Суматоха стояла знатная, в прямом смысле: среди мальчиков, поступивших в этот год в Итон, был принц Гарри; здесь же учился и его старший брат, принц Уильям. Школьный двор заполонили члены королевской семьи во главе с принцем Чарльзом и представители прессы. Последних, помимо статуса высокородных учеников, привлекла сюда не утихшая до сих пор шумиха вокруг их покойной матери, принцессы Дианы, погибшей год назад, — это именно она настояла на том, чтобы мальчики учились в Итоне. Желание покойной превратили в отличный инфоповод, и сейчас всё внимание было приковано к самым известным и знатным ученикам школы.
До Уинфилдов и их сына здесь никому не было дела. Родители Алистера, как и в обычной жизни, держались в сторонке: неуклюжий грузный отец с угрюмым видом молчал, даже не пытаясь хоть с кем-нибудь познакомиться, а обычно гордая мама так неестественно улыбалась и заискивала перед «светом», что отпугивала даже тех, кто сами проявляли к ней интерес. Алистер, пылая от стыда и унижения, тоже стоял истуканом, не зная, куда себя деть, и больше всего на свете желая умереть прямо здесь и сейчас.
***
Алистер с пелёнок привык быть в центре внимания, причём по праву рождения — ему даже в голову не приходило, что внимание это надо завоёвывать и заслуживать.
Мама в нём души не чаяла. Будучи единственной дочерью рыцаря с пышной родословной, но скромным состоянием, она преклонялась перед высшим обществом и, выходя замуж за барона, мечтала блистать на светских раутах и приёмах в Букингемском дворце, а не на ежегодных балах местного охотничьего клуба. Потеряв надежду на реализацию собственных амбиций, она всё своё неутолённое честолюбие направила на своего «маленького принца». Мама с гордостью и упоением рассказывала семейные истории и легенды о былых временах и своих знаменитых предках, прививая сыну пиетет перед благородным происхождением и высоким титулом. В подсознание Алистера методично вбивалась мысль о том, что он должен вернуть своему роду былое величие. Мамины рассказы заменяли Алистеру сказки и мечты. От этих рассказов сердце Алистера сладко замирало и тревожно билось: какое прекрасное будущее его ждёт и как он, такой маленький, с этим справится?
Отец, потомок нуворишей, сам не получил приличествующего его положению образования и не видел необходимости в нём для сына — уверенный, что доходов с капитала хватит не только ему, но и внукам, он отдал Алистера в начальную школу в деревне рядом с поместьем. Учителя в школе сдували с юного баронета пылинки — то, что у них учился сын лорда Четвуда, очень поднимало престиж школы, да и регулярные щедрые пожертвования барона делали своё дело. Маленький сэр Алистер был школьной звездой — все хотели с ним дружить, все из кожи вон лезли, чтобы завоевать его расположение. Мать, в отличие от отца получившая превосходное образование в частной школе, обладая избытком свободного времени и не желая мириться с той «дырой», в которую мужлан-муж запихнул единственного сына, регулярно занималась с ним дополнительно, так что, помимо происхождения и родительского положения, Алистер вполне заслуженно пользовался признанием среди учителей и одноклассников как лучший ученик. Алистер привык, что за него борются, а он лишь выбирает, кого осчастливить своей благосклонностью.
Когда возник вопрос о средней школе, мама поставила вопрос ребром и настояла на том, чтобы отправить сына в Итон, и Алистер знал, что будет благодарен ей за это до конца жизни. Равно как и за утончённое телосложение и аристократичные черты лица — мать хоть и принадлежала к низшему дворянству, но родословную вела от средневековых английских эрлов.
В Итоне мир тринадцатилетнего Алистера рухнул. Алистер не был глуп. Он был слеп, но внезапно прозрел. Он понял две вещи: мама лгала — семья их ничем не примечательна, а сам он никакой не особенный; деньги и титул сами по себе не значат ничего.
Глубоко внутри Алистер был убеждён в привитой матерью собственной исключительности и основанном на ней праве на самое лучшее. Действительность же упорно отказывалась соответствовать его притязаниям, а сам Алистер не чувствовал в себе достаточной силы, чтобы прогнуть её под себя: под ногами у него не было опоры, а за спиной — защиты. Раздираемый манией величия и комплексом неполноценности, он избегал соучеников. Одни, стипендиаты из простых и бедных семей, были недостаточно хороши, чтобы снизойти до них, а другие, сыновья пэров, министров и деловых магнатов — все те, кто были интересны Алистеру, но дружно и упорно не замечали его, — слишком хороши, чтобы осмелиться искать их общества: каждый судит по себе, и Алистеру казалось, что дети сильных мира сего априори будут относиться к нему так, как он сам относился к по-настоящему бедным и безродным. Алистер сторонился сверстников, а когда они отвечали ему тем же, воспринимал это как подтверждение своей никчёмности.
И Алистер остался один. Вернее, с Маккоем, который стал его лучшим, или, если уж быть совсем точным, единственным другом. Маккой был таким же неудачником — сыном «простого миллионера». Доходы его отца, младшего партнёра в крупной лондонской адвокатской конторе, позволяли дать единственному сыну приличное образование, но их явно недоставало, чтобы подружиться с детьми тех, на кого работал его отец. Оба оказались вне итонской иерархии: от низов ушли, а до верхов не дошли. Это и сблизило их.
Вернуть свой потерянный детский рай, в котором всё вертелось вокруг него, превратилось для юного Алистера в идею фикс. Он им всем ещё покажет, и все они ещё пожалеют.
Рассчитывать юному баронету было не на кого, и все свои силы он бросил на то немногое, что было подвластно ему уже сейчас, — внешность и учёбу.
Начал он с жёсткой диеты: самоконтроль — признак благородного сословия, и вершина его — самоограничение в еде. Потребность в пище — основной инстинкт, и справиться с ним может только тот, у кого благополучие пропечаталось на подсознательном уровне. А для этого необходимо, чтобы как минимум три предыдущих поколения предков не испытывали страха голода.
«Худоба — признак породы», — говорила мама. Алистер, пытливо разглядывая в зеркале результат, был полностью с этим согласен.
Щёки запали, ещё больше подчеркнув выпирающие скулы и тонкие черты узкого треугольного лица. На истончившейся до полупрозрачности коже выделялись бледно-голубые прожилки вен, придавая ей ещё большую бледность. Плоский впалый живот эффектно подчёркивал изысканный неброский шик эксклюзивных ремней от «Hermes».
Образ утончённого потомственного аристократа, который он тщательно культивировал, дополняли отращённые до середины шеи светлые волнистые волосы. Причёска, делавшая его похожим на пажа, ему невероятно шла. Отращивал Алистер волосы исключительно для красоты, но у его новой причёски неожиданно обнаружилось очень приятное побочное действие. Стоило только чуть опустить голову, как волосы закрывали глаза и половину лица. От вечного неудобства спасало только одно — постоянно держать голову высоко поднятой, а это, как скоро выяснил Алистер, придавало ему очень гордый вид. Стоило только на мгновение ослабить самоконтроль — и шёлковая завеса перед глазами тут же напоминала ему об этом, и Алистер мгновенно возвращал её назад резким движением гордо посаженной головы. И вот тут-то проявлялся ещё один приятный побочный эффект — этот жест был настолько задорным и так ему шёл, что волосы стоило отрастить уже ради одной возможности их столь эффектно откидывать.
С одеждой было сложнее. Итонский колледж, будучи одной из старейших и престижнейших средних школ Англии, славился своими традициями. Важной частью этих вековых традиций была школьная форма: чёрная визитка с длинными фалдами, прозванная из-за них «хвостами», жилет, галстук, брюки в тонкую полоску, белая рубашка и крахмальный воротник. О том, что носили его сверстники «в миру», Алистер имел весьма отвлечённое представление. Чувствуя себя абсолютно беспомощным в мире моды, он и вне школы отдавал предпочтение проверенному временем безликому классическому стилю прилежного колледж-боя из хорошей семьи.
