Ливе, сжимая в ладони факел, ощутил неведомое доселе чувство. В нём были перемешаны и гордость, и страх, и предвкушение. Никогда раньше он не бывал под землёй. Голос странно отражался от холодных шершавых стен. Ливе мог идти свободно, а отцу приходилось согнуться под неровным потолком. Узкая нить почти пересохшего ручья уходила вниз, самой земли. Ливе показалось, что в ту дыру едва ли протиснется он сам, на деле же отец легко туда проскользнул и вытянул руку, чтобы принять факел.

Здесь было уже, зато отец мог полностью выпрямиться. И вот они спустились в третий зал с высоким сводом. Вода доходила отцу до щиколоток, потому он посадил Ливе на плечи и прошёлся вдоль стен.

Люди и звери, хоть и запечатлены далеко не так точно, как в глиняных фигурках, но в их застывших движениях прекрасно угадывались и охота, и быт.

После Ливе не раз прибегал в пещеру, подолгу рассматривал рисунки и представлял, как наносили их наносили в древности. Люди, которым ещё предстояло превратиться в животных. Иногда вместо рисунков отпечатками женских и детских ладоней были изображены цветы.

Однажды он взял уголёк и на незанятом участке стены попытался нарисовать очертания лежащей у него на ладони фигурки волка. Получилось криво, и Ливе со злостью отбросил уголёк в дальний угол.

— Ну и где твоё хвалёное терпение — проворчали оттуда.

Голос был знаком, хотя весьма отдалённо, тихий и низкий.

— Не говорил я такого, — возразил Ливе, и собственные слова показался ему мышиным писком.

Ливе втянул носом воздух, но даже тонкий нюх не мог учуять собеседника. Тяжело опираясь на посох, тот вышел на свет. Он был сделан из пересушенной пошедшей трещинами земли. Бурые одежды его были сшиты из неровных частей, где были и покрытые мехом шкуры, и вязаные, и лёгкие ткани. Всё это и волосы до плеч были присыпаны каменной крошкой.

— Вы Апостол Земли? — догадался Ливе.

— Нет, ты всё напутал, — ответил тот. — Я сын Земли, но Апостол Камня.

— Да, я слышал тебя, — вспомнил мальчик. — Почему никто не помнит, что мы были волками?

Кто дал имена им и откуда им известно моё, почему всё для них так обычно…

— А помнил ли кто-то из волков, что был человеком?

— Это сделали люди, которые стали волками? — спросил мальчик, указав на стену.

— Не только волками, — ответил Апостол Земли. — И лишь по воле Матери и Отца ваш народ выжил. Мы с братом всегда приглядывали за народом Воды и Камня, но когда люди были обращены в зверей, лишь взгляд матери мог найти и определить вас.

— Почему это случилось?

— Старая история. Но я расскажу, если пообещаешь вернуть своему народу былое величие.

— Я? — удивился Ливе. — Но как?

— Надеюсь, у нас есть время, — словно не услышав его, протянул Апостол Камня. — Прежде всего необходимо вернуться Южный Предел.

-Так поэтому вы хотели, чтобы я отправился на юг?

— Но ведь ты и раньше хотел туда отправиться, — напомнил Трефорт Кью. — Там всё началось, и возможно именно там скрываются ответы.

— Возможно? — повторил Ливе.

— Те земли стали для нас недоступны ещё до того, как вы превратились в зверей.

— То есть, нам доступны, а вам нет?

***

Сон ушёл внезапно, хоть до рассвета было ещё далеко. Было тихо и темно. Лишь тлели угли в очаге и доносилось ровное дыхание спящих родителей. Ливе, стараясь не шуметь, выскользнул из маленького жилища их семьи и спустился к озеру.

Без лун небо и земля оставались слишком темны, но зато как никогда были видны звёзды. Ливе прилёг на гальку и стал искать те, что расположены как точки на плоском камне, что дал ему Апостол. Он не мог видеть всех звёзд, мешали тени деревьев, но среди тех, что видел, он так и не нашёл.

— На юге звёзды другие, — сказал отец. — Наверное нужно отправиться туда.

Ливе, не ожидавший что за ним наблюдают, вздрогнул.

— Ты всё слышал? — спросил Ливе, уверенный что встреча с Апостолом Камня, как и прежний разговор с Апостолом Воды навсегда останется его тайной.

И тогда Ливе рассказал отцу всё, о чём знал.

— Причудливо всё это, — ответил отец. — Но от вопросов никуда не деться.

***

Острый слух — Дар Камня. Звериный нюх — Дар Воды. Это то, в чём Ливе не сомневался. Не одна зима прошла, прежде чем он обрёл силу и уверенность.

Иногда Ливе видел сверкающие нити, и это были не лучи солнца или лун. Поначалу это пугало, что Ливе боялся пошевелиться, чтобы их не задеть. Но долго пребывать в неподвижности было невозможно. Он уяснил, что к ним не прикоснуться, они беспрепятственно проходили сквозь ладони.

***

Ливе смотрел на знаки, которыми он обозначал события с первого дня, когда они прибыли в Южный город. Селение было гораздо больше всех виданных им раньше и людей в нём было куда больше. Ему понадобилось много времени и сил, прежде чем он смог узнать и запомнить имена всех его жителей.

Ливе пытался вспомнить, что имел, а виду в тот или иной миг, когда появлялись высекаемые на стене знаки. Но вспомнить мог далеко не всегда.

Ливе не стремился стать охотником. Да, этого было не избежать, останься он волком. Но теперь ведь всё было иначе. Ливе переписал свои знаки со стены на ткань, чтобы подумать об этом уже в другом месте, тем более что матери не нравилось, что он портит стену нового дома.

— Лучше бы жену себе нашёл, бездельник, — восклицала мать всякий раз. — Тридцать зим, а всё на нас с отцом надеешься.

И продолжала приносить еду, к которой он не притрагивался, н запах которой так привлекал мышей.

Ливе понимал, что в чём-то она права. Отец-охотник, посвящённый в тайну, никогда упрекал сына. Он видел, что Ливе не просто так сидит день за днём, хоть и никогда не пытался вникнуть в суть его работы.

В солнечные дни он наблюдал за тенью, наблюдал за лунами, неяркие круги которых изредка виднелись даже днём. В безлунные ночи он наблюдал за движением звёзд на небосводе. И всё отмечал на стене или на обрезках ткани, что оставались от одежды, что шила мать.

И теперь со злостью понимал, что не понимает собственных записей.

В детстве ему тоже многое не было понятно. И многое не получалось из того, что он пытался сделать. Но ведь не могло быть, чтобы время прошло даром.

Или это просто с его памятью происходит то же, что и с памятью других людей. Они ведь не помнят, как были волками или кем-то другим, вот и он не помнит своих ранних мыслей.

Ливе ударил кулаком по стене, раздирая его в кровь.

— Нет, — прошептал он, решив, что мысли пора освежить.

И, конечно, он не мог не сложить в заплечный мешок свои записи.

Желая скорее покинуть город, он бегом добрался до самой стены. С непривычки сбилось дыхание и закололо где-то под сердцем.

«Вот тебе и расплата, — подумал он. — Раньше ведь бегал целыми днями, и ничего».

Отфыркиваясь в золотисто-белую бороду от неприятных мыслей он пошёл по вытоптанной множеством ног тропе.

Да, они нашли селение под правильным небом, но что изменилось с тех пор? Он по-прежнему никто для народа и обуза для семьи. Так нельзя.

Лучи и нити смешивались между собой, придавая окружающей природе невиданные ранее образы. Переход к такому видению стал неожиданностью для Ливе, ведь раньше Нити возникали лишь на границе дрёмы, как тогда в лодке.

Ливе потёр глаза. Вернулось обычное зрение, и он спустился под мост, чтобы переждать начинающийся дождь и всё обдумать.

После того случая Ливе уходил из дома ещё до рассвета и возвращался по темноте. Он много бродил по окрестностям и сидел у реки, бросая в воду камни.

Мысли стали более стройными. В них больше не было места для бессильной злобы.

Он смог восстановить в памяти символы и заменил некоторые из них.

Однажды он вернулся раньше и рассказал удивлённой матери о своих поисках. Та отозвалась недоверчиво, но не могла не согласиться, что что-то в этом есть.

Иногда Ливе брал с собой не только лоскуты для записей, но и глиняные фигурки.

Самой важной Ливе считал фигурку волка. Он не сомневался, что именно в ней скрыта забытая всеми связь с прошлым. Удивительное дело, но с этой фигуркой он находил входы в пещеры. Ему совсем не мешала темнота, она будто раздвинулась, впуская в узкие лазы и широкие, залитые мутной водой залы.