— Спасибо, мой лорд, вы очень добры. — Седрик наконец решился взглянуть в глаза своему наставнику и, к своему немалому удивлению, не увидел в них злости. Лицо лорда сохраняло привычное в таких ситуациях суровое выражение, но в глазах его играли смешливые блики. Похоже, лорд на него не сильно сердился. Подбодрённый открытием, Седрик спросил:

— Позволено мне будет узнать причину такой большой милости? — Вопрос Седрик задал на полном серьёзе, но, озвучив его, тут же подумал, что лорд наверняка воспримет его как сарказм, что только усугубит ситуацию, а значит, — и наказание.

— Мужчина должен бунтовать, а мальчик — шалить, — как ни в чём не бывало ответил лорд. Ни следа возмущения, ни тени недовольства. Простая констатация факта. Седрик в который раз поразился выдержке и самообладанию наставника. Интересно, он когда-нибудь сможет стать таким хотя бы в приближении?

— Это естественный порядок вещей, — продолжал лорд. — По-настоящему серьёзная расплата вас ожидала бы, если бы вы, из страха передо мной, отказались участвовать в этом безобразии.

Седрик неслышно перевёл дыхание — мог бы догадаться. Вконец осмелев, он задал вполне закономерный вопрос:

— За что же вы тогда меня наказали?

— Это не наказание. Это урок. Шалить и бунтовать можно и нужно. Но при этом нужно также быть готовым к тому, что за это придётся заплатить соответствующую цену. Любой выбор — это вопрос цены. Если вы усвоите, что всё имеет свою цену: и действие, и бездействие, — и платить по счетам придётся в любом случае, это избавит вас от иллюзии, что существуют «бесплатные» варианты, и позволит вам выбирать то, чего вы действительно хотите, а не то, что кажется «дешевле» и «безопаснее». Особенность — и ценность — осознанного выбора, баронет, в том, что о нём вы никогда не пожалеете, какими бы ни оказались его последствия.

— Другими словами, что бы я ни выбрал, я буду наказан?

— Это не мои слова, баронет, а ваши. То, что вы только что сказали, — это мировоззрение жертвы. Я же говорю о позиции хозяина. Жертва мыслит категориями наказания, хозяин — цены. Если вы не хотите быть жертвой, вам придётся смириться с тем, что никакого наказания не существует. Есть только ваш выбор и его стоимость.

— Я понял урок, мой лорд, — сказал Седрик и, на волне куража, осторожно, хоть и без особой надежды, спросил: — Так, может?..

— Я в этом уверен, — ответил лорд. — Но мой ответ — нет. Лишить вас заслуженной расплаты означало бы обесценить полученное вами удовольствие от шалости.

— Спасибо, мой лорд, — сказал Седрик, опускаясь на колени. — А сейчас вы позволите мне?..

— Разумеется. — Рука лорда нетерпеливо вонзилась в волосы Седрика, едва его руки прикоснулись к пряжке ремня лорда. — Я всегда держу своё слово.

Подавленная, не нашедшая естественного выхода энергия вновь вырвалась наружу, захлестнув его с головой, и Седрик самозабвенно принялся искупать свою вину, вернее, оплачивать свой выбор. Когда пять минут спустя он испил до капли свой скудный «ужин», лорд сказал:

— Спасибо, баронет. Я вами очень доволен.

— Так, может?.. — не докончив, Седрик выразительно облизнул губы: насчёт ужина надеяться, конечно, тщетно, но что касается первого наказания, то амнистия, судя по всему, более чем вероятна.

— Нет, баронет, — отрезал лорд, поднимаясь на ноги, и Седрик следом за ним встал тоже. — Я всегда держу своё слово. Даже в ущерб себе. С сегодняшнего дня и до истечения месяца секса у вас не будет.

— Да, мой лорд. — Неслышно вздохнув, Седрик направился к выходу — а он ещё удивлялся, зачем в их покоях две спальни.

— Вы куда, баронет? — донеслось ему вдогонку удивлённое. — Спать вы и дальше будете в одной постели со мной. Но задерживаться в ванной дольше необходимого вам запрещается. Равно как и держать руки под одеялом.

Седрик прикрыл глаза, пытаясь морально приготовиться к ожидающей его пытке — наркотик всё ещё действовал, не говоря уже о том, что лорд ван дер Меер сам по себе был для Седрика наркотиком.

— Наказание, — подытожил лорд, — должно соответствовать проступку, цена — удовольствию, а урок — ошибке.

В молчании они с лордом легли в постель. Седрик накрылся по грудь одеялом, вытянул поверх него руки и, отодвинувшись, насколько это было возможно, от лорда и повернувшись к нему спиной, прикусил уголок подушки.

За весь последующий месяц наставник к нему так ни разу и не притронулся — лорд ван дер Меер всегда держал своё слово. Даже в ущерб себе.

— А теперь, — сказал лорд наутро, — когда вы уже более-менее успокоились и в состоянии соображать другой головой, я постараюсь донести до вас главную мысль своей вчерашней лекции. Знаете, почему это снадобье запрещено?

— Из экономических соображений, — ухмыльнулся Седрик, вспомнив слова Марка. — Если все станут трахаться целыми днями, кто будет работать?

— Вы даже не представляете себе, баронет, насколько вы правы. — Лорд был на удивление серьёзен. — Если принимать это снадобье на регулярной основе, работать в конечном итоге будет только одна голова.

— По лорду Коэну этого не заметно.

— Вам — возможно. У лорда Коэна, не побоюсь этого слова, гениальный ум. Был. А стал выдающийся. Вам же, как, впрочем, и мне, до гениальности далеко. Ум у нас с вами, к сожалению, изначально всего лишь выдающийся. А это тот минимальный уровень, который позволяет завоевать и удержать статус лорда-по-заслугам, — падать нам с вами, кроме как на дно посредственности, некуда. Поэтому нам придётся выбирать, которую из голов снабжать ресурсами. Я со своим выбором уже давно определился. Вы тоже вольны решать, которая вам важнее, — но только когда сами станете лордом. Пока же вы мой воспитанник, этот выбор за вас сделаю я.

***

Лорды после завтрака, несмотря на субботний день, отбыли в Корпорацию, и баронеты оказались предоставлены самим себе. Марк собирался посвятить этот день походу по магазинам — «Надо же как-то снять стресс после вчерашнего» — и предложил Седрику составить ему компанию. Седрик с удовольствием согласился — ему тоже развеяться бы не помешало, да и Гамбург посмотреть хотелось — с момента его последнего посещения здесь наверняка многое изменилось: «столица мира» с лихвой оправдывала свой гордый титул и развивалась нон-стоп — во всех направлениях. Теренс с ними не пошёл — наложенная на него его наставником «епитимья», помимо классического лишения ужина, включала также месячный запрет на развлечения, к которым относился и шопинг. По всему выходило, что легче всех отделался зачинщик. Это только усилило восхищение Седрика Марком — такому всё как с гуся вода и само в руки даётся.

Они уже целый час гуляли по центру. Марк болтал без умолку, комментируя все местные достопримечательности — главным образом из сферы моды и тусовок, — мимо которых они проходили. Седрик не столько его слушал, сколько глазел по сторонам, — его переполняла эйфория.

Гамбург, столица и сердце мира. Здесь крутились главные деньги мира, здесь же решались его судьбы. Город, обязанный своим процветанием Корпорации, а значит, лордам и будущим лордам — их воспитанникам.

Корпорация была сверхгосударством. Во всех смыслах. Она не только имела в своём распоряжении средства, равные, а то и превышающие бюджет большинства стран мира, и стояла за правительствами и экономической элитой самых развитых из них. Корпорация была вне и выше государства. Как такового. Благодаря Корпорации, понятие «ганза» приобрело совсем иное, новое значение, а вольный ганзейский город Гамбург — особый статус.

Штаб-квартира Корпорации занимала несколько кварталов и была, по сути, городом внутри города. Бульвар Лорда Кейма был витриной этого города. Протянувшаяся на пять километров широченная пешеходная улица, каждый сантиметр которой был занят эксклюзивными бутиками, фешенебельными ресторанами, дипломатическими представительствами и закрытыми элитными клубами, начиналась от здания штаб-квартиры Корпорации, которая занимала на ней первые сто номеров. «Бульвар Лорда Кейма, 1-100» стал таким же именем нарицательным и синонимом могущества и власти, как некогда «Даунинг, 10» и «Пенсильвания-авеню, 1600».