Гарри вскидывался и садился обратно. Открывал и вновь закрывал рот, но так и не проронил ни слова. С надеждой смотрел на Снегга, но тот просто молча стоял на своём месте, ничем ему не помогая, и по его лицу было совершенно невозможно определить, что он сейчас думает и чувствует. И, видя его выжидающе спокойную позу, Поттер начинал злиться. Но вскоре понимал, что это бессмысленно и глупо, и вновь пытался подобрать слова. А Снегг всё такой же неподвижной и мрачной тенью продолжал бездействовать у изножья его больничной койки и, похоже, даже не моргая, преспокойно смотрел на Поттера, даже больше не напоминая ему «о ценности своего свободного времени», о котором так беспокоился в начале этого разговора. Наверное, на пятой или шестой, но, безусловно, тщетной, попытке одним ёмким предложением спросить обо всём и сразу, Гарри стало захлёстывать настоящее отчаяние, а на глаза начала стремительно наползать подлая, влажная пелена. Похоже, Снегг тоже заметил его смятение и, не желая наблюдать подобную сцену, всё же зашевелился, явно намереваясь на этом удалиться. Но Гарри просто не мог позволить ему сейчас уйти, так и не дав ответа! Поэтому, решительно выдохнув, он вцепился в края матраса обеими руками и глухо заговорил, потупив взгляд в пол:
- Я знаю…вы меня недолюбливаете из-за…поступков моего отца, – Снегг неожиданно замер, резко оглянувшись на Поттера через плечо. – Я видел это…в ваших…воспоминаниях, – сбиваясь, делая паузы и частые сглатывая всё новые комки в горле, очень тихо, как на исповеди, говорил Гарри и очень надеялся, что Снегг его не прервёт, потому что он и сам готов был сбиться в любой момент.
– И это было…неправильно! – с горечью заявил Гарри, сильнее стискивая пальцами матрас. – То, что они… – он закусил губу и, ещё ниже опустив голову, отвернулся от Снегга. – То, что…мой отец сделал тогда… – Ему было нелегко признаваться в этом, но он почему-то счёл своим долгом высказать то, что давно не давало ему покоя: – Это было…жестоко с его стороны! И я знаю, вы видите во мне…только Джеймса потому…потому что мы очень похожи... Но это сходство только внешнее. Драко тоже, – Гарри запнулся, впервые слабо улыбнувшись собственным мыслям, – похож на своего отца, но он не такой! – он вдруг поднял свои большие, требовательные глаза на Снегга и твёрдо произнёс: – Мы оба не такие! Я прошу вас, профессор… Просто ответьте: когда Драко вернётся в Хогвартс?
Поттер замер, ожидая реакции Снегга. Он не был уверен, что сумел правильно выразить то, как ему на самом деле жаль, что Снеггу в юности пришлось пережить столько унижений от бесшабашной и беспринципной «шайки» глупых юнцов, максималистки прозвавших себя Мародёрами. И…от его отца в особенности. Гарри просто хотел, чтобы и Снегг, наконец, понял, что он – не Джеймс! И что он не обязан расплачиваться за ошибки своего отца, а потому не заслуживает подобного отношения к себе! Но главным даже было не это. Для Гарри важнее всего было хоть чем-то пронять этого загадочного и угрюмого человека. Зная уже некоторое время о том, Снегг был крёстным Драко, Поттер довольно смутно себе представлял их мрачного профессора Зельеварения в роли крёстного отца и предпочитал думать об этом, как о само собой разумеющемся факте. Но сегодня, когда Снегг в сердцах пригрозил ему расправой, если по вине Гарри с его крестником что-то случится, Поттер словно прозрел. Он неожиданно для себя понял, что где-то там, под толщей грубых, тёмных одежд, за сотнями сургучных печатей и амбарных замков, в груди Северуса Снегга тоже бьётся человеческое сердце. И сердце это, оказывается, способно чувствовать и переживать. А переживал он за Драко. И готов был рвать за него всех на куски и вцепляться в глотку, как сделал бы это ради самого Гарри Бродяга-Сириус. Как сделал бы это настоящий крестный отец! И сейчас, когда чёрные глаза Снегга неподвижно смотрели на него, будто тот и вовсе не слышал ни слова из его покаянной и откровенной речи, Поттер мысленно взывал к Мерлину и молился, чтобы той крошечной вспышки незнакомого, припрятанного где-то глубоко внутри, света, когда он назвал имя Малфоя, оказалось достаточно, чтобы Снегг сжалился над ним – над ними!? – и не оставил его сейчас без ответа! Неожиданно для Гарри, Снегг порывисто отвернулся и уже сделал первые шаги к выходу, как Поттер сорвался с места и, забыв на миг обо всех правилах субординации и личных неприязнях, ухватил его за просторный руках чёрной мантии.
- Профессор Снегг! Ответьте! – в отчаянии выкрикнул он, с силой дёргая его обратно.
- Мистер Поттер! – опешив, Снегг исступлённо уставился на чужую руку, нагло удерживающую его на месте. – Да что вы себе позволяете!? Вы забываетесь, Поттер! Немедленно отпустите меня! – и раздражённо попытался стряхнуть назойливого юношу, но Гарри лишь вцепился и во вторую его руку, не позволяя достать из внутреннего кармана волшебную палочку.
- Да вы с ума сошли!? – всерьёз подозревая, что Поттер тронулся умом, Снегг отшатнулся от него как можно дальше, но Гарри только качнулся следом, глядя на него огромными, горящими глазами.
- Мне всё равно, даже если это так, профессор! Только скажите: что с Драко? Когда он вернётся в школу?
Пальцы Гарри без разбора, отчаянно и жёстко хватали Снегга то за запястья, то проворно перебирались выше к локтям, но не позволяли ему отойти даже на пару сантиметров. И в этот момент он не думал ни о чинах, ни о последствиях – Гарри был одержим страхом за человека, которым дорожил больше собственной жизни. Даже несмотря на то, что именно с появлением Драко эта самая жизнь приобрела для него небывалую ценность, но, по роковому стечению обстоятельств, должна была стать погибелью незапланированного и оттого самого надёжного, по мнению Дамблдора, крестража Волан-де-Морта. Гарри гулко сглотнул и, с надеждой заглянув в округлившиеся глаза Снегга, дрожащим голосом выдохнул:
- Драко ведь…вернётся, профессор?!
Одарив Поттера очень долгим, непроницаемым взглядом, Снегг с недовольством покосился на чужие руки, вцепившиеся в его одежду, и, глубоко вдохнув носом, всё же снизошёл до того, что холодно, почти с упрёком, ответил:
- Сегодня днём Люциус Малфой забрал документы сына из Хогвартса. Драко закончит учебный год в Дурмстранге. Вы можете гордиться собой, мистер Поттер!
Пальцы Гарри, будто одеревенев, так и остались скрюченными и бесцельно зависшими в воздухе, когда зельевару всё же удалось вырвать из них рукав своей мантии. Одёрнув смятую ткань, Снегг вскользь глянул на ладони Поттера и, заметив на одной из них, такой же, как у Драко, тоненький шрам, нахмурился.
- Помните, Поттер: что бы ни случилось, контролируйте свой Разум! – почему-то очень тихо произнёс он. – Я передам мадам Помфри зелье, – и, более не задерживаясь, покинул Больничное крыло.
Гарри не знал, сколько времени после этого он провёл в одном и том же положении, тупо глядя перед собой остекленевшими, пустыми глазами… Но в какой-то момент, он опять оказался в постели, высунул из-под подушки безрукавку Драко и, судорожно натянув её на себя, забрался с головой под одеяло. Он пытался… Честно старался не поддаваться накатившему на него горю. Но с каждым рваным вдохом, с которым в его трепещущие ноздри неизменно врывалась новая, мучительная доза любимого аромата, Поттер вяз в своей печали всё глубже и прочнее, и просто не мог успокоиться. Кажется, кто-то приходил к нему и даже пытался дозваться, о чём-то заговорить, но Гарри лишь крепче вцеплялся в свой кокон из одеяла, сильнее вжимался лицом в подушку и не думал, не думал, не думал…о Драко!
\
Ещё через день мадам Помфри решительно вошла в лазарет и, практически силком выдрав из пальцев Поттера одеяло, всунула ему в руку очередной пузырёк с «Успокоительным» зельем от Снегга. Она помахала перед, застывшим с одним и тем же апатичным выражением, лицом Гарри ладонью, вздохнула и, тактично, но очень настойчиво, попросила его освободить койку. Официально Гарри никто не освобождал от занятий, но, даже, несмотря на то, что, в основном стараниями друзей, он хоть на них и пошёл, но проку от него на уроках было в итоге столько же, сколько и от дохлой мухи. Позавтракав в лазарете, в Большой зал Поттер «вплыл» безликим и безжизненным облаком только на обед. Его появление, как обычно, вызвало волну тихих перешёптываний и изучающих взглядов. Но к этому за годы учёбы он уже успел привыкнуть, а вот активность школьного привидения и всем известного проказника Пивза, с его любовью к сочинению оскорбительных и выставляющих Гарри на посмешище четверостиший, периодически порядком раздражала. Хотя в этот раз даже его вопиюще вызывающие возгласы и мерзкий, глупый и глумливый смех не смогли вывести Поттера из себя. Тоска по Драко отобрала у него последние силы на проявление каких-либо эмоций, да и стоило признать, зелья Снегга имели неожиданно продолжительный и устойчивый эффект. Пожалуй, только слизеринцы, лишившись своего идейного предводителя, выглядели теперь подозрительно тихими и какими-то подавленными. Плетясь за Роном и Гермионой вдоль прохода между факультетскими столами, Гарри вяло приветствовал ликующих сокурсников, слабо дёрнул уголками губ в ответ на широкую улыбку Джинни и, бесцеремонно отпихнув от себя назойливый объектив Колина Криви, всё же решился посмотреть на слизеринский стол… Вид опустевшего места Драко, на котором теперь задумчиво восседал Блэйз Забини, тупой болью отразился в его груди и, не выдержав нахального взгляда Паркинсон, он поспешил отвернуться. Гарри чуть оживился, только когда перед ним завис Фиделис. Важно взмахивая широкими крыльями, филин, приветствуя хозяина, как смог, радостно ухнул, так как клюв его был занят конвертом, и мягко опустил перед ним большую картонную коробку. Сердце Гарри, глухо и лениво сокращавшееся до этого момента, радостно запнулось и, наконец, замерло в волнительном ожидании…