Их семьи дружили, особенно матери: герцогиня Девонширская, мать Робина, была крёстной Алека, и Алек часто бывал у них дома. Но Алек был на три года старше — непреодолимая пропасть в детстве. Робин всегда был для него мелкий-мелюзга, как любил подтрунивать над ним Алек. К тому же, Алек с раннего детства был не годам умён и серьёзен и всегда тяготел к компании старших и взрослых — наверное, ему даже со сверстниками было не особенно интересно. Что уж говорить о «малолетках». В каждый приезд подруги мама устраивала с ней в гостиной затяжное чаепитие, а маленький Алек оккупировал библиотеку его отца, с которым тот охотно болтал и возился — намного охотнее, чем с собственным сыном, в который раз напомнила о себе детская ревность. А Робин, брошенный и преданный обоими родителями, неприкаянно слонялся по дому. Мама умерла, когда Робину исполнилось десять. Отцы их и раньше не были особо близки — всё держалось на матерях, — дружба между семьями постепенно сошла на нет, и частые дружеские визиты свелись к редким светским приёмам — традиционные летние пикники, рождественские балы да фамильные торжества.
Алек — сплошная загадка, и Робин сам не замечает, как она поглощает все его мысли.
В любом другом подростково-мужском сообществе, рангом пониже, в котором власть вожака зиждется прежде всего на физической силе, у Алека Ховарда было бы мало шансов — в лучшем случае, его бы не трогали. Но о главенстве и речи быть не могло бы. Алек откровенно слаб в спорте — одного этого достаточно, чтобы в пропитанном командно-спортивным духом Итоне навсегда остаться изгоем. Но Алека боготворит Грег, его «правая рука» и капитан Игр Дома — и этого достаточно, чтобы никто не вспоминал, что Алек опять пробежал кросс последним. Со своим утончённо-худощавым телосложением, длинными тонкими пальцами, узкими запястьями и неуловимо девичьими чертами лица, которые ещё больше подчёркивают длинные мягкие, шелковистые волосы, он не по годам сдержан и меланхолично-задумчив, отчего неискушённым сторонним наблюдателям часто кажется скромным и даже застенчивым — идеальная жертва для школьных хулиганов. Но внешность бывает обманчива. Превыше всего в Итоне ценятся ум и характер. И то и другое у Алека Ховарда имеется в избытке. И есть кое-что ещё, возможно, самое главное — животный магнетизм и личная харизма, жертвами которых становятся и взрослые, и сверстники.
Робина завораживают амбивалентные повадки Алека. Алек грубоват и развратен в постели, но сексом предпочитает заниматься ночью и при выключенном свете. Закатанные до локтей рукава кашемирового джемпера обнажают покрытые тёмной порослью руки, а кожа лица настолько гладка и чиста, что позавидует любая девчонка. Контраст мужского напора и девичьего кокетства проявляется во всём, и Робин окончательно теряет голову — ведь что такое страсть, как не попытка разгадать тайну?
***
— Алек, не уходи. — Грег с мольбой хватает Алека за руку. Алек тут же её выдёргивает.
— А спать где? Под тобой?
— Ну, я бы не против, — ухмыляется Грег, но Алек окидывает его таким взглядом, что ухмылка тут же сходит с его лица.
Алек никогда не остаётся у него ночевать: кровати в Итоне узкие, тесные, целомудренные, рассчитаны на одного подростка — Грег сам на такой едва помещается, — а Алек любит размах и простор. И Грег с этим мирится — мирился до недавнего, — но с тех пор как Алек спутался с этим, Грега не покидает панический страх. Кажется, отпусти он Алека хотя бы на миг — и это уже навсегда.
— Ну хочешь, я на полу лягу? Только не уходи. Пожалуйста!
— Не хочу.
Алек настроен решительно, и это придаёт решительности Грегу.
— Подожди. — Грег подрывается на ноги. — У меня идея. Уловка срабатывает — Алек падок на идеи.
Грег бравирует своей силой — Алека заводит мощь — и под недоверчивый смех Алека, играючи, в одиночку переносит кровать Алека из его комнаты в свою: ему не сложно на волне эйфории — возвращение Алека и предвкушение ночи с ним удесятеряют его — и без того немалые — силы.
Подвиг Алека впечатляет, и он впервые остаётся у Грега. Алек доволен — он любит эффектные жесты, — и Грег переводит дыхание: он отвоевал Алека ещё на одну ночь. Засыпают они только под утро — Грег не унимается, пока не навёрстывает все те ночи, что они так бездарно упустили из-за глупой Алековой блажи. Грег просыпается первым — вместе с солнцем, правда, солнце в этот поздний осенний день встаёт не то чтобы очень рано. Вид голого спящего Алека тут же снимает остатки сна и усталости, и тело Грега окончательно пробуждается к жизни.
— Отстань. — Алек отпихивает его, порываясь встать. — Есть хочу.
Но Грег лёгким, едва заметным толчком своей боксёрской ручищи отправляет его в нокдаун, и Алек плюхается обратно.
— Лежи, — голос Грега, ласковый и заботливый, странно диссонирует с его грозной внешностью. — Я сейчас.
Грег набрасывает на голое тело халат и, не потрудившись его запахнуть, выходит из комнаты.
В «библиотеке» уже собралась вся команда, включая Робина.
— А где капитан? — команда с интересом разглядывает экстравагантный внешний вид Грега.
— Капитан сегодня завтракает в постели, — невозмутимо отвечает тот, шлёпая босыми ногами к буфету, где принимается деловито инспектировать блюда под крышками.
— По праву леди? — ухмыляется Робин. Он уже в тусовке, но ещё не в команде, и из кожи вон лезет, чтобы стать здесь своим. Шутка кажется ему ужасно смешной — очень уж в духе команды, команда оценит. Но ответом ему — гробовое молчание. Про двух капитанов знает весь Дом, но в команде эта тема — табу, и прежде всего — из-за расстановки сил в этой паре. Ни для кого не секрет, что капитан Дома позволяет капитану Игр многое, да что уж там — всё. Это подрывает авторитет капитана, а значит, и престиж Дома, и команда предпочитает об этом не говорить. Команда молчит, но Робин каждой клеткой тела чувствует, что все они как один на стороне капитана. Грег резко оборачивается.
— По праву капитана, — медленно, чётко выговаривая слова, цедит он и обводит команду таким выразительным взглядом, что всем сразу становится ясно: сказано не только для Робина. Убедившись по лицам команды, что послание усвоено, Грег поворачивается к Робину:
— И раз уж ты есть любимая горничная капитана, то помоги собрать для него на стол.
На этот раз команда разражается хохотом: иметь «горничную» для капитана не зазорно, а очень даже похвально. Робин, прикипев взглядом к полу, повинуется.
Подхватив внушительный поднос с едой и напитками — это Алек только с виду задохлик, а так аппетит у него ого-го, и не только в постели, — Робин вслед за Грегом поднимается в его комнату.
— Жди здесь, — сплёвывает сквозь зубы Грег и, приоткрыв дверь — достаточно, чтобы Робин заметил, что в спальне у него две кровати, сдвинутые впритык, но недостаточно, чтобы Алек увидел Робина, — протискивается в щель — что при его гориллоподобной туше само по себе достижение, — и возвращается с самодельной табличкой «Не беспокоить». Повесив табличку на дверную ручку, Грег забирает у Робина поднос и со словами: «На чай не дам — не заслужил» ногой захлопывает перед ним дверь.
— Это кто был? — лениво интересуется Алек.
— Никто, — скупо, не глядя на него, отвечает Грег. — Room service.
К его возвращению Алек уже успевает принять душ — в комнате отчётливо пахнет бергамотом и терпко-горьким пачули — и лежит, в одном полотенце вокруг бёдер, посреди гнезда из скомканных простыней с отчётливыми следами ночных побед — прекрасный и развратный до невозможности.
Алек хлопает себя по животу, и Грег с опаской водружает на него поднос — живот у Алека такой тонкий и плоский, что уставленный посудой поднос грозит сравнять его с позвоночником. Впрочем — краешки полных губ Грега дёргаются, его могучие плечи пловца и регбиста невольно распрямляются, — Алек любит, когда его вжимают в матрас. Алек с воодушевлением приступает к завтраку, а Грег усаживается у его ног на пол и, не отрывая глаз, смотрит, как Алек ест.
