИ двух детей.

– Это наши дети, Гунтрам. Клаус и Карл. Им четыре месяца. Они родятся 15 мая, по словам врачей, – очень тихо сказал он мне, и я был ошеломлен, не в силах отвести глаз от изображений. Мои глаза были прикованы к ним, запоминали каждую мелочь и не могли поверить, что они там.

– Это правда? – прохрипел я, и он вынужден был поддержать меня, потому что все перевернулось.

– Да, любовь моя. Наши дети.

– Я… – Господи, я был готов рухнуть. Так неожиданно, но так чудесно!

– Я не сказал тебе раньше, потому что у любой беременности существуют риски, а я не хотел заставлять тебя страдать, пока мы не станем уверены, что дети в порядке и на пути к нам. Ты счастлив?

– Они настоящие?

– Конечно, двое мальчиков. Клаус Мария – имя старшего, а Карл Мария – второй. Тебе нравятся имена?

– Они идеальны, – прошептал я.

– С тобой все в порядке?

– Я в шоке. Они так красиво сморщенные, и у них уже есть пальчики.

– Дети со временем улучшаются, Гунтрам, – сказал он мне, и я засмеялся. – Закон не позволяет мне указать тебя в качестве отца в документах, но я назову тебя их законным наставником и хранителем имущества в случае, если со мной что-то случится. Они будут такими же твоими, как моими. Теперь мы настоящая семья. Обещай мне, что ты всегда будешь рядом с ними.

– Клянусь, я буду любить их, как свою собственную плоть, – пообещал я и снова потерялся в них, такое счастье видеть их и знать, что они действительно появятся у нас. – Этот морщит подбородок в точности, как ты.

– НЕТ! Дети могут сильно измениться! И я не морщу подбородок! – сказал он, сжав меня крепче, чем раньше, пока я благоговейно гладил двух медведей. – Гунтрам, у тебя уже есть один плюшевый медведь. Если хочешь другого, просто скажи. Эти для Клауса и Карла, – пошутил он, и я стукнул его папкой, заставив рассмеяться.

– У нас ничего не готово для них! – осознал я.

– У нас есть два плюшевых медведя, а дети появятся в мае! – он посмеивался над моим беспокойством.

– Времени недостаточно! Им нужна кроватка, подгузники, одежда, врач, игрушки, молоко и кто знает, что еще! – я почти что кричал на него. Он приносит двух детей домой и не знает, что делать? Я думал, он ответственный человек!

– Фридрих найдет нянь, и они составят список того, что им нужно. Нам понадобятся три, если верить педиатру, которого порекомендовал Вагеманн. Я думал отправить их в старую детскую, туда, где твоя мастерская. Ты сможешь проверять их столько, сколько захочешь.

– Не отдавай детей няням! Я хочу быть с ними!

– Я не отдаю их. Они будут присматривать за ними, и ты сможешь быть с ними столько, сколько захочешь, но оставим бессонные ночи для нянь. Это может быть слишком для твоего здоровья, любовь моя, а ты нужен нам здоровым и готовым справиться с нами тремя.

– Я очень счастлив. Нет, счастлив – это не то слово. Я могу разорваться от радости, – я кинулся ему на шею и целовал его, пока не услышал покашливание и быстро оторвался от него.

– Простите, сэр. Юный господин принял утренние таблетки? – сказал у входа Фридрих – кто же еще? – держа маленький поднос со стаканом воды и моими любимыми лекарствами. Всеми ими. Я вздохнул и взял их. В конце концов я должен быть умницей, повиноваться врачам, только ради детей.

Мы позавтракали вместе, и Конрад сказал, что у него есть подарок для меня… Картина, написанная моей матерью, Сесиль Дюбуа Стринберг. Частный детектив нашел ее в Лилле, она датируется 1978 годом. Масло, молодая женщина расчесывает свои каштановые волосы перед старым деревянным окном.