Зрелище было даже красивым. Что может быть лучше Большой Охоты? Берта едва преодолела искушение не вмешаться и досмотреть всю сцену до конца. Но потом представила, как будет угрызаться совестью несчастный Охотник… Правда, уже на подступах к месту развития событий у неё мелькнула слабая мысль: “Вот я бы на его месте…”
Потом-то стало не до мыслей: крыльями по глазам, клювом по темени, когтями вцепиться в нос. И наплевать, что в ту же минуту Берта ударом мощной лапы была отброшена далеко в сторону. Задачу номер один она выполнила: отвлечь внимание зверя от жертвы. Краем глаза Берта успела заметить, как мигом просёкшая ситуацию жертва спешно отползает в соседние кусты. От души за неё порадовавшись, Берта не стала отвлекаться - обоняние у волков отличное, а четыре ноги всяко эффективнее двух, когда дело касается погони. Задержать вервольфа надо было любыми средствами. Так что её сражение только начиналось…
Нынче была ночь открытий. Перекидываться из одной анимагической формы в другую Берта тоже ещё не пробовала, но у неё получилось. Стресс, что ли? Ладно, с этим она разберётся позже.
А пока, ухватив его зубами за загривок и награждая весьма нелюбезными тычками когтистых лап, Берта оттаскивала рвущегося по следу вервольфа. Тот отчаянно сопротивлялся.
Нет, несомненно, в человеческом облике Рем был куда сговорчивее. Берта почувствовала, что устаёт. Да уж, измотанная экзаменами молодая ведьма, которой за один вечер пришлось три раза перекидываться, и голодный матёрый оборотень, переполненный тёмной магией, находились в разных весовых категориях. Это даже если не учитывать того, что он был раза в два её крупнее.
Драка вышла жестокая. Зверь, которому сломали весь кайф, рассвирепел до полной потери тормозов (если они вообще у вервольфов бывают). По поляне в разные стороны летела шерсть. К чести Берты следует сказать, что шерсть была не только её. Но сути дела это не меняет: поединок двух таких противников просто не мог кончиться ничем хорошим.
У Берты никогда не получалось долго держать сложную волчью анимагическую форму. Видимо, на сегодняшнюю ночь свой лимит удачи она исчерпала. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде, чем Берта ощутила отсутствие хвоста и резко притупившееся обоняние. Но, наверное, это произошло достаточно быстро, поскольку она успела далеко отскочить в сторону и даже попыталась превратиться снова. Но до волка, видимо, всё дошло ещё быстрее, потому что, когда он одним прыжком преодолел смешное расстояние между ними, Берта так и не успела увернуться…
Мадам Помфри этой ночью выспаться не удалось. Не то, чтобы бессонные ночи были ей в новинку. Обычные будни хогвартской медсестры, знаете ли… С последними иллюзиями насчёт своей работы она распрощалась ещё двадцать лет назад, когда только приступила к своим обязанностям.
Ибо это были времена легендарных Мародёров. Один Ремус Люпин - её Особое Задание - чего стоил! А Джеймс Поттер, который как-то “совершенно случайно” навернулся с лестницы в три часа ночи, да так, что переломал себе половину костей! А уж Питер Петтигрю, которому кто-то (“Ей-богу, мадам Помфри, не знаю, кто бы это мог быть!”) среди урока по Уходу за Магическими Существами засветил по физиономии Огненным крабом! И это было только самое начало…
Но сегодняшняя ночь - даже по меркам Школы Чародейства и Волшебства это было чересчур! Какой уж тут сон, если заполночь в больничное крыло заявляется Северус Снейп с тремя бесознательными студентами на носилках, неописуемым выражением лица и невероятной новостью о том, что он поймал Сириуса Блэка.
И если бы только это! С этим контингентом и так работы по горло. Уизли сломал ногу и получил контузию от магического взрыва (нет, правду говорят: хуже одного Уизли только, когда их двое). Поттер и Грейнджер тоже отличились - угораздило же их схлестнуться со стаей дементоров! Удивительно, как ребята ещё живы остались…
Потом в больничном крыле неизвестно откуда возник довольный до невозможности Корнелиус Фадж, пожал Снейпу руку и пообещал ему Орден Мерлина за поимку особо опасного преступника. После чего тот пришёл в ещё большее воодушевление и впал в такую эйфорию, что едва не понадобилось Успокаивающее зелье.
Едва эти двое покинули помещение, и мадам Помфри, наконец, смогла заняться больными, в палату вошёл Альбус Дамблдор и настойчиво потребовал строго конфеденциального разговора с полуживыми детьми. А после того, как оный разговор состоялся, в палату снова ворвались взбешённый Фадж и Снейп, на которого просто смотреть было страшно. И тут уже одним Успокаивающим зельем дело не обошлось - выставить двух беснующихся мужчин из своей вотчины мадам Помфри удалось, только пригрозив им Непростительным заклятьем. Ну, подумаешь, Сириус Блэк снова сбежал! Это же не повод превращать больничное крыло в палату для умалишённых!
Нервы у мадам Помфри были уже на пределе, поэтому закончив с пациентами, она ещё долго не могла заснуть. И настроение её ни капли не улучшилось, когда на рассвете в запертую дверь больничного крыла громко и настойчиво постучали.
Выбравшись из тёплой постели и немного приведя себя в порядок, мадам Помфри отправилась открывать. Подойдя к двери, она убедилась, что в неё вовсе даже не стучат, а откровенно колотят, причём явно ногами. Вне себя от возмущения, медсестра, открывая дверь, разразилась длиннейшей тирадой о том, до чего обнаглели эти чиновники, спасу от них нет, и почему теперь все дела государственной важности решаются на её территории. О том, что она загубила свою молодость и талант, сидя в этой проклятой школе, (ни дна ей, ни покрышки!), и что её, между прочим, давно зовут работать в больницу Святого Мунго. Что если директор, в конце концов, не прибавит ей оклад, то она…
Но тут мадам Помфри, наконец, справилась с отпиранием замка, который сама же сгоряча и поставила прошедшей ночью, и зрелище, представшее перед ней, заставило её умолкнуть.
Мадам Помфри понадобилось время, чтобы опознать в шатающемся, перемазанном кровью субъекте с безумными глазами Ремуса Люпина. Ещё один более внимательный взгляд - чтобы понять, что окровавленный свёрток у него на руках, на самом деле, - раненая девушка. И ещё одно небольшое усилие памяти, чтобы сообразить, что сегодня было полнолуние…
Передав Берту на попечение мадам Помфри, Ремус вышел в коридор и обессиленно опустился на скамью у стены. Руки тряслись, как после недельного запоя. С тяжким вздохом он закрыл лицо ладонями, не заботясь о том, что ещё больше перепачкается в крови. В е ё крови.
Сегодня к числу тех его воспоминаний, которые дементорам лучше не показывать, прибавилось ещё одно: лесная поляна, по-идиотски яркое утреннее солнце, холодная росистая трава… А на траве - Берта, бледная, неподвижная. И лицо её, всё в мелких ссадинах, такое спокойное, такое по-мёртвому равнодушное… До самой смерти он это лицо не забудет.
А ещё там, на поляне, была кровь. Очень много крови - Ремус и предположить не мог, что в таком тоненьком, хрупком теле её может быть столько…
Всё это по праву могло теперь называться самым страшным воспоминанием. Нет, Ремус Люпин не боялся мёртвых или крови - привык. Он луны боялся. Вернее, того, во что она его превращала.
Сколько же прошло времени бесполезных блужданий по Запретному лесу в поисках хоть какой-нибудь тропы, когда глаза застилал кровавый туман, а в висках лихорадочно стучало: не успею, не успею, не успею?.. А Берта, между тем, была ещё жива. Ещё слабо-слабо билась еле ощутимая ниточка пульса на её горле. И сколько ещё она могла бы продержаться, пока он нёс её в больничное крыло?
…С той минуты, когда Люпин, очухавшись после тяжелейшей трансформации на той самой поляне, увидел рядом с собой искусанную чуть ли не до костей, полумёртвую Берту, его терзала, мучила и убивала одна мысль. Как, как, как это могло случиться? Каким диким непостижимым образом проклятая судьба свела их вместе, лицом к лицу, в самой чаще Запретного леса, во время полнолуния? Почему это произошло именно в эту ночь? И почему, почему Берта оказалась этой ночью в лесу, хотя прекрасно знала, что это опасно?
