========== 58. ==========
«Дорогая ТелеТётя!
Знаю, вы расстроитесь, но я пишу вам не из тюрьмы, а из шатра, где отдыхаю с моей девушкой Ханной и моим единственным другом Джо. Он мой единственный друг потому, что после всего, что сделало со мной ваше шоу, заводить друзей стало практически невозможно.
Я долго ходил на сеансы борьбы с гневом, и там мы писали вам письма, но ни в одном из них я не написал того, что действительно хочу сказать. Я писал то, чего мой психолог от меня хотел. В основном – о своем гневе. Гнева у меня было завались. Я знаю, что вы это знаете, потому что он копился во мне задолго до того, как вы притащили в мой дом кучу операторов, камер и таблиц поведения, но после вашего прихода я стал еще злее.
Моя сестра Таша творила со мной и второй моей сестрой ужасные вещи. Она постоянно пыталась нас убить. Думаю, вы все это знали. Не понимаю, почему вы не заявили в органы опеки и вообще толком ничего с этим не делали, но пусть это остается на вашей совести, а не на моей. У Лизи все хорошо, она теперь живет в Шотландии. У меня тоже все хорошо.
Надеюсь, вы помните, как весело нам бывало вместе. Вчера вечером я играл с пятилетним мальчиком и вспомнил, как мне самому было пять и как это было круто, потому что, когда никто не гоняется за тобой и не пытается тебя убить, мир превращается в огромный парк развлечений. Я тоже умел веселиться и веселить других, но вы вырезали это из шоу.
В прошлом месяце одна женщина узнала меня. Она обняла меня и сказала, что, посмотрев ваше шоу, она хотела забрать меня из моего дома и позаботиться обо мне. Я ответил, что было бы круто, но теперь все хорошо.
Поэтому я и пишу вам. Теперь я достаточно взрослый, чтобы сбежать из города, где все верят в то, что им показали, и слишком тупые, чтобы докопаться до правды. ТелеТётя, как вы думаете, почему они такие? Им что, нравилось смотреть на мои страдания, просто потому что страдания маленького мальчика это прикольно? Или они хотели отвлечься от собственных страданий? Или они просто кретины и любят злорадствовать?
Мы ведь страдали. Мы с Лизи говорили вам. Вы спросили, и мы сказали.
И даже несмотря на то, что вы все знали и ничего не сделали, у меня все в порядке. И я хочу, чтобы вы знали: я надеюсь, у вас тоже все в порядке.
Искренне ваш,
Джеральд Фауст»
Пока я писал, Ханна позвонила маме. Она вышла на улицу, бродила туда-сюда и разговаривала. Ее мама попросила ее тетю о помощи – в том числе с поиском хороших врачей: психика матери Ханны разрушается все сильнее. Тетя навела справки и говорит, что что-нибудь придумает. Мама Ханны больше не будет присылать ей по сотне безумных сообщений в день.
Я звоню папе, не отходя от Ханны. Она слышит:
– Да. Хорошо. Вот как? Ясно. Наверно. Да, я бы так и сделал. А ты? Ты что, доволен? Думаю, она просто не хотела в это лезть. Не волнуйся, вы с ней еще поговорите. Напомни, какой сегодня день? Думаю, если сегодня выедем, то к четвергу. Спасибо.
Когда я вешаю трубку, Ханна явно хочет услышать, о чем мы говорили, но я обнимаю:
– Я обещал Джо-младшему сходить с ним в сарай. Через час вернусь.
– Мы правда сегодня уезжаем? Ты же обещал отцу?
– Если хочешь, уедем. Если не хочешь, останемся. Мы можем делать все, что захотим.
========== 59. ==========
– Просто прыгай, – наставляет Джо-младший, – и держись за перекладину.
Он сидит на стуле на крае импровизированной сцены. В десяти метрах подо мной. Я стою на крошечном выступе и сжимаю в руках перекладину. Руки потеют. Я цепляю перекладину за крючок и в пятый раз опускаю руки в мел.
– Смелее! – подбадривает Джо. – Внизу сетка. Тебе нечего бояться.
Я закрываю глаза и представляю, что с другой стороны стоит Лизи. Я обещаю себе порцию мороженого. Любого вкуса. Нужно только прыгнуть. Руки снова вспотели, я снова цепляю перекладину и сую руки в мел. И потом еще раза четыре. Джо-младший запускает в телефоне какую-то игру и перестает обращать на меня внимание. Отсюда и он, и его стул кажутся очень маленькими. Его телефон кажется размером с муравья, а он сам – размером с крупного паука. Сетка висит где-то очень далеко.
Я осматриваю свои руки – они покрыты толстым слоем меловой пыли, но не трясутся. На другом конце сцены расположен такой же выступ, как мой, и я вижу там Белоснежку с синей птицей. Она тоже кажется маленькой, но все же побольше Джо-младшего и его телефона. Я ее выдумал, ее не существует. Она просто изображение, которое я себе представляю. Я сажусь на выступ и думаю. Я разговариваю с кем-то у себя в голове. О том, чтобы никогда больше не видеть Ташу, потому что я этого требую. «Я требую никогда больше не видеть Ташу».
«У Таши винтика в голове не хватает, и никто не знал, что с ней делать, поэтому они скрывали ото всех этот винтик и расшатывали его еще больше, пока не оказались у него в подчинении».
Мне жаль, что так вышло. Жаль себя и Лизи. Жаль отца. Даже маму. Даже, может, немного жаль Ташу, у которой винтика в голове не хватает. Мне жаль всех, кто пострадал. Потом разговор в моей голове переходит на Ханну. На то, что она изменила мою жизнь. До нее никому в голову не пришло бы меня любить. Я был слишком злым. Слишком жестоким. У меня было слишком плохое прошлое и слишком безнадежное будущее. Никто не говорил этого вслух, но все об этом думали: «Напишешь мне из тюрьмы?» Но Ханна все изменила.
Я рассматриваю сетку, а потом Джо-младшего, который время от времени поднимает голову, чтобы проверить, не встал ли я, и возвращается к телефону. Я перевожу взгляд на образ Белоснежки, но от нее осталась только синяя птица. Если бы она могла говорить, она сказала бы, что видит она. Кучку цыплячьего дерьма.
Я встаю, в последний раз опускаю руки в мел, хватаюсь за перекладину – и прыгаю. Одним движением. За долю секунды. Точно так же, как сбежал из дома. Принял решение. Совершил действие. Не раздумывал. Не получал предписаний врача. Просто встал, схватился и прыгнул.
Я качаюсь первый раз – и тут же понимаю, что девочки из Монако, должно быть, сильнее любого профессионального борца. Перекладина еле-еле движется. Я почти не могу заставить ее пошевелиться. Со стороны, наверно, мои потуги выглядят как эпилептический припадок. Несколько секунд – и все. С перекладины трапеции в сарае цирка где-то в глуши Флориды неподвижно свисает бессильный семнадцатилетний гетеросексуальный куль с дерьмом. Это даже забавно, но мою спину сейчас разорвет надвое.
Джо-младший смеется:
– Ты смог! Трусишка жалкий, ты смог!
Я тоже хихикаю, но от смеха у меня кончаются силы, и я замолкаю. Потом я вспоминаю, что вишу метрах в семи над землей. «Требую научиться доверять сетке».
Но я ей не доверяю. Мои измазанные мелом руки крепко держатся за перекладину. Такое ощущение, что они слились с перекладиной. Я врос руками в перекладину. И это прекрасно, потому что я не собираюсь ее отпускать.
– Спускаться будешь? – спрашивает Джо-младший. Он, небось, уже раз сто так делал. Какая ерунда – просто упасть в сетку, которую едва видно.
– Не буду, – отвечаю я. – Пожалуй, останусь тут насовсем.
– Сначала сгорят к хренам плечи. Потом руки.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда. Потом твои пальцы по одному разогнутся и ты упадешь. Чувак, с гравитацией не поспоришь. Это сраная физика.
– Заткнись!
– Ладно, пойду целоваться с твоей девушкой, – произносит Джо и идет к двери. – Когда надумаешь спускаться, падай задницей вниз, потом перекатывайся на край.
Я хихикаю, потому что это забавно. А еще мне страшно, что с сеткой может быть что-то не так и я сейчас разобьюсь насмерть. Впервые в жизни это не кажется мне заманчивым. Я не смеюсь над смертью, как будто это приключение. Я не хочу умирать. У меня есть план.
Я разжимаю руки. Падая, я как будто снова попадаю в Джердень. Кажется, я ору во всю глотку. Пока я падаю, полиэтилен разматывается. Его слои развеваются в воздухе надо мной, невесомые, и улетают вверх, как дым от сигарет Джо-младшего. Я приземляюсь в сетку, и она пружинит. Несколько минут я лежу в сетке и смотрю на перекладину, висящую в воздухе. Она кажется крошечной.
