- А у меня есть информация, которую ты можешь получить только от меня. Хочешь узнать, где находится любовник твоей жены? Или предпочтешь убить меня и позволить ему выйти сухим из воды?
Он прищуривается:
- Кажется, ты не понимаешь, в какую игру ввязываешься, гладиатор.
- Правда? – я склоняю голову и сжимаю руки в кулаки. Пожимая плечами, отвечаю. – Я раб. Моя жизнь стоит ровно столько, сколько за нее готовы заплатить, и ты можешь безнаказанно убить меня, - я делаю паузу. - Безнаказанно, если не учитывать, что твоя репутация будет окончательно уничтожена. Твоя собственная кровь тоже может пролиться, - еще одно пожатие плечами, - а может случится и то, и другое, если я не получу то, что хочу.
- Ты получишь только меч в живот, когда магистрат и твой ланиста узнают, что ты украл у них двести сестерциев.
- Я ничего не крал, и мы оба знаем об этом.
Кальв едко смеется.
- И ты думаешь, что кто-то поверит не мне, а рабу. Да ты всего лишь…
- Думаю, Кальв, - я снова скрещиваю руки на груди, - и тебе следует знать, что если я не выйду из этого борделя в целости и сохранности, к вечеру последний нищий в Помпеях будет знать о твоей гулящей жене и поддельных документах, которыми ты меня снабдил. И о пятистах сестерциях для Друса.
Он ошарашенно смотрит на меня.
Я едва сдерживаю торжествующую улыбку.
- Ну и кто теперь играет в опасные игры, Кальв?
- Что ты хочешь? – сжав зубы, спрашивает он.
- Мальчика. Каесо.
Кальв округляет глаза еще сильнее.
- Каесо. Зачем он тебе?
- Не твое дело. Так где он?
- Ты не имеешь права…
- Все, что мне нужно – это мальчик, - рычу я, - мальчик и моя собственная жизнь, когда я уйду отсюда. И тогда твоя репутация может пострадать не так сильно, как ты того заслуживаешь.
Кальв иронически хмыкает.
- К рассвету он покинет Помпеи, сидя в телеге, если уже не покинул.
Мое сердце замирает.
- О чем ты?
- Мне не нужен ублюдок, - огрызается он.
- Ты продал его? – шиплю я. – Продал собственного внука?
Он презрительно кривит губы:
- Незаконнорожденному сироте не место в доме Лаурея.
- Где мне искать его?
- А где мне найти любовника жены?
Я злобно сощуриваюсь.
- Если я не получу то, что мне нужно, к рассвету твоя репутация превратится в пыль. Выбор за тобой.
Он нервно дергает щекой и сжимает губы в тонкую линию.
- Скажи мне, где находится мужчина, который обесчестил мою жену и привел ее к гибели.
- Скажи мне, где находится мальчик. Без него я ничего тебе не дам.
Он мгновение молчит, а потом зло выдыхает.
- Торговца зовут Махарбаал. Он водит караван между Помпеями и Карфагеном.
- И он все еще в городе?
- Не знаю. Я продал ему мальчишку, забыв поинтересоваться дальнейшими планами, - он нетерпеливо переступает с ноги на ногу и пронзает меня бешеным взглядом.
- Так где любовник моей жены?
Я киваю ему за спину. Кальв вздергивает брови. Медленно, не отводя от меня взгляд, он поворачивается.
Из тени за спиной, бледный как смерть, скрестив руки на груди, появляется Друс.
Кальв набирает воздух.
- Ты…
- Да, - Друс делает шаг вперед, и тусклый свет лампы освещает его лицо, - я.
- Да я тебя… - патриций замирает, когда лезвие моего кинжала упирается ему в спину.
- Стой на месте, - приказывает Друс, делая еще один шаг, - и закрой рот, пока я не приказал своему гладиатору вырезать твое сердце.
- Он моя собственность, ланиста. Не твоя, - со смешком отвечает Кальв.
- Но по моему слову он приставил нож к твоей спине, - Друс изгибает бровь и позволяет едва заметной улыбке мелькнуть на губах. - Похоже, главный тут я.
- Что ты хочешь? – рявкает Кальв. – Я уже сказал вам, где найти щенка.
- Сказал, - соглашается Друс с легким кивком, - Но мои дела с тобой еще не закончены.
- Тебе было мало трахать мою жену?
- Я никогда не прикасался к твоей жене.
- Тогда что…
- Посмотри на меня, - цедит Друс, - Узнаешь?
- Конечно, - шипит Кальв, - всем Помпеям известна твоя торгашеская физиономия, ты…
- Нет, Кальв Лаурея, - Друс подходит к нему вплотную, - смотри внимательнее.
Кальв отшатывается, насколько ему позволяет лезвие.
- Ты ланиста, что еще…
- О яйца Юпитера, идиот! Присмотрись как следует! – Друс машет рукой перед носом Кальва. - Не узнаешь меня? Совсем? – его глаза суживаются. – Не узнаешь собственную плоть и кровь?
У Кальва перехватывает дыхание.
- Я не… ты не…
- Я.
Патриций расправляет плечи.
- Это невозможно. Ты не моя дочь.
От движений Друса кожа нагрудника скрипит.
- Нет, я не твоя дочь. Но раньше ты звал меня Стацией.
- Моя дочь Стация мертва! – рявкает Кальв.
- Уверен, ты оплакивал ее каждый день на протяжении последних восьми лет, - Друс толкает его, - так же, как и мать.
- Твоя мать была шлюхой, как и ты.
Друс бьет отца кулаком в лицо, и я едва успеваю убрать кинжал, чтобы Кальв на него не напоролся.
- Не смей говорить о моей матери в таком тоне, - цедит Друс, - она никогда не касалась другого мужчины.
Свирепо глядя на сына, Кальв ощупывает нос и губы. Он набирает воздуха, чтобы заговорить, но Друс не дает ему такой возможности.
- Я спрошу тебя один единственный раз, - в тихом голосе Друса звучит угроза. - Где. Мой. Сын.
Кальв делает шаг назад и, словно забыв о кинжале в моей руке, натыкается на лезвие. С удовлетворением в голосе он отвечает:
- Я сказал тебе все, что знаю. Я продал его Махарбаалу.
- Где мне найти этого Махарбаала?
Кальв корчится, зажатый между сыном и моим клинком.
- Я сказал тебе! Я даже не знаю, в Помпеях ли он…
- Убей его, - беспечно заявляет Друс.
Я нажимаю на рукоять.
- Подождите! – кричит Кальв. – Подождите! Умоляю!
Друс кивает, и я ослабляю давление.
Кальв выдыхает:
- Я приказал Атаю убедиться, что мальчишку увезут из города.
Друс, нахмурившись, играет желваками, но молчит.
- Махарбаал сказал, что отправит его в Карфаген, - говорит Кальв, - и там продаст. Клянусь, это все, что мне известно.
Они сцепляются взглядами и замирают на несколько долгих безмолвных мгновений. Наконец Друс шепчет:
- Ты продал собственного внука.
- Моего…
- Побереги дыхание, - выплевывает Друс, - я стал ланистой, потому что лишь так мог выжить. Моя мать, твоя жена, мертва. А твоего родного внука посадили в клетку и везут куда-то в рабство.
Прежде чем его отец успевает заговорить, Друс подает мне знак.
Я пинаю Кальва под колени, и он мешком падает на пол. Опускаюсь рядом и связываю его запястья веревкой. Поднявшись, я дергаю его голову назад и прижимаю к горлу лезвие.
Друс наклоняется и, оскалившись, смотрит Кальву в глаза.
- За все что ты натворил, отец, за все страдания, которые ты принес нам, надеюсь, боги покарают тебя десятикратно.
- Стация…
- Стация мертва. И ты тоже должен быть мертв.
Друс отводит взгляд и кивает.
Кальв пытается заговорить, но я засовываю ему в рот скомканную тряпку. Он давится, пытаясь вырваться из пут.
Я убираю кинжал от его горла и встаю перед ним, так что теперь он видит не сына, а меня. За все годы, что я прожил как раб и как гладиатор, я ни разу не испытывал большего удовлетворения, чем сейчас, наблюдая за нескрываемым ужасом, с которым Кальв Лаурея смотрит на мой кулак.
Я бью его в лицо, он заваливается на бок, хватаю его за грудки и вздергиваю обратно на колени. Удерживая его за тогу, бью снова. И снова.
Он стонет и мычит, из разбитого носа струей льется кровь. Еще удар, и он, закатив глаза, обессиленно роняет голову. Я жду, пока он придет в себя, и снова замахиваюсь.
Рука удерживает меня за локоть.
- Спокойнее, Севий, - мягко говорит Друс.
Кальв таращится на нас с пола, окровавленный, в полубессознательном состоянии, и он совершенно, безумно напуган. Как того и заслуживает.
