Я прикусываю губу. Это бордель, где я трахал римских жен, а еще докладывал Атаю, и, при случае, самому Кальву. Наверняка, меня ждет один из них.

Мы с Арабо переглядываемся.

Я говорю девушке:

- Прости, мы на минуту.

Она кивает и отходит в сторону.

- Она может что-то знать о Друсе, - шепчет Арабо.

Я бросаю настороженный взгляд на девушку:

- Или заманивать и убивать всех, кто связан со смертью Верины.

Или вернуть меня настоящему хозяину.

- Так что мы будем делать?

Я прикусываю нижнюю губу:

- Не думаю, что у нас есть выбор. Мне придется пойти и узнать, что она хочет нам сказать.

Или что он хочет нам сказать. Но это может быть связано с Друсом. Боги, молю…

- Может, ты и прав, - говорит Арабо. – Я пойду с тобой.

- Спасибо, - скривившись, заставляю себя встать на ноги. Надеваю тунику на саднящую и горящую спину, швы зудят под грубой тканью, но израненная плоть привлечет слишком много внимания за пределами лудуса. Да и в самом лудусе тоже.

Мы с Арабо подходим к девушке, которая ждет нас у окна, пожевывая большой палец.

- Хорошо, - говорю я, - мы идем.

Сидония напрягается:

- Не вы. Только тот, кого зовут Севий.

Мы с Арабо обмениваемся взглядами.

- Я не пойду без него, - отвечаю я, - он может ждать на улице, но в этом городе слишком много людей, желающих нам смерти.

- Хорошо, - смиряется она, - но в бордель он заходить не будет.

- Согласен, - шепчу я, не зная, во что, во имя богов, я ввязался на этот раз.

========== Глава 14 ==========

Следуя за Сидонией, я несколько раз едва не поворачиваю назад. Арабо постоянно бросает на меня встревоженные взгляды, он тоже чувствует себя не в своей тарелке. Это может оказаться пустой тратой времени, и мы идем туда зря. К тому же это опасно.

Боги, что мы творим?

Но эта женщина, хозяйка борделя, может знать что-то о Друсе. Вдруг он жив, и она знает, где он находится.

Или это Кальв. В последний раз он вызывал меня очень давно, а сегодня его жена погибла. Он может ждать меня, чтобы потребовать отчет или просто убить.

Фортуна, Юпитер, кто угодно милосердный, молю, присмотрите за мной, и где бы Друс ни был, не оставьте и его тоже.

Перед выходом Арабо дал мне небольшой кинжал, на всякий случай. Он спрятан у меня под одеждой, и я держу большой палец на рукояти, просто чтобы быть уверенным: он все еще при мне.

Мы доходим до борделя, Арабо остается ждать снаружи, а Сидония ведет меня внутрь.

В воздухе стоит густой запах духов и пота.

Несколько шлюх, развалившись на подушках и мехах, в ожидании клиентов пьют вино из разрисованных чаш.

- Мама Лукреция, - говорит Сидония, - я привела, как ты приказывала.

- Лета, - не глядя на меня, отрывисто распоряжается хозяйка, - сходи с ним.

Одна из шлюх встает. Ее темные волосы занавешивают лицо, скрывая черты. Она не говорит, не смотрит на меня, лишь жестом показывает следовать за ней и направляется вглубь коридора. Она идет, слегка прихрамывая, и защитным жестом прижимает к боку ладонь. Она хорошенькая и наверняка приносит заведению кучу денег – худощавая, зеленое шелковое платье облегает тонкий, слегка изогнутый стан. Чудо, что она занята мной, а не более выгодными клиентами, и мне жаль, что из-за какой-то грубой скотины ей теперь тяжело ходить.

Мурашки снова ползут по спине: кто ждет меня? Кальв. Наверняка Кальв. Молюсь, чтобы там оказался Атай или кто-нибудь из слуг Кальва.

Кто угодно, только не он сам.

Привычно нащупываю рукоятку спрятанного под туникой кинжала, перепроверяя, что он на месте. Из одних комнатушек раздаются звуки страсти. Из других – тихое бормотание. От рева какого-то мужчины едва не содрогается весь бордель, но я не нахожу в себе зависти ни к нему, ни к тому, кого он трахает. Мое тело в любом случае не выдержит любовных упражнений, а если и выдержало бы, тревога слишком давит на меня, чтобы изображать похоть за пару монет.

Женщина останавливается перед хлипкой деревянной дверью, не отличающейся от остальных. Она открывает ее, заходит внутрь и предлагает мне присоединиться.

Две масляные лампы и закрытое ставнями окно дают слишком тусклый свет, чтобы я мог рассмотреть комнату в деталях. Звук наших шагов скрадывает толстый ковер. Я закрываю за собой дверь и вглядываюсь в полумрак в поисках признаков того, что мы не одни.

Кальва здесь нет. Как и Атая.

С облегчением выдыхаю, но чувствую растерянность. Зачем меня сюда привели, если их тут нет?

Оглянувшись на Лету, тихо спрашиваю:

- У тебя для меня сообщение?

Она медленно поворачивается, тонкой рукой откидывает с лица прядь волос, позволяя мерцающему свету озарить лицо.

У меня подгибаются колени.

Длинный парик и яркий макияж не в состоянии изменить знакомое лицо, а особенно голубые глаза, которые я бы узнал и за тысячу шагов. Воздуха мне хватает только на то, чтобы выдохнуть:

- Друс?

- Да, - так же приглушенно отвечает он.

Я подхожу медленно, осторожно сокращаю дистанцию между нами, будто одно неверное движение вышвырнет меня из этого сна, но да, это он. Действительно он. Когда между нами остается пара шагов, я набираю в легкие воздух и протягиваю к нему руку:

- Друс, ты… ты…

- Женщина?

- Жив..

Я целую его. Он не реагирует, застыв в моих объятиях, но через мгновение выдыхает и отвечает на поцелуй, скользя одной рукой по моему плечу и прижимая другую к бедру.

Боги, он на самом деле здесь. Действительно жив. Я погружаюсь в дурман, и, удерживая Друса за шею одной рукой, позволяю другой руке осторожно изучать его тело, убеждаясь в реальности происходящего.

Не скрытая броней, истина проявляется в мягком изгибе талии под моей ладонью и нежных округлостях прижатой ко мне груди, и я мысленно представляю себе женщину, приведшую меня в эту комнату.

Отстраняюсь и смотрю на Друса, убеждаясь глазами в том, что уже известно рукам. Ошибки быть не может.

Как и отвращения.

- Друс, я не… я не понимаю.

- Глаза не лгут тебе.

Его… Ее слова звучат вымучено. Покорно. И хотя это по-прежнему голос Друса, я впервые осознаю, что он выше мужского, хотя и на тон ниже женского.

Отведя взгляд, она скрещивает руки на груди, сморщившись от движения левого плеча.

- Но… - я облизываю губы. Так много вопросов. Слишком много вопросов. И один из них: - Что ты… здесь делаешь?

От удивления она широко раскрывает глаза, словно ожидала от меня совсем другого.

Я переступаю с ноги на ногу.

- Что происходит?

Друс переводит взгляд на дверь.

- Лукреция моя должница. Она не знает, что именно происходит или то, что я и есть Друс, она всего лишь приютила меня. Я пришел сюда, потому что никому не придет в голову искать меня здесь, - она косится на одежду и краснеет, - никто не подумает искать меня здесь в таком виде.

- Но ты хотел, чтобы я нашел тебя.

Друс тяжело вздыхает, и когда наши глаза встречаются, не могу понять, как я мог увидеть перед собой женщину. Пронизывающий взгляд голубых глаз остается прежним, даже когда они обведены углем и скрыты париком. Те же самые голубые глаза я видел, когда мы тренировались, когда Друс дрался наравне с мужчинами, когда он отправил меня в яму, когда он побеждал гладиаторов больше его в два раза и осаживал ланист на арене.

И голос, пусть он и звучит тихо и неуверенно, тот же самый, что я знал все это время:

- Севий, мне нужна твоя помощь.

Я снова переступаю:

- С?..

- Мне нужно, - она прерывается на полуслове. Бормоча ругательства, делает шаг назад и с новыми проклятиями, которые я слышал множество раз в лудусе, срывает парик и отшвыривает его в сторону. У меня перехватывает дыхание: пусть тело остается безусловно женским, но лицо принадлежит Друсу, которого я считал погибшим. Мужчина… женщина… я не… я не понимаю.

Потирая лоб, Друс вздыхает. Уронив руку на бедро он - или она - смотрит мне в глаза.