Седрик спрашивал лорда о Марке. Марк ему нравился. Он будоражил фантазию. Не в том смысле… — ну и в этом, конечно, тоже, — но гораздо больше его влекла личность этого загадочного красавчика. Марк — Седрик был с собой честным — вызывал у него зависть и восхищение. Марк был таким, каким Седрик больше всего хотел быть сам. И каким ему никогда не стать. Но главное, Марк с детства жил жизнью его мечты.

Но лорд на все расспросы отделывался общими скупыми фразами. Зато новые приятели только рады были свежим ушам. Довольно скоро Седрик собрал на скандального баронета внушительное «досье» и сейчас, наблюдая за нервными движениями тонких Марковых пальцев, в очередной раз перебирал в памяти крупицы невероятных сведений, пытаясь отделить правду от вымысла.

Марк Мирабо был старшим сыном банкира из Женевы. Старинная банкирская династия, уходящая корнями к средневековому ростовщичеству, многовековой капитал, на который можно приобрести пару-тройку африканских стран, и новые реалии, в которых фамильным наследственным монополиям всё труднее было выживать. Банкиру как воздух нужен был свой человек в Корпорации, чтобы лоббировать семейные интересы. Для этого Марка, собственно, и родили. Поговаривали даже, что банкир и в жёны выбрал мулатку-мисс Вселенную не столько для себя, сколько для того, чтобы улучшить породу и придать экстерьеру будущего наследника необходимую щепотку экзотики, на которую так падки лорды. Результат превзошёл ожидания: сын перенял от обоих родителей лучшее — внешность и темперамент от матери, деньги и родословную — от отца. А то, чем так щедро наградили семья и природа, с колыбели оттачивалось, полировалось, шлифовалось и облагораживалось лучшими воспитателями и учителями. Языки, манеры, уроки верховой езды, уроки танцев, уроки живописи, уроки тенниса, уроки игры на рояле — гувернёров и репетиторов в доме было больше, чем слуг, а слугами дом кишел. Чертёнок с ангельской внешностью ни в чём не знал отказа. Высшие лорды с четырнадцати лет кружили над ним коршунами. Он и привык. С четырнадцати. Дальше шла какая-то мутная история, о которой «все знали», но никто ничего не мог — или не хотел — толком сказать, и суть которой сводилась к тому, что, когда Марк достиг возраста наставничества, слава о его «подвигах» на ниве нимфомании достигла такого размаха, что никто из высших лордов не рискнул оформить с ним отношения: попробуйте наставить на путь истинный мальчишку, который уже прошёл через пару десятков рук. Неуправляемый воспитанник — несмываемое пятно на репутации наставника: разве можно доверить мужчине серьёзную ответственную должность, если он с сопливым подростком управиться не в состоянии? Каждый лорд предпочитал девственного подопечного — ничего личного, никаких средневековых предрассудков, чистый прагматизм: проще научить всему с нуля, чем переучивать заново после других. И дело не в сексе и не в собственнических замашках. Уж если на то пошло, то куда проще и приятнее было бы иметь дело с опытным и искушённым воспитанником — меньше возни и больше удовольствия. Но секс в подростковом возрасте — ключ к управлению подростком. Девственность девушки — залог сохранности генофонда рода. Девственность мальчика — гарант сохранности «генофонда» наставника. «У кого мальчик сосёт, того идеи и всасывает», — гласит известная корпоративная мудрость. Кто баронета имеет, тот имеет и власть над ним. И чем больше у баронета сексуальных партнёров, тем с большим количеством соперников за влияние над ним придётся бороться наставнику. Правильно — а значит, единолично — воспитанный подопечный — инвестиция в карьеру наставника: бывший подопечный — будущий союзник в корпоративных играх. В мальчиках лорд не ограничен. Но мужчина у лорда может быть только один — его наставник. В итоге Марка — не без труда — сбагрили от греха подальше средней руки финансисту из лондонского Сити. И, в общем, не прогадали. Финансист быстро пошёл в гору, заняв пост финансового директора британского филиала Корпорации. И всё бы ничего, не примись Марк опять за своё.

— И как, помогает? — ухмыльнулся Теренс.

— Не то слово — я быстрее устаю, чем он. Раскладывает меня по три раза в день. Про ночи я уже молчу.

— А с качеством как?..

Марк облизнулся.

— Оно того стоит, — загадочно улыбнулся он. — Недаром это под запретом — дай лордам волю, они только сутки напролёт трахаться будут.

— Ну, не только поэтому, — вклинился Седрик, но уже, скорее, по инерции — рассказ Марка его заинтриговал. Затея эта ему не нравилась, но… попробовать хотелось, и чем дальше, тем больше.

— Слушай, ты, чистюля, — не выдержал Марк — он и так уже был на взводе: руки заметно дрожали, из-за чего ему никак не удавалось сформировать нормальных дорожек, — видно, несмотря на всю свою браваду, он всё же осознавал, на что идёт. — Тебя никто не заставляет.

— Нам больше достанется, — поддакнул Теренс.

Марк прекратил свои манипуляции и вопросительно уставился на Седрика, готовый в любой момент приступить к переделу добра.

— Не дрейфь, — подмигнул ему Теренс. — Твой лорд тебе ещё спасибо скажет.

Страх перед насмешкой или, хуже того, презрением Марка оказался сильнее страха перед наказанием лорда. Седрик сдался.

Марк склонился над столом и эффектным жестом отбросил с лица волосы, которые тут же упали обратно, задев кончиками «дорожку». Смоляная прядь окрасилась белым, Марк зажал левую ноздрю пальцем и, покосившись на собственное отражение в столешнице, правой втянул «порошок». Седрика не покидало ощущение, что Марка больше заботило, как он при этом смотрится со стороны, чем само действие «котика». Что ж, зрелище и вправду было красивым, даже завораживающим — настолько, что Седрик опомнился, лишь когда Теренс, управившись со своей долей, нетерпеливо подтолкнул его к столу. Седрик, с неохотой оторвавшись от созерцания Марка, быстро и резко втянул оставшуюся «дорожку» и, поспешно подняв голову, тут же вернулся к прерванному занятию, не желая упустить ни одного «кадра». Глаза Марка слезились и неестественно блестели, на смуглых щеках матово вспыхнул нездоровый румянец, дыхание участилось, на губах блуждала таинственная улыбка. Но теперь на вид Марка наложилось его собственное состояние. Седрику казалось, что он всю жизнь был простейшей амёбой и только сейчас, внезапно и разом, обрёл все человеческие органы чувств — всё вокруг стало ярким, объёмным и чётким: серебристо-бархатный переливчатый смех Марка и полный первозданного животного сексапила хриплый голос Теренса ласкали слух; рот наполнился сладкой слюной; ноздри трепетали от запаха здоровых и свежих юных тел — Седрик видел и чувствовал мир, как впервые, и мир этот был совершенен. Глаза Марка теперь полыхали фиолетовым пламенем, его силуэт окружало сияние, а сам он, казалось, парил в воздухе, прекрасный и эфемерный, как фэнтезийный бог. Не в силах поверить, что это ему не снится, Седрик прикусил губу и с силой сжал себя за плечи. И тело на это безобидное самоприкосновение ответило даже бурнее и неистовее, чем на ласки лорда в их первую ночь.

Трахаться хотелось немилосердно. И похоже — Седрик окинул затуманенным взором своих сообщников, — не ему одному. Марк перехватил его взгляд и, подмигнув, призывно растянулся на широком диване. Седрик с Теренсом тут же повскакивали со своих мест.

Жёсткая иерархия наставничества ревнивее всего соблюдалась в постели. Во второй половине наставничества, с третьего-четвёртого года, наставники начинали «прикорм» и разнообразили «меню» своих питомцев приглашёнными хаслерами, с которыми те могли познать базовую грань бытия настоящего мужчины. Что же касается первых двух лет, с шестнадцати до восемнадцати, то тут наставники были единодушны и держали своих подопечных в жёсткой узде — единолично. Секс — ключ к управлению подростком, и хранить его лорды, как истинные хозяева, предпочитали в собственных руках. И если в других вопросах аргументированное оспаривание мнения наставника только поощрялось и лорды с готовностью отдавали первенство в диспутах своим воспитанникам, если тем удавалось его завоевать, то в постели наставник был для подопечных абсолютным табу — если хотел остаться для них непререкаемым авторитетом на всю жизнь, особенно в период с шестнадцати до двадцати одного, когда закладывался и затвердевал фундамент мужского характера воспитанников. Принцип «Кто хочет научиться управлять, тот должен научиться подчиняться» неукоснительно действовал и в постели.