Седрик промолчал.
— Так вот, Марк, — не меняя тона, продолжил лорд. — Мы все носим титул «по заслугам», а это значит, что каждый из нас получает то, что заслуживает. Титул баронета-по-заслугам обязывает. У Марка был джокер — окончательное решение, право вето. Он мог спасти себя и Второго. Но он решил иначе. — Лорд поднялся на ноги. — Мир, в который вы так стремитесь попасть, баронет, очень жестокий — в нём побеждает умнейший. И в этом высшая справедливость. — Голос лорда приобрёл резюмирующие нотки. Да Седрик и сам, после всего услышанного, был только рад перерыву.
— Мне… надо всё это обдумать.
— Меня радует ваш ответ, баронет. Потому что одну из главных своих задач в вашем воспитании я вижу в том, чтобы научить вас мыслить — объективно и беспристрастно, не поддаваясь эмоциям. Постарайтесь не забывать, что вещи зачастую не такие, какими кажутся.
— Я постараюсь, мой лорд, — сказал Седрик, но от главного донимавшего его вопроса всё-таки не удержался: — И что теперь будет с Марком?
— Зависит от Марка, — бросил уже с порога лорд. — У Марка, скажем так, худшее позади. Те времена, когда за него решали, канули в Лету в тот момент, когда он перешёл из-под отцовской опеки под покровительство своего наставника. Теперь всё зависит от того, как он себя поведёт. Воспитанник Второго лорда — это почти что первая леди страны. Он должен действовать безупречно.
— Знаю. Это меня и беспокоит.
О «безлимитном шопинге» Седрик решил не заикаться: лорд, чего доброго, и вправду поднимет шум, а в итоге, если хотя бы часть рассказанного Марком о его наставнике правда, сам же и пострадает, на пару с Марком.
Лорд отправился на ужин, а Седрик, пытаясь усмирить возмущённо урчащий живот, с головой погрузился в тот пласт корпоративных тайн, который сегодня так щедро ему открылся.
========== Часть 3. Миттельшпиль. ==========
1.
Инаугурация новоизбранных Верховных лордов и приуроченный к ней банкет всегда были событием номер один в корпоративном светском календаре. Однако для общественности гораздо больший интерес представлял не виновник торжества — с ним-то всё уже ясно, — а «парад будущих Верховных лордов». По всеобщему негласному мнению, считалось, что те, кто удостоились приглашения разделить с новоиспечённым Верховным лордом его торжество, сами имели неплохие шансы когда-нибудь оказаться на его месте. На корпоративном сленге такое приглашение называлось «букетом невесты», и лорд ван дер Меер, несмотря на свой отказ поддержать победителя, его тоже «поймал», что переполняло Седрика гордостью за наставника и — чего уж греха таить — за себя: Верховного лорда делают лорды-по-заслугам, а лордов-по-заслугам — их подопечные.
Лорд ван дер Меер с галантностью, достойной истого аристократа в надцатом поколении, приветствовал коллег, друзей и знакомых, расточал комплименты их подопечным и принимал ответные за Седрика. Седрик же большей частью вежливо молчал и не встревал в беседу — не потому, что считал светскую болтовню пустым трёпом, и не из робости перед высшей корпоративной элитой. Просто его куда больше занимало окружающее высокое собрание, которое он с неприкрытым интересом разглядывал: где — вернее, когда — ещё он увидит такую концентрацию всемирно известных лордов на квадратный метр.
Присутствующим — не считая, конечно, юных баронетов, — на вид было от тридцати до сорока, что, как Седрик уже успел понять, никогда не соответствовало действительности: к кажущемуся возрасту лорда-по-заслугам всегда следовало прибавлять от пяти до двадцати лет, чтобы получить его истинный возраст. Размер «надбавки» в каждом конкретном случае определялся положением лорда: чем выше оно было, тем большей была разница между мнимым и реальным возрастом — уже хотя бы потому, что в тридцать, а то и в сорок, подобные должности не занимают. Идеальным — во всех отношениях — возрастом считались тридцать пять лет, и все: и те, кто был только на подступах к этому Рубикону, и те, кто уже давно его перешёл, — пытались ему соответствовать. До тридцати молодые лорды изо всех сил стремились выглядеть старше и солиднее, а когда эти заботы брала на себя природа, старания поворачивали вспять. И те и другие, насколько Седрик мог судить по присутствующим, весьма в этом преуспели.
Совет двенадцати — правление Корпорации, которое отныне возглавлял лорд Коэн, — разумеется, явился в полном составе. Седрика из них больше всего занимал Первый лорд. Первый лорд был «английской королевой» Корпорации — наиболее известный и наименее значимый из Верховных лордов, он не имел никакой власти, кроме символическо-представительской. Всё своё многомиллиардное состояние лорд Кейм завещал Корпорации, и только главная ценность — его титул — и дальше передавалась по наследству. Первый лорд был наследником титула лорда Кейма, хранителем традиций и лицом Корпорации для внешнего мира и, как и положено ничего не значащему монарху, ведал благотворительностью, на которую, справедливости ради надо отметить, выделялась десятая часть прибыли Корпорации. Однако даже здесь роль Первого лорда сводилась всего лишь к присутствию на благотворительных балах, перерезанию красных ленточек и позированию для прессы с облагодетельствованными Корпорацией счастливчиками. Настоящие решения: что и в каких объёмах спонсировать, — принимались другими. Первый лорд мог лишь «выдвигать предложения» и «выражать пожелания», к которым Совет двенадцати мог прислушаться. А мог и не. Единственной важной обязанностью Первого лорда было воспитание своего преемника, который, впрочем, тоже подлежал утверждению Советом. И всё же Седрику была интересна личность этой самой важной из «ничего не значащих особ» Корпорации: по завещанию лорда Кейма его титул должен был переходить только к людям исключительных нравственных качеств. Первый лорд должен был быть воплощением человеческого благородства и душевного величия — эталоном лорда-по-заслугам. И этот принцип в Корпорации неуклонно соблюдался: от символической должности, которая, кроме красивого титула и неподъёмных моральных обязательств, ничего не сулила своему обладателю, бежали, как чёрт от ладана, все, кто хотя бы на йоту ей не соответствовал. В итоге оставались только те редкие справедливые, честные, благородные и напрочь лишённые тщеславия бескорыстные души, достойные, вернее, готовые взвалить на себя обязанности Первого лорда. Седрик невольно задался вопросом, а не в этом ли состоял гениальный замысел лорда Кейма, когда он делал своё странное завещание — его условия были лучшим тестом на «профпригодность» Первого лорда и лучшим защитным «заклинанием» от всех недостойных претендентов.
На самом деле главным Верховным лордом был Второй — как после Большой организационной реформы 2073 года стали именовать должность директора по контроллингу: будучи первым среди равных, он определял политику и задавал вектор дальнейшего развития Корпорации, а значит, и всего мира. Задачей остальных десяти Верховных лордов было оказание Второму всесторонней поддержки в специальных областях, за которые они отвечали — от персонала до финансов, а все вместе они формировали Совет двенадцати.
Седрик молчал, наблюдал и слушал. Разговоры, которые велись вокруг, были весьма интересны. Уже хотя бы тем, что в них наравне с виновником торжества фигурировал special guest — банкир Мирабо, владелец банка «Mirabaud & Cie», отец Марка. Но настоящей сенсацией было то, что банкир присутствовал не только в разговорах, — на подобные мероприятия посторонние не допускались. Впрочем, банкир был здесь не посторонним и даже не гостем. Он был трофеем, первым официальным трофеем новоизбранного Второго лорда на новом посту: лорду Коэну удалось то, чего годами безрезультатно добивался десяток других высших лордов, — он привёл в лоно Корпорации — на довольно выгодных условиях, к тому же, — главный коммерческий банк Швейцарии, что знаменовало собой новую веху корпоративной экспансии, — и новый Второй лорд имел полное право украсить им своё торжество.
