Но, несмотря на очарование Бартон-он-де-Уотера, Одри не могла простить Сэму того, что он, воспользовавшись сложившейся после смерти отца ситуацией, убедил мать продать «Виллоу-Хаус», а затем поспешно провернул все это дело, не испытывая ни малейших угрызений совести или хотя бы сомнений. Он называл сестру и мать сентиментальными недотепами (было в слове «недотепа» что-то такое, что делало его еще более обидным, чем, скажем, «дура» или «идиотка»), потому что они не хотели продавать дом по той, по словам Сэма, нелепой причине, что он принадлежал их семье — семье Сеймуров — еще с XVI века, когда их предок, Джекоб Сеймур, сколотил состояние на торговле шерстью.

Здание время от времени перестраивалось и расширялось, пока наконец не превратилось в громадный дом, построенный из известняка цвета меда, который приобрел со временем сероватый оттенок. На «Виллоу-Хаусе» оставили след все пережитые им архитектурные стили и исторические эпохи, а еще рядом с домом красовалась главная гордость их матери — впечатляющий своими размерами сад с широченными газонами (бархатистая трава на которых круглый год оставалась зеленой). За садом раскинулись луга, а позади них виднелись рощицы, состоящие преимущественно из буков и каштанов и образующие естественную границу принадлежащего Сеймурам огромного участка земли. Этот дом и прилегающая к нему территория были для Одри раем и предметом ее гордости и в детстве, и в годы юности. Она очень долго оттягивала отъезд из родительского дома — до тех пор, пока оттягивать его стало попросту невозможно. Однако затем в ее жизни появились университет и Джон, и тогда…

Внимание Одри привлек фасад одного из зданий. Это была витрина парфюмерного магазина, называвшегося, судя по вывеске, «Обонятельное зрение». Здесь не только продавали парфюмерию, но и предоставляли посетителям возможность проверить остроту своего обоняния с помощью специальных тестов. Однако больше всего Одри заинтересовало то, что внутри магазина имелся своего рода садик из душистых цветов и трав, аромат которых буквально бил по обонянию посетителей, стоило им только переступить порог. Пробежав глазами по деревянным стеллажам и рассмотрев выставленные образцы ароматического мыла, масла, духов и талька, Одри не удержалась и купила матери духи с запахом ландыша и тальк в красивой пластмассовой баночке, а себе — духи с ароматом гардении и — уже другой — тальк в не менее красивой пластмассовой баночке. Затем Одри попросила завернуть подарки, которые она купила матери, как-нибудь поэлегантнее. Этим она, конечно, вряд ли удивит Виолетту, но в таком очаровательном и изысканном магазине покупки, наверное, заворачивают прямо-таки виртуозно… Так оно и было, однако продавщица, заворачивая покупки, решила, видимо, немного порасспрашивать заглянувшую в ее магазин незнакомку, которая с таким восторженным видом только что разглядывала лежащие на стеллажах товары.

— Вы, похоже, не здешняя, да?

— Да, я здесь проездом.

— У вас, наверное, есть знакомые в нашем городке.

«Такого я тебе не говорила», — подумала Одри, а вслух сказала:

— Вообще-то я приехала в гости к своей матушке.

— К своей матушке! Как это мило!

Продавщица, глядя на Одри с выжидательной улыбкой, замолчала. Одри же была не очень-то расположена позволять собеседнице втянуть ее в более подробный разговор: если та хочет что-то выведать, то ей придется приложить усилия. Поэтому Одри ничего не ответила.

— Значит, приехали к своей матушке… — не унималась продавщица.

— Да.

Одри, если требовалось, могла быть весьма и весьма немногословной. Стоящая перед ней женщина даже не представляла себе, какой немногословной могла быть Одри.

— Выходит, ваша матушка живет здесь, в Бартон-он-де-Уотере.

— Да, именно так.

— Тогда я, скорее всего, с ней знакома.

— Думаю, что знакомы. В таком маленьком городке наверняка все друг друга знают. — Одри не хотелось вести себя невежливо, однако она, не сдержавшись, насмешливо улыбнулась.

— Да, конечно. Кроме того, я знакома и со вкусами своих клиентов и могла бы дать вам неплохой совет. Вы ведь, насколько я понимаю, собираетесь подарить эти духи. Наверное, своей матушке, да?

«Неплохой ход».

— Да, вы угадали. С запахом ландыша — для нее. С запахом гардении — для меня.

Вдаваться в подробности Одри не очень-то хотелось.

— О-о! Гардения — это всегда правильный выбор, но вот я что-то не припомню ни одного из своих клиентов, который использовал бы духи с запахом ландыша…

— Запах ландыша я выбрала в соответствии со своим собственным вкусом.

Улыбнувшись, Одри постаралась всем своим видом показать, что разговор окончен. Однако когда она, расплатившись, направилась к выходу и уже взялась за дверную ручку, продавщица — как бы вдогонку — сказала:

— Вашу матушку очень уважают в Бартон-он-де-Уотере, хотя она и поселилась здесь сравнительно недавно. Она очень энергичная и общительная женщина и активно участвует в местной общественной жизни. Ее любимые духи — с запахом розы. Этот запах считается классическим, однако правильно использовать его умеют лишь немногие женщины. Миссис Сеймур — одна из них. Если вас не затруднит, передайте ей от меня привет.

Продавщица произнесла эти слова с таким милым и доброжелательным выражением лица, которого Одри не видела уже очень-очень давно и которое свидетельствовало о том, что чрезмерно лаконичные и не очень-то дружелюбные ответы Одри ничуть ее не обидели. Девушка, изобразив на лице улыбку, вышла из магазина.

Насколько Одри знала, она никогда не была похожа на мать. Возможно, конечно, с годами в их внешности начали проступать какие-то общие черты, однако они, в общем-то, наверняка были не очень заметными. К тому же Одри так и не сказала продавщице ничего конкретного. Может, эта женщина с ее очаровательным магазином и благоухающим садиком из цветов и трав была царицей фей? Как зовут эту фею? Титания?[3] Да, должно быть, именно так. Шагая к дому матери, Одри решила, что нужно срочно перечитать сказки о феях и других волшебных персонажах, потому что в таком удивительном местечке, как Бартон-он-де-Уотер, можно натолкнуться на кого угодно.

Миссис Эллис уже более получаса расспрашивала Виолетту, стоя вместе с ней у входной двери своего дома. Миссис Эллис была дородной женщиной невысокого роста, с перманентной завивкой, заставлявшей усомниться, настоящие это волосы или же парик. Скрестив руки на выпирающей объемистой груди, она впивалась взглядом своих маленьких, глубоко посаженных глаз в Виолетту с суровым выражением лица, которое нисколько не соответствовало слащавому голосу. Миссис Эллис жадно вслушивалась в слова соседки, как будто хотела выудить из них как можно больше информации и как будто эти мало что значащие сведения могли помочь ей докопаться до тщательно скрываемой правды. Бедная миссис Эллис! Она никогда не докопается до правды, ибо попросту не сможет ее разглядеть, даже если столкнется с ней нос к носу. Виолетта призвала на помощь все свое терпение и любезность…

— Со своей дочерью Одри? Вы говорите, что едете во Францию со своей дочерью Одри? Она уже давненько не появлялась здесь, у нас.

— У нее очень много работы в Лондоне, в галерее Тейт.

— Да-да, конечно. Я об этом помню. А как там поживает тот очень симпатичный парень, который приезжал вместе с ней?

Выдержать подобное испытание было трудно даже для Виолетты.

— Дело в том, что рядом с Одри всегда крутится какой-нибудь очень симпатичный парень. Она ведь тоже очень симпатичная и милая. — Виолетта попыталась сымитировать фальшиво-любезный голос миссис Эллис, но так, чтобы та этого не заметила.

— Да-да, конечно. Хотя сейчас ей, наверное, уже за тридцать.

Миссис Эллис была, в общем-то, женщиной неплохой, но очень уж скучной. Она, как и Виолетта, уже овдовела, но, в отличие от соседки, ограничивала общение с другими людьми тем, что пару раз в неделю вечером пила кофе в компании какой-нибудь из своих подруг. Опять же, миссис Эллис отличалась занудством, и главным ее занятием была болтовня. Поскольку ее собственная жизнь явно не сложилась, женщина больше всего любила поговорить о несчастьях и проблемах других.