***

Когда десять лет назад Седрик решил уйти из «семьи», Марк был потрясён, но лорда эта новость, похоже, ничуть не удивила.

— По-настоящему я бы удивился, — сказал он, — если бы этого не случилось.

— Но почему? Думаешь, ему было плохо с нами?

— Не в этом дело. — Лорд ван дер Меер, заложив руки за спину, уставился в окно, и в его голосе прорезались такие знакомые Марку философские нотки. — Мы с тобой встретились, когда уже многое познали и пережили. Мы нашли друг друга, потому что к моменту нашей встречи успели найти себя. Седрик же был только в самом начале этого увлекательного пути.

— И всё же… — Марк даже не пытался скрыть свою растерянность: Седрик, который столько сделал для того, чтобы свести их троих воедино, инициатор и идейный вдохновитель их «семьи», сам же её разрушил. — Не понимаю…

— Зато я понимаю. Он практически след в след повторяет меня — и мои заблуждения. Вся наша с тобой прежняя жизнь была прелюдией к нашей встрече. А встреча с нами для Седрика стала прелюдией к настоящей жизни. Он наконец достаточно повзрослел, чтобы отбросить наставников и кумиров и ступить на свой собственный путь. Мы для него — всего лишь этапы на этом пути, а не пункт назначения.

— Почему тогда ты не расстался с ним после окончания наставничества? Если понимал, что к этому всё придёт?

— Потому что тогда он бы на всю жизнь застрял в сожалениях о несбывшемся. Как я — до встречи с тобой. — Лорд отвернулся от окна, подошёл к Марку и, присев на подлокотник кресла, обнял его за плечи. — Наши мечты и желания — наши лучшие наставники. Только осуществив их, ты понимаешь, куда двигаться дальше. И чем раньше ты это сделаешь, тем быстрее поймёшь, что тебе не это надо, а значит, ещё на шаг приблизишься к тому, что тебе надо на самом деле. Объект моей первой юношеской любви не снизошёл до меня в своё время, и мне понадобилось двадцать пять лет, чтобы осознать своё заблуждение, а Седрику, мечта которого сбылась, — только пять.

Марк молчал, пытаясь переварить слова лорда.

— Не обижайся на него, — сказал лорд, видимо, по-своему истолковав его молчание. — Седрик не умеет кривить душой. А это значит, что когда он нас любил, то любил по-честному, без лицемерия.

— Знаю. — Высокое чистое чело Марка помрачнело. — Это-то и не даёт мне покоя. Лорд вопросительно приподнял бровь.

— Дело в том, что… — нехотя начал Марк, прикипев взглядом к своим безупречно отполированным ногтям. — Я очень люблю его как друга, но… я никогда не любил его как парня.

— Хочешь сказать, для тебя это была просто игра?

— Н-не совсем. — Марк поднял глаза, тряхнул головой — с едва уловимым и уже подзабытым вызовом, как делал это в ранней юности, когда чувствовал свою вину, но не желал её признавать. — Скорее, я его использовал — как посредника: будучи с ним, я мог быть с тобой — если уж быть только с тобой я не мог. Я гнусная расчётливая тварь, да?

Лорд вздохнул, прижал его к себе, чмокнул в висок.

— Не больше, чем я. Дело в том, что… — минутная заминка и нерешительность, столь несвойственные лорду, потрясли Марка даже больше, чем последовавшее за ними откровение. — Я ведь тоже его использовал, — лорд выпрямился и отнял руку, словно опасаясь, что Марк сам её оттолкнёт, — с той же целью. И чувствовал себя перед ним виноватым. Настолько, что тогда, после последнего оммажа, видя, как он ко мне привязался, я не нашёл в себе сил с ним расстаться.

Последняя и единственная, незримо, но ощутимо присутствовавшая между ними и отравлявшая их отношения тайна рухнула. Марк инстинктивно нащупал руку лорда и сплёлся с ним пальцами, как делал всегда, когда нуждался в его поддержке — или хотел его поддержать. Лорд молча сжал их в ответ. Некоторое время сидели молча и неподвижно, свыкаясь и сживаясь с новой, доселе неизвестной близостью, — два молчаливых заговорщика, принёсших на алтарь общего счастья личное душевное равновесие. Лорд первым нарушил молчание.

— Без нас не было бы его, — сказал он, поднимаясь на ноги. — А без него — не было бы нас. Так что сейчас мы все трое — квиты, а когда заканчиваются расчёты и игры и отношения при этом не прекращаются, начинается настоящая дружба.

Лорд как в воду глядел — с тех пор их отношения с Седриком, не отягощённые больше чувством вины, перешли на качественно новый уровень.

Последний год они с Седриком почти не виделись: в Корпорации полным ходом шла подготовка к эпохальному событию галактического масштаба — первому полёту человека на Марс, за осуществление которого отвечало возглавляемое Седриком подразделение, и Седрик, осознавая глубину и меру своей ответственности, с головой ушёл в работу. На кон была поставлена не только его карьера, но и дальнейший вектор развития Корпорации. После неоднозначного решения Совета об экспансии на Юг лорды разделились на два непримиримых лагеря: одни, во главе со Вторым лордом, ратовали за экспансию вниз, другие, под неформальным предводительством Третьего лорда, выступали за движение ввысь: «южной» инициативе Второго лорда Третий противопоставил космическую, которая всё больше перетягивала одеяло симпатий и финансирования на себя: юных баронетов и молодых лордов непознанные звёзды манили куда сильнее, чем старая добрая мафия, и расти они предпочитали вверх, а не вниз.

Месяц назад полёт завершился полным успехом, и Седрик, в свои тридцать пять, считался первым претендентом на пост следующего Третьего лорда. Выборы можно было считать состоявшимися: сам Третий лорд открыто заявлял, что желал бы видеть Седрика своим преемником, а у Третьего лорда, и без того пользовавшегося в Корпорации огромным влиянием, число поклонников после удачной высадки на Марсе возрастало в геометрической прогрессии. Правда, сам Третий лорд в свои шестьдесят с небольшим в ближайшие десять лет на пенсию не собирался, так что Седрик сполна наслаждался своим положением: с одной стороны, неформальный титул нового Третьего лорда, с другой — возможность не спеша насладиться триумфом без пресса обязательств Верховного лорда, чем он, к слову сказать, вовсю пользовался. Например, обзавёлся наконец подопечным, с которым его сегодня и ждали в гости.

Лорд ван дер Меер сидел в кровати, на груди у него полулежал голый Марк. Марк что-то увлечённо чертил в своём «идейном альбоме» — после занятий любовью его неизменно пробивало на творчество. Рисовать и даже писать в таком положении не то чтобы очень удобно, но Марк на это всегда отвечал, что «так ему лучше всего творится». Лорд не возражал — и, стараясь не дышать, чтобы не вспугнуть вдохновение, — это было несложно, рядом с Марком он забывал самого себя, не то что дыхание, — любовался тем, что появлялось из-под Маркового пера — и самим Марком. Вот уже пятнадцать лет Марк создавал свои шедевры в его объятиях, а он всё не мог на него насмотреться.

Идиллию нарушил негромкий писк входящего сообщения.

— Это Седрик, — сказал лорд, мельком его просмотрев. — Сообщает, что они уже вылетели. Марк захлопнул альбом.

— Как мило с его стороны, — ухмыльнулся он, выбираясь из объятий лорда, — не дать нам застать себя врасплох.

— Моя школа, — ответил с ухмылкой лорд, поднимаясь вслед за ним.

Оба рассмеялись и пошли в душ — минут пятнадцать у них ещё было.

Конец.