Погуглив, Стив тогда решил вообще не связываться с русскими. Потому как «сельдь под шубой» была каким-то гастрономическим ужасом, а зверобой и вовсе оказался страшно ядовит в тех количествах, из которых делали настойку. Про холодец он вообще не понял, но вид разрубленной свиной головы и её же ног надолго отбил тягу к экспериментам.
— Я буду вторую и третью страницу, — ткнул пальцем Стив.
— Мне borshz, rasstegai и vinegret, — заказал Джек.
— Алкоголь? — спросил официант.
— Пока без алкоголя, — ответил Джек. Посмотрел на Стива и объяснил: — Борщ есть в польской кухне, я его пробовал, мне понравилось. Винегрет изначально из французской кухни, но я хочу попробовать русский вариант. Пить водку я не собираюсь, я её не люблю, а национальных русских напитков не так уж и много.
— Kvas, — блеснул знанием русской кухни Стив. — Но я его не люблю, точнее, пробовал и не понял, а вот компот клюквенный понравился.
Поковырявшись вилкой в какой-то kashe, Стив скривился и отставил её в сторону, принявшись за мясо. Вот что у русских было вкусным, так это разные вариации мясных блюд и выпечка.
Джек ел, заказав из напитков вишнёвый компот. Он уже знал, что в США долго было запрещено высаживать вишнёвые деревья, а когда запрет сняли, черешня уже настолько вошла в обиход, что с вишней никто не стал заморачиваться. Но вишнёвой кислинки ему иногда не хватало.
— Надо будет зайти в русский магазин, — сказал он, — купить замороженной вишни и попросить Брока испечь вишнёвый пирог. Он будет не такой сладкий, как черешневый, но я люблю кисло-сладкое. А ты?
Стив вытер губы салфеткой, разглядывая какую-то певичку, извивающуюся вокруг стойки с микрофоном и отчаянно фальшивящую.
— Равнодушен к сладкому, а вот кислое, пряное и солёное… — ответил он, не отрывая взгляда от девицы на сцене. Очень уж она была похожа на Лоррейн, связистку из штаба разведки. Те же миндалевидные глаза, тонкие руки с крупными, почти мужскими ладонями и при этом женственность, возведённая в степень, вычурная, ненатуральная.
Джек глянул на певичку, отметив, что она не русская, а скорее откуда-то с юга бывшего СНГ. Она пела что-то протяжное, и интонации были совершенно ненатуральные. Но ей хлопали, подзывали к столикам. Ностальгия принимает странные формы.
Джек задумался, нет ли признаков ностальгии у него, и с удивлением понял, что нет. Он не скучал по Гильбоа. Не скучал по Шайло — подделке под Нью-Йорк: оригинал оказался куда притягательнее. Не скучал по матери и сестре. Как будто три года тюрьмы выжгли в нем саму способность испытывать любовь хоть к чему-то, связанному с заключением: семье, королевскому дворцу, городу, стране, за которую он воевал.
— Ты хорошо стреляешь? — спросил он Стива.
— Неплохо. Но не люблю это дело, моё — сойтись в рукопашную. Это Баки снайпер от бога, ещё до Гидры бил без промаха на полкилометра, а Зимнего прокачали так, что с нормальной винтовкой и два — не расстояние, — ответил Стив.
— Когда я получил диплом Парижской военной академии с отличием, надеялся — вот сейчас Сайлас оценит меня, примет всерьёз… — усмехнулся Джек. — Знаешь, даже странно: у большинства подростков есть период отрицания авторитетов, а у меня его словно и не было. Всё-таки верховная власть изрядно заморачивает голову, даже самым близким. Ладно, не стоит об этом. Пять лет офицером разведки — хороший опыт.
— Потому я и держался всегда подальше от власти, — Стив потёр затылок. — Надо уметь врать, хорошо, качественно, чтобы тебе верили не один-два человека, а целый народ. Вот тут бы я и провалился. Одно дело — улыбаться с плакатов, призывая поддержать правительство, а совсем другое — влезать во всё это… — Стив махнул рукой, подзывая официанта, расплатился, оставив щедрые чаевые. — Поехали домой?
Стиву от этого разговора было страшно не по себе, будто Джек что-то вызнать пытается, не напрямую, исподволь. Хотелось тряхнуть его за плечи, спросить, в чём дело, но Баки строго-настрого запретил давить, и тут Стив не мог не согласиться.
— Давай поедем на смотровую площадку Бруклинского моста? — предложил Джек. — Полюбуемся Манхэттеном. А потом домой. Я так люблю Бруклинский мост… — мечтательно улыбнулся он. — Эта история про двадцать слонов меня с детства радовала.
Несмотря на летнюю августовскую жару, на мосту было ветрено и прохладно. Накинув Джеку на плечи свою куртку, Стив замер у него за спиной, почти не касаясь, он стоял и смотрел, как внизу проплывают мелкие прогулочные суда, как чайки, забирая вираж за виражом, пикируют в воду, вылавливая мелких рыбёшек. Он любил Нью-Йорк, любил Бруклин. Эта часть города была слишком ярким отражением его души, больше похожей на старое лоскутное одеяло, чем на что-то целостное, потрёпанное ветрами и временем.
— Давай как-нибудь покатаемся на фуникулёре, — Джек показал на далёкий вагончик, карабкающийся по невидимому в сумерках канату. — И на пароме по Гудзону. Я хочу посмотреть на город с воды. — Он качнулся назад, прижимаясь к Стиву. — Такой чудесный вечер. Знаешь, я в Шайло каждый свободный вечер проводил в клубах, иногда сутками там зависал. Столько слышал про клубы Нью-Йорка, но веришь — совершенно не хочется. Повзрослел, наверное.
— Всего пару раз был на танцах с Баки, — улыбнулся Стив, коснувшись губами скулы Джека. — На следующих выходных у нас поход к ветеринару с Принцем, но, если он быстро оклемается, можно второй день посвятить исполнениям желаний Джонатана Барнса. Знаешь такого?
— Что-то слышал, — улыбнулся Джек. — Джарвис прислал мне сообщение. Нашёл клинику, куда Принца можно будет просто сдать утром и забрать вечером, когда он отойдёт от наркоза. Так что день у нас будет свободен. Только придётся не кормить бедолагу с вечера — представляешь, как он будет возмущаться?
— И скакать по постели, требуя обслужить его высочество, — согласно кивнул Стив, застёгивая на Джеке свою куртку и протягивая шлем.
Джек притянул Стива за плечи к себе и поцеловал.
— Дойдём до мотоцикла, тогда и надену, — сказал он. — Стоянка-то вооооон где, — он указал в сторону Манхэттена. — Просто прогуляемся по мосту. Знаешь, с этого моста столько раз фотографировали, а всё равно хочется сделать снимок. Надо будет поискать альбом с видами города. Такой, знаешь, большой, листов на тысячу.
Стив приобнял Джека, пока они медленно шли, наслаждаясь видом.
— Я столько раз приходил сюда рисовать, садился и пропадал на полдня, приходя в себя только на закате с десятком разных набросков. Мог просидеть и до ночи, наблюдая, как на город опускается темнота, как вспыхивают далёкие огни.
— Они ведь были совсем других оттенков в твоё время, — Джек указал на оранжевые линии городских огней. — Лампы накаливания и всё такое. И город, наверное, пах совсем по-другому. Знаешь, может, это просто мнительность, но в Шайло мне всё время казалось, что пахнет смертью. Такой сладковатый трупный запашок. Город построен на местах самых ожесточенных боев. Символ мира и всё такое. Только страна так и не прекратила воевать. Знаешь, я в курсе современной истории и знаю, сколько воевала и воюет Америка, только здесь с Гражданской войны никогда не было военных действий на территории страны. Так что что бы там ни говорили о порочности Штатов, для своих граждан это мирная страна.
Огни яркими бабочками вспыхивали, разгоняя вечерние сумерки. Чёрный мотоцикл с утробным урчанием нёсся по заполненным машинами улицам. А Стив чувствовал, что почти летит, оторвался от земли и парит в этом сказочном сиянии, мчится среди космической бесконечности, скользит среди мириадов звёзд.
Хороший вечер хорошего дня подходил к концу. Заведя мотоцикл на стоянку, Стив снял шлем, повесив его на ручку переключения скоростей. Он знал, что сегодня всю ночь простоит у холста, выводя очертания Бруклинского моста и две маленькие фигурки на нём, утопающие в звёздном сиянии.
========== 19. ==========
Баки позвонил на четвёртый день отдыха Джеку прямо на рабочий номер, не дожидаясь вечера. В окне видеосвязи виднелось невероятно голубое небо и пальмы. Баки улыбался, рассказывая о каких-то бабочках размером с добрую тарелку, колдовских закатах, прыжках голышом через костёр, и вдруг замолк, вглядываясь в далёкое лицо сына.
