Деваться на полпути с лестницы было некуда, да и поздно: гость тоже его заметил и остановился в холле между библиотекой и отцовским кабинетом, из которого только что вышел, — явно его поджидая.

— Добрый день, лорд Коэн. — Марк нарочито неспешно дошёл до подножия лестницы и подчёркнуто холодно поздоровался.

— Баронет, вы не уделите мне немного времени?

Гость враждебности не заметил, вернее — как это водилось среди лордов, когда им это было выгодно, — не подал вида. Марк тут же напрягся — ключевым словом в только что промелькнувшей в его голове мысли было «выгодно».

— Я уже однажды уделил, — огрызнулся он, демонстративно направляясь к библиотеке. Прозвучало грубо и резко, как и было задумано, — потеряв всё, он вряд ли мог ещё чего-то — или кого-то — бояться.

— Именно об этом я и хотел бы с вами поговорить, — сказал лорд и, распахнув перед Марком дверь отцовского кабинета, жестом пригласил его внутрь. Лорд был спокоен и невозмутим, будто и не заметил оскорбительного тона, и Марк, повинуясь, вошёл. Лорд проследовал за ним и закрыл дверь. Кабинет — если не считать их с лордом — был пуст. «Надо же, — раздражённо подумал Марк. — Распоряжается здесь, как дома».

— Присаживайтесь, баронет, — сказал лорд, указывая на стул для посетителей, а сам опускаясь в хозяйское кресло.

— Прежде всего, — начал он, когда Марк занял своё место, — позвольте принести вам извинения за случившееся от имени Совета и от меня лично. — Видимо, недоумение на лице Марка проступило слишком явно, потому что лорд поспешил объясниться: — Я старший советник лорда Хорста и был тогда в мальчишеской, хотя вы вряд ли меня заметили, и, следовательно, мог — и должен был — предвидеть дальнейшее развитие событий и в меру сил и возможностей воспрепятствовать ему. Я этого не сделал, а значит, в случившемся есть и доля моей вины.

Потрясённый Марк молчал, а лорд как ни в чём не бывало продолжал:

— Что же касается Совета, то он, по крайней мере, большая его часть — на вашей стороне.

Марк недоуменно вскинул взгляд.

— Впервые об этом слышу.

— И не услышите. Официальных извинений вы тоже не дождётесь. Корпорация и её Совет, как и любая другая структура, в первую очередь призваны блюсти собственные интересы, а раскол в рядах «непогрешимых» — это не то, что способствует поддержанию оных. Лорду Хорсту, если вас это утешит, вынесено серьёзное предупреждение…

— …а серьёзные последствия расхлёбывать мне! — Подавляемые всё это время чувства прорвались наружу, и Марка захлестнула волна гнева. Гость на его выпад не отреагировал. Эта характерная черта лордов-по-заслугам, наверное, больше всего бесила непосвящённых — лорды никогда не поддавались на провокации, тем более такие дешёвые и примитивные, сохраняя абсолютное спокойствие и невозмутимость, чем доводили незадачливых провокаторов до белого каления и провоцировали уже их самих на необдуманные слова и поступки — себе во вред. Марк это знал, но перед соблазном не удержался — слишком уж сильными были его боль и отчаяние, чтобы продолжать держать их в себе.

— Привыкайте, баронет, что любое решение влечёт за собой определённые последствия, — пожал плечами лорд. — Это ведь было ваше добровольное решение, не так ли?

Резкий переход от извинений к обвинению выбил Марка из колеи — он тут же растерял свой возмущённый пыл и сник.

— Если бы речь шла о принуждении или изнасиловании, — продолжал лорд, — санкции по отношению ко Второму лорду были бы гораздо серьёзнее. Нас с лордом Штегером, младшим советником Второго лорда, подробно допрашивали как свидетелей. Мы оба подтвердили, что всё было сугубо добровольно, поэтому разбирательство ограничилось внутренним расследованием и выговором лорду Хорсту.

— Да здравствует Корпорация! — ядовито выпалил Марк, вскакивая на ноги и вскидывая руку в насмешливом салюте. — Самая справедливая корпорация в мире!

Лорд поморщился.

— Провинность лорда Хорста в том, что он сделал то, что сделал, несмотря на то, что знал, к каким последствиям это может привести. Но окончательное решение приняли вы, баронет. Вы это признаёте?

Лорд был непробиваем. Марк почувствовал, как его покидает кураж.

— Да, лорд Коэн, — сказал он, устало опускаясь обратно в кресло.

— Хорошо. Значит, не всё ещё потеряно. С вами, я имею в виду. А сейчас я задам вам один вопрос. На который ожидаю услышать честный ответ. — Лорд выдержал паузу. — Если абстрагироваться от последствий: вы сожалеете о том, что тогда произошло? Раскаиваетесь ли вы в своём выборе?

Да этот советник никак заявился сюда, чтобы упиться его унижением и раскаянием! Провести — от имени Корпорации — воспитательную беседу и почитать проповедь о прописных истинах, суть которых сводится к одному: «Пожелаешь — пожалеешь». Но он, Марк, не доставит ему такого удовольствия. Он уже достаточно хорошо успел узнать этих лордов, чтобы научиться с ними разговаривать. Марк вспомнил, как наяву, миг первого в своей жизни, пусть и мимолётного, но настоящего триумфа. Полный восхищения и вожделения взгляд Второго — а уж он повидал и перепробовал на своём веку! Краткий, но такой пьянящий миг ощущения собственного всемогущества и избранности, полный уверенности, что всё у него будет, и реальности всего, чего пожелаешь, — только руку протяни и скажи: «Да!» Сладко-томное предвкушение, что всё только начинается. И ночь с Верховным лордом, которая стоила своей цены. Нет, Марк ни о чём не жалел. Вернее, он жалел только о том, что могло бы быть, но теперь уже никогда не случится. Но о том, что было, он не жалел ни капли.

— Нет, не раскаиваюсь и ни о чём не сожалею, — твёрдо и с вызовом ответил он, и сам удивился своей дерзости — всё же падение на дно имело свои преимущества.

— Очень хорошо! — Лорд, кажется, и вправду был доволен. — Главное у вас есть. Вы умеете принимать решения и нести за них ответственность, даже если против вас весь мир. Собственно, это именно то качество, которое мы как наставники призваны воспитать в своих подопечных. У вас же оно, как я могу судить, уже имеется. Что существенно облегчает мою задачу.

Марк, обескураженный неожиданной реакцией лорда — хотя за время своего, пусть и непродолжительного, наставничества уже мог бы привыкнуть к парадоксальному стилю мышления этой породы, — выжидающе молчал, даже не пытаясь больше предполагать, к чему ведёт лорд.

— Как вы смотрите, баронет, на то, чтобы стать моим подопечным?

Марк даже не пытался скрыть своего изумления.

— Я… — Марк замялся, не столько от неожиданности и потрясения, сколько от попытки разобраться в том, шутит лорд или насмехается над ним. Но лорд был серьёзен, и Марк, повинуясь порыву, встал, чтобы тут же опуститься на колено. Оммаж прошёл быстро, буднично и деловито — для обоих он был не первым, а для Марка, к тому же, — пустой формальностью.

— А сейчас, — сказал лорд, разомкнув объятия, — думаю, будет не лишним поставить в известность вашего отца.

С юридическими формальностями было покончено ещё быстрее, чем с моральными. Лорд — видимо, достигнув на волне своего невиданного благодеяния окончательного взаимопонимания с отцом и добившись от него, чего хотел, — сообщил, что его ждут неотложные дела и он сразу после обеда возвращается в Гамбург. Марк, не желая ни дня оставаться в насквозь пропитавшемся лицемерием родительском доме, где его опять все обожали, вызвался уехать вместе с ним и сейчас лихорадочно отбирал одежду в дорогу, а лорд коротал время перед отъездом, наблюдая за его сборами.

Посреди комнаты стояли с распахнутыми зевами три бездонных чемодана, рядом валялся огромный мусорный мешок. Последний наполнялся намного быстрее, чем ненасытные утробы первых троих. Из недр гардеробной вынырнул Марк, наполовину скрытый за ворохом тряпок, которые нёс в охапке. Модный приговор, вынесенный тряпкам, видимо, обжалованию не подлежал, потому что Марк, не утруждая себя судебным разбирательством, сразу депортировал «обвиняемых» в мусор.