Меньше всего ей сейчас хотелось возвращаться в Лондон, а тем более — не одной. Она ведь только что удрала оттуда сломя голову, и вот теперь — всего лишь пару дней спустя — придется возвратиться в этот город. «Неприятностей никогда не бывает мало», — подумалось Одри, и она мрачно усмехнулась. Сейчас она шла по Бартон-он-де-Уотеру, восторженно глядя вокруг. Одри пришло в голову, что ей, пожалуй, нет никакой необходимости ехать в долину Луары: вполне хватит и Бартон-он-де-Уотера. Однако они с матерью уже вовсю готовились к поездке во Францию, да и как она сможет вдруг заявить, что они никуда не поедут?! Одри мысленно спросила себя, смогла бы она жить в таком вот маленьком, но очаровательном городке. Здесь все жители, наверное, друг друга знают, и, насколько она успела заметить, молодежи в Бартон-он-де-Уотере маловато. Как люди проводят здесь свободное время? Какие у них развлечения? Отсюда, правда, не так уж далеко до Бедфорда, а тем более до Стоу-он-де-Уолда (ближайшего из более-менее крупных населенных пунктов), однако после долгих лет, проведенных в Лондоне, Одри даже представить себе не могла, как вообще можно жить в таких тихих провинциальных городках. Она изредка наведывалась в Бартон-он-де-Уотер — по каким-то своим делам, — но при этом у нее ни разу не возникло особого интереса ни к этому городку, ни к его окрестностям. Впрочем, она, наверное, поживет немного здесь, у матери, когда вернется из Франции. По правде говоря, Одри еще не знала, что будет делать после того, как завершится ее поездка в долину Луары. Может, она продлит праздное времяпрепровождение и погостит несколько дней у матери. Однако ей не хотелось сейчас слишком много думать и слишком много планировать. Единственное, что ее сейчас занимало, — это предстоящее путешествие. Остальное подождет.
Одри однажды уже побывала в долине Луары, но по служебной надобности. Нужно было организовать выставку художников-прерафаэлитов, и ее отправили подыскать подходящее место. В музее сочли, что раз уж речь идет о прерафаэлитах, то не может быть более подходящего места для выставки, чем какой-нибудь замок с многовековой историей. Одри выделили тогда на поездку всего четыре дня, за которые она успела познакомиться с долиной реки Луары лишь поверхностно. Девушка, можно сказать, галопом носилась от одного замка к другому, выискивая самый подходящий среди них. Так и не приняв решения, Одри вернулась в Лондон, и только потратив несколько часов, чтобы заново перечитать путеводитель и свои путевые заметки, которые она делала, шагая по залам и коридорам замков, девушка поняла, что есть только одно действительно подходящее место — замок Шенонсо. А точнее — Большая галерея, которую по распоряжению Екатерины Медичи построили на мосту через реку Шер, спроектированному в XVI веке Филибером Делормом. Затем Одри потратила несколько месяцев на подготовительную работу: подбирала подходящие произведения, отслеживала те из них, которые хранятся в частных коллекциях и никогда не выставлялись, вела переговоры с французскими властями (в том числе с органами местной власти в долине реки Луары) и с владельцами замка. Когда же все было почти готово, руководство музея вдруг решило поручить заключительную часть этой работы Тимоти Лортону — то есть, по сути дела, собрать плоды ее, Одри, многомесячного напряженного и самоотверженного труда. Самое же неприятное заключалось в том, что Одри приходилось беспрестанно выслушивать замечания Тимоти: как хорошо французы умеют жить, какая у них замечательная кухня и какие прекрасные вина и паштеты, которые ему, Тимоти, не раз доводилось отведать — «все самое-самое лучшее» — и которые осели «вот здесь» (с этими словами он самовлюбленно гладил ладонью свой выпирающий, словно кираса средневекового рыцаря, живот). В музее всегда находился какой-нибудь подхалим, который говорил Тимоти именно то, что тому очень хотелось услышать: «Осели? Где? Твой живот такой красивой формы, что любо-дорого посмотреть. Откровенно говоря, я даже не знаю, как тебе это удается, Тим».
А еще в музее был добряк Джордж. Или, правильнее сказать, придурок Джордж. Однако что еще можно ожидать от влюбленного мужчины, тем более если он влюблен в другого мужчину? Даже осознавая, что это весьма неуместно, Джордж постоянно всячески заискивал перед чрезмерно самодовольным Тимоти, хотя отношение Тима к нему было, мягко говоря, издевательски-насмешливым. Такая уж это штука любовь. Только когда Тимоти что-то срочно требовалось, он снисходил до того, чтобы обратиться за помощью к Джорджу, и тот лез из кожи вон, лишь бы только ему помочь: задерживался допоздна на работе, оставался без обеда, брал работу на дом на субботу и воскресенье, не получая затем от Тимоти абсолютно никакой благодарности. Тим не удостаивал Джорджа даже дружеского хлопка по плечу и слов «отличная работа, Джордж». Однако Джордж все равно чувствовал себя счастливым. Ему очень понравилась фраза, прозвучавшая в кинофильме «История любви», и он повторял ее Одри каждый раз, когда замечал на лице девушки неодобрение:
— Любовь — это когда ни разу не возникает желания сказать: «Мне жаль, что так получилось».
— И когда не возникает желания сказать: «Спасибо, Джордж», — с возмущенным видом качала головой Одри. — Или: «Ты и на этот раз спас мою задницу, Джордж». Или…
— Хм! Только не говори мне ничего о его заднице.
Такой он, этот Джордж.
А теперь Одри собиралась поехать с матерью в место, о котором все еще мало что знала и которое с восторженным удивлением открыла для себя в своем рабочем кабинете, листая путеводитель. На этот раз она поедет туда не по служебной надобности. Это станет для нее увлекательной поездкой — ну, или чем-то в этом роде. Впрочем, поездка эта, надо признать, будет не только увлекательной.
Побывав в долине Луары, Одри затем не раз читала о ней, о ее замках, парках с аллеями для прогулок и кабачках и мысленно переносилась туда с Джоном. Она представляла себе, как они прогуливаются, взявшись за руки, по лесам и садам, разглядывая возвышающиеся вдалеке châteaux[1], пьют самые лучшие настойки в самых лучших кабачках, останавливаются на ночлег в красивейшем замке, построенном в стиле Ренессанс, — Ла-Веррери, в котором им предоставляют чудесную комнату с видом на озеро, садятся на бархатистую траву возле замка Шеверни в тени векового кедра, чтобы почитать «Роман о Розе»[2], попивая при этом вино и совершенно позабыв обо всех расписаниях и телефонах. Одри буквально грезила о том, как бы съездить в долину реки Луары вместе с Джоном. Она знала, что идеализирует это место, потому что смотрит на него глазами влюбленной женщины. Знала, что, когда приедет туда, ее ожидает разочарование, потому что трава окажется иссушенной солнцем, шелковые ковры — поблекшими от времени, и что это удивительное путешествие, о котором она в данный момент думала, можно совершить только с ним и что, возможно, именно поэтому она сейчас намеревается отправиться в долину реки Луары — в знак протеста или же чтобы пережить в своем воображении то, чего уже не может быть, и раз и навсегда поставить на этом крест.
Июль в этом году был весьма дождливым и необычайно холодным. Одри застегнула жакет и, обхватив себя руками, съежилась. Она некоторое время шагала вдоль речки Виндраш, а затем перешла по каменному мостику на другой берег. Бартон-он-де-Уотер оказался еще более очаровательным местечком, чем его изображали на календариках. Здесь можно было снова — как в детстве — поверить в существование эльфов и фей, которые, казалось, вот-вот появятся из-за какого-нибудь дерева или валуна. Возможно, именно поэтому у Одри возникло ощущение, что за ней следят, что она здесь не одна. Подобное ощущение частенько возникает в местах с многовековой историей, и, проходя по таким вот тихим старинным улочкам, человек словно сливается с прошлым и с окружающей природой, сливается с удивительным уголком, который ее брат Сэм подарил их матери.
