И сейчас, глядя на призывно распластанного на диване Марка, Седрика вело не столько от «порошка», сколько от осознания того, что парень, формально равный ему, а реально — стоящий на пару ступенек выше, готов был отдаться ему. У Седрика подгибались ноги, тряслись руки и дрожало всё тело. Теренс срывал одежду с Марка, Седрик зудящими от нетерпения и возбуждения пальцами лихорадочно расстёгивал свой ремень, который из-за спешки никак не поддавался, а Марк, чтобы не терять времени даром, запустил руку под диван и, выудив оттуда серебристый баллончик, бросил его Седрику. Седрик, одобрительно хмыкнув — надо же, и это предусмотрел, — поймал баллончик на лету и ухмыльнулся: Теренс был на год старше, на голову выше и на треть шире в плечах, однако Марк предпочёл его. Эта приятная мелочь ещё больше подстегнула желание. Ремень наконец поддался, рука нетерпеливо дёрнула молнию на ширинке, брюки спали на пол, а следом за ними туда же отправились трусы. Вырвавшийся на свободу налитой член тут же взметнулся вверх и упёрся головкой в пупок, готовый его протаранить, если ему прямо сейчас не подвернётся более соблазнительная альтернатива. Седрик прихватил член двумя пальцами, поднёс к окаменевшему стволу баллончик и нажал распылитель до упора. Сам он ещё никогда не пользовался жидким, как и любым другим, презервативом — по той простой причине, что ещё никого не имел, — но имел возможность сотни раз наблюдать, как это делал его наставник. Жидкость была приятной температуры тела, член тут же покрылся тонким прозрачным защитным слоем. Седрик прошёлся по стволу пальцами вверх-вниз и остался очень доволен: чувствительность была на высоте — никакой разницы с «естественными условиями» — и даже усилилась: вещество при контакте с кожей едва ощутимо покалывало и стягивалось, отчего возбуждённая плоть дрожала в экстазе ещё до встречи с другой плотью. И в то же время скольжение, благодаря специально добавленной в состав смазке, было идеальным. Теренс, поняв, что в этот заход ему ничего не светит, склонился над Марком, перевернул его на живот и, грубо поставив на четвереньки, оккупировал его рот. Седрик тут же пристроился сзади.
Состояние было полуобморочное, ощущения зашкаливали — оно и понятно: если «порошок» зажигал даже безнадёжно угасших лордов, то что уж говорить о том, кто и без того «огонь и пламя». Каждая секунда была на счету, и Седрик, решительно толкнувшись вперёд, прикрыл глаза и всецело отдался стихии. Обнулилось Время, растворилось Пространство, а вместе с ними исчезли Седрик, Марк и весь мир. Остались только вечные Ритм и Движение, из которых когда-то всё и возникло и в такт с которыми пульсировала Вселенная, — и Хаос, который в первозданном нерушимом Порядке стремительно продвигался к развязке. Вся энергия Вселенной сосредоточилась сейчас в Седрике и использовала самоё себя для своего же уничтожения, чтобы мгновения спустя, после Большого Взрыва, возродиться вновь — уже новой Вселенной.
…Возродилась Вселенная, возникло Время, материализовалось Пространство. Не вернулся только Седрик — вместо него в этой юной новорождённой Вселенной появился такой же юный и переродившийся демиург, познавший в первозданном ритуале инициации всю историю сотворения мира. В голове было пусто и легко, как никогда до того: обнулилась его личность, стёрлась его личная история, Седрик опять был пустым и чистым белым листом, а значит — всемогущим: на нём теперь можно было заново написать и создать что угодно, ибо он-то и был Великим Писарем и Творцом.
Изменился не только он сам, но и его отношение к Марку — восхищение с завистью отошли на второй план, уступив место нежности и благодарности. Марк был его первым — первым мальчиком, — благодаря Марку, Седрик стал наконец мужчиной. Марк ему доверил — а значит, доверился, — и Седрик теперь невольно ощущал его своим подопечным и чувствовал за него ответственность. Рука Седрика осторожно коснулась слипшихся влажных смоляных прядей за ухом Марка, Марк потёрся виском о ласкавшую руку. Среди баронетов бытовало циничное мнение — которое Седрик в глубине души разделял, — что наставничество — это обмен юности на опыт по взаимовыгодному курсу. Сейчас же он был вынужден признать, что это — нечто большее, и лорды, которые и без того могли заполучить любого, от этих отношений в качестве бонуса получали не только доступ к юному телу.
Едва первая волна возбуждения схлынула, накатила вторая — ещё более мощная, хотя, казалось бы, куда уж больше. Тело, испытав великий опыт разрушения и творения, жаждало продолжения — сильнее, быстрее, неистовее. И, похоже, не только его. Мощный красивый ствол Теренса, от одного взгляда на который рот наполнялся слюной, а в паху нарастала ответная волна, тоже пробудился к жизни и стремительно наливался силой и соками. Теренс нетерпеливо поигрывал баллончиком в руке, и Седрик понял, что сейчас ему придётся решать дилемму: отдать Теренсу Марка или отдаться ему самому. О первом и речи быть не могло, как и о втором, впрочем, тоже — Седрик не готов был даже сейчас предать своего лорда и отдать этому задиристому америкашке то, что предназначалось только его наставнику.
— Дай баллончик. — Седрик требовательно протянул руку. Теренс дразняще подбросил презерватив на ладони и тут же зажал в кулаке.
— Обойдёшься, — ухмыльнулся он. — Он тебе не понадобится.
В воздухе, к свежему резкому запаху пота и пряному — секса, прибавились явственные нотки агрессии — оба молодых самца были настроены решительно и ни сдаваться, ни тем более уступать будущий трофей не собирались.
— Мальчики, не ссорьтесь, — хрипло рассмеявшись, Марк примирительно притянул обоих к себе. — Я хозяин, мне и угощать.
Но ни до хозяйской жертвы, ни до поединка гостей за право обладания ею не дошло.
— Это ещё что такое?! — Дверь в комнату резко распахнулась, и на пороге возник лорд Коэн, трезвый как стёклышко. Баронеты рефлекторно повскакивали на ноги.
— Мой лорд… — предпринял слабую попытку объясниться Марк, с тоской наблюдая, как перед глазами проплывает недельный, если не больше, ужин, — слишком хорошо он знал своего наставника, чтобы предугадать ожидающее его наказание. — Это не то, что вы подумали. Мы всего лишь хотели…
— Месяц без ужина! — отрезал лорд Коэн и, резко развернувшись, вышел из комнаты.
— Ф-ф-фак, — ругнулся Теренс, едва за лордом закрылась зверь. — Уверен, что наши к наказанию только присоединятся.
Седрик промолчал — он не был столь оптимистичен: уж кто-кто, а он так легко не отделается. Возбуждение как рукой сняло — вернее, его энергия тут же сменила вектор и сосредоточилась на более насущной проблеме. То, что они натворили, вполне тянуло на неопределённое, а оттого — ещё более страшное «серьёзный проступок», третий из которых, как предупреждал его лорд в самом начале, означал разрыв договора наставничества. По-настоящему он, правда, ещё ни разу не провинился перед своим наставником, но лиха беда начало. Но больше страха последствий своего поступка Седрика мучило чувство вины и стыда перед наставником — лорд ван дер Меер сделал для него более чем достаточно и был вправе ожидать от своего воспитанника безупречного во всех отношениях поведения. Больше всего Седрику хотелось, чтобы его наставник им гордился. А сегодня он наверняка сильно пожалеет, что взял его под своё покровительство. И Седрик уже сам в глубине души желал, чтобы лорд наказал его как можно серьёзнее, — это отчасти искупило бы его вину перед ним и примирило бы его с содеянным. Опасения и надежды оправдались.
— Месяц без секса! — сказал лорд ван дер Меер, едва Седрик переступил порог их покоев.
— Да, мой лорд, — пробормотал Седрик и, вспомнив наказание лорда Коэна для Марка, спросил: — И без ужина, я так понимаю, тоже?
— Не совсем — сегодня, учитывая крайнюю степень и характер вашего голода, я, в виде исключения, позволю вам выпить на ночь немного молока.
