Я облизываю губы.

- Но он не приказывал.

- Пока еще нет, - отвечает Друс. – Но ты уверен, что именно он приказал Иовите убить меня?

- Тебя и скорее всего госпожу Верину. Возможно, он приказал кому-то еще. Я не уверен.

Острый взгляд Друса все еще пронизывает меня, и я не уверен, что смог бы устоять на ногах, не удерживай меня цепи. Его голос тверд, но как всегда негромок.

- А если он прикажет тебе сделать то, что не удалось Иовите?

- Я этого не сделаю, - я выдерживаю его взгляд. – Клянусь, не сделаю.

Он молчит долго, очень долго. Кончик его языка мелькает в уголке губ, хвосты плети шелестят, когда он переступает с ноги на ногу, но он продолжает смотреть прямо на меня, и я не могу отвести от него взгляд.

Наконец, взгляд Друса соскальзывает на свисающую плеть.

- Остальные… - он смотрит на меня, - если ты покинешь эту комнату невредимым…

- Знаю. Я знал об этом до того, как ударил тебя, - цепи гремят, когда я безнадежно пытаюсь встать поудобнее и набраться решимости. – Делай, что должен.

Друс смотрит на меня нахмурившись и открыв рот. Никогда я не видел его таким неуверенным.

- Тебя уже наказывали. Ты знаешь, что…

- Да, - я давлю в себе дрожь, - знаю.

Мы смотрим друг на друга. Молчим. И не двигаемся.

Спустя бесконечность, он прячет плеть подмышку.

- Спасибо, Севий, - он касается рукой моего лица. – Ты сделал больше, чем можешь себе представить.

Прежде чем я успеваю ответить, он выпрямляется и прижимается губами к моим. Мы замираем, даже не дышим, пока он не отступает, глядя мне в глаза. Затем он обхватывает меня за шею и целует меня снова, гораздо увереннее. О боги, каждый его взгляд в мою сторону обретает смысл, как и каждый мой взгляд, когда-либо остановившийся на нем. Даже страх и ожидание боли не в силах унять жар, разгоревшийся от его поцелуя.

Я наклоняю голову, когда его губы приоткрываются, приглашая мой язык. Его поцелуй опьяняет, возможно, потому что я никогда не верил, что это может случиться, возможно, потому что это Друс, и я сжимаю кулаки, натягивая цепи, но они крепко держат меня. Несмотря на все усилия, я не могу прикоснуться к нему.

Друс отрывается от меня, и наши взгляды встречаются. Он тяжело дышит. Как и я.

Снова взглянув на плеть, он говорит:

- Боги, помогите мне, я не могу сделать этого.

Вздыхает и проводит подушечкой большого пальца по моей щеке.

- Ведь ты, скорее всего, спас жизнь Верины. И мою.

- Разве у тебя есть выбор?

Он прикусывает губу.

- Мы оба знаем, что ты не можешь просто выпустить меня отсюда. Иначе у остальных будет еще больше причин считать, что происходит что-то странное. Или решат, что могут безнаказанно нападать на тебя.

Друс закрывает глаза и тяжело вздыхает.

- Я разбил тебе лицо, - шепчу я. - Я знал о последствиях.

Он медленно кивает и открывает глаза. Легко меня целует и отступает, впервые опустив взгляд.

Сердце начинает частить, когда он обходит меня. За моей спиной он останавливается. Его кожаный нагрудник скрипит, а длинные жесткие ремни плети бьются друг о друга.

- Прости меня, Севий.

========== Глава 12 ==========

Каким-то чудом ноги все-таки несут меня вперед. Они дрожат, и каждую пару шагов я спотыкаюсь о камни, но мои ноги еще двигаются. И только пара грубых ручищ, поддерживающих меня, не дают мне остановиться и упасть на землю.

Они и заставляют меня перебирать ногами.

Во рту кисло. Голова кружится и пульсирует от боли. Я не в силах даже поднять ее и позволяю ей безвольно упасть на грудь.

И боль. Спина. Плечи. От каждого движения, каждого вздоха, они горят все сильнее. Я устал просить богов о смерти. Возможно, они даруют мне ее, возможно – нет, но у меня не осталось сил даже на молитву.

Мир становится ярче. Он слепит. Жара давит и сушит текущую кровь и истерзанную плоть. Когда к моим глазам возвращается способность видеть, я уже снаружи. Вокруг голоса и лязг оружия, но все звуки слышатся будто издалека. Или, возможно, я снова проваливаюсь в небытие, ускользая из этого мира в…

- Вставай! – рявкает кто-то мне на ухо. Удерживающие меня руки сжимаются, как клещи. Встряхивают меня. Этот толчок прочищает мой разум.

Мы останавливаемся. Под ногами песок. Голоса и звуки схваток полностью исчезли, осталось только затихающее бормотание.

- Построились! – раздается крик. – Все! Немедленно!

Топот сотрясает землю. Клянусь, каждый шаг отдается в моем теле. Наконец, все действительно замолкают и замирают.

Снова шаги, и снова хрустит песок, но на этот раз под ногами одного человека, остановившегося позади меня.

- Повернись, Севий, - голос Друса пронизывает меня холодом.

«Прости меня, Севий», - будто из прошлой жизни слышу я его шепот.

Я разбил тебе лицо, Друс. Я знал о последствиях.

Как легко было произнести эти слова тогда.

- Повернись. Спиной.

Меня отпускают, и я стараюсь удержаться на трясущихся ногах, чтобы совершить простое, но мучительное действие – медленно повернуться кругом.

До меня доносится ропот толпы и проклятия. Не уверен, но кажется, кто-то блюет. О боги, да что у меня со спиной, что даже гладиаторы не выдерживают этого зрелища?

- Севий, - произносит Друс ледяным тоном, - посмотри на меня.

Я сглатываю подступившую к горлу желчь и поднимаю голову. Приходится несколько раз моргнуть, чтобы сфокусировать взгляд.

Его лицо так же невыразительно, как и голос.

- На колени.

Я смотрю ему в глаза. Он выдерживает мой взгляд

Прости меня, Севий.

Я знал о последствиях.

- Хозяин отдал тебе приказ! – рявкает Арабо, и прежде чем я успеваю осознать, он пинает меня под колено. Другая нога подгибается сама, и я падаю на песок.

Друс проходит мимо меня. Он снова за моей спиной. Невозмутимый.

Я содрогаюсь, прямо как перед первым ударом в яме.

- Смотрите на него, - рычит Друс. – Смотрите и запоминайте. Пусть он послужит примером каждому грязному ублюдку, стоящему здесь.

Все молчат. Не уверен, что кто-нибудь вообще дышит. Даже я.

- Я этого не потерплю, - продолжает Друс.

Знакомый звук. О боги! Горло сжимается, и каждая пядь моей искромсанной плоти горит в ожидании новой боли, особенно после слов Друса:

- Если кто-нибудь из вас посмеет напасть на меня, как этот идиот, обещаю, что вот это станет только началом вашего наказания.

Свист.

Ремни высекают новые дорожки пламени на моей спине. С губ срывается непонятный звук, и я падаю вперед на дрожащие руки.

Новый свист предупреждает о грядущей боли. Ремни еще не достигли цели, а я уже блюю на песок меж своих рук. Локти едва держат тело. Еще малость, и я рухну.

Я едва ощущаю, как ремни в очередной раз взрезают мою плоть. Боль есть, а меня уже нет. Я где-то в другом месте.

Каждый ужасный удар все глубже погружает меня в темноту.

Каждый удар, счет которым я потерял.

Дрожу. Падаю.

Подламывается одна рука. Затем другая.

Раскаленный песок. Снова боль. Снова рвота. Кровь.

Меня пинают в бедро. Я мычу и переваливаюсь на бок. Песчинки впиваются в искалеченные спину и плечо.

Я моргаю, чтобы перестало двоиться в глазах, и поднимаю взгляд. На губах Друса играет презрительная усмешка, но на краткий миг, в половину биения сердца, он хмурит брови.

Тут же его лицо снова каменеет, и он отводит взгляд.

- Оттащите его к медику.

После этого он поворачивается на каблуках и уходит.

Прости меня, Севий.

Я закрываю глаза.

Меня хватают под руки. Кто-то рывком поднимает меня на ноги.

Темнота.

***

От мерзко пахнущей настойки меня снова едва не выворачивает, но она притупляет яростный огонь, сжигающий мои спину и плечи, настолько, что я легко смиряюсь с ее воздействием на желудок. Медик неспешно трудится над моей изодранной плотью, зашивая самые серьезные раны.

Наконец он заканчивает.

- Пока я не разрешу, тренироваться тебе запрещено.