Сикандар протягивает Друсу руку, чтобы помочь подняться.

Не обратив на него внимания, Друс вытирает текущую из носа кровь. Кровью сплевывает в пыль под ногами. И я читаю в его ледяном взгляде смертный приговор.

- Ты в порядке, Доминус?- спрашивает Сикандар.

- В полном, - рявкает Друс. Арабо тоже протягивает ему руку, но ланиста поднимается самостоятельно. Отряхиваясь от пыли, он не сводит с меня глаз. Сплюнув в песок, он приказывает. – Хасдрубал, Сикандар. В яму его. Немедленно. Пока я не убил его на месте.

Сикандар с Хасдрубалом молча тянут меня за собой, уводя с тренировочной площадки.

Мне не нужно смотреть по сторонам, чтобы знать, что все гладиаторы и тренеры смотрят мне вслед и гадают, не свихнулся ли я.

И не убил ли только что их всех.

Мы выходим со двора, и Сикандар впивается пальцами мне в руку.

- Ты сошел с ума? – шипит он. – Тебе повезло, что он не приказал распять тебя прямо на площадке!

- Ты, может, и везунчик, а вот мы точно нет, - рычит Хасдрубал, - жалкий идиот, ты…

- Это полностью моя вина, - ровно отвечаю я.

- Это не помешает Друсу порешить нас всех, - Сикандар еще сильнее сжимает пальцы. – Если даже хозяин оставит тебя в живых, почаще оглядывайся!

- Я смотрю по сторонам с первого дня здесь, – стараясь говорить сухо и уверенно, я молюсь, чтобы никто не услышал бешеный стук моего сердца.

Хасдрубал фыркает:

- У тебя, видать, в этом немалый опыт.

Мы умолкаем. Они продолжают то ли вести, то ли волочь меня в яму. Только перед спуском в подвал Сикандар зажигает факел.

Они тащат меня вниз по каменной лестнице в темный коридор, и постепенно свет факела освещает огромную деревянную дверь у нас на пути.

От промозглой сырости подвала у меня по спине бегут мурашки. Когда они резко открывают дверь, становится еще холоднее.

Я стою посередине комнаты, вытянув руки.

«Надо просто перетерпеть».

Сикандар молча вешает факел на стену, в это время Хасдрубал срывает с меня тунику. Затем они вместе надевают на меня оковы. Они спаяны с тяжелыми цепями, свисающими с двух сторон из-под потолка, и удерживают мои руки задранными и разведенными в стороны.

- Был рад знать тебя, брат, - похлопывает меня по плечу Сикандар.

- Передавай привет Гадесу, - подхватывает Хасдрубал.

Я не отвечаю. Бойцы выходят из подвала, и я остаюсь один в холодной мрачной тишине. Стою в центре комнаты, скованный немилосердными цепями, и жду.

Приближаются шаги. Я прикрываю глаза и медленно дышу.

Открывается дверь. Арабо заходит первым. Он дергает цепи и проверяет, не спрятана ли у меня в руках отмычка.

Затем он выглядывает в коридор:

- Он не опасен, Доминус.

Друс входит в комнату в сопровождении второго телохранителя. Ледяной взгляд направлен прямо мне в глаза, но я кошусь на плеть у него в руке. Это не та, что использовал Арабо в мою первую ночь здесь. Ремни длиннее. Жестче. С узелками. Может, даже с привязанными каменными или железными шариками, а может, это простая кожа, поблескивающая в тусклом мерцающем свете.

Что бы мне не померещилось в его глазах за те несколько странно тихих мгновений, все исчезло. И теперь передо мной стоит человек, чья жуткая репутация известна даже в Риме.

Слегка повернув голову, Друс приказывает:

- Оставьте нас.

Телохранители повинуются. Они уходят, и Друс тут же запирает за ними дверь.

Он снова поворачивается ко мне лицом.

- Скажи, почему бы мне просто не убить тебя, гладиатор, - он касается губы и показывает мне капли крови, темнеющие на подушечках его тонких пальцев. – За это я могу распять…

- Мне надо было остаться с тобой наедине, - тихо говорю я, - ты в опасности, Друс. Я…

- Что? – он подходит на шаг ближе, впившись в меня взглядом. – Говори. Какая опасность?

Я понижаю голос.

- Я пришел в твой лудус не по своей воле…

Друс отходит и скрещивает руки на груди, его пальцы крепко обхватывают рукоять плети.

- Объясни.

- Я не гражданин и даже не вольноотпущенник. И пришел к тебе не по собственному желанию. Я раб и был послан сюда с фальшивыми документами, - я смотрю Друсу в глаза. – Прости меня. Мой хозяин Кальв Лаурея.

Он размыкает губы.

- Он прислал меня в твой лудус, - я сдвигаюсь, насколько позволяют цепи, - подделал мои документы и согласие магистрата на то, чтобы я нанялся аукторатом. Деньги? Пятьсот сестерциев от магистрата? – я качаю головой. – Их дал Кальв. Он угрожал, что если я упомяну его имя в лудусе, то магистрат спросит тебя, получил ли ты семьсот сестерциев.

Друс издает сухой смешок.

- Это очень похоже на Кальва Лаурею, - затем он хмурится, - но зачем он заслал тебя в мою фамилию?

Закусив губу, я тяну с ответом.

- Он уверен, что у Верины связь с одним из здешних мужчин, и приказал мне выяснить его имя.

За одно биение сердца враждебность покидает лицо ланисты. Как и все краски. Плеть выскальзывает из его руки.

- Что ты сказал ему?

Я мотаю головой.

- Ничего. Но я уверен, что господин Лаурея хочет убить тебя или Верину. Возможно, вас обоих.

Лицо Друса становится мертвенно бледным.

Я отвожу взгляд.

- Он уже попытался. Сегодня утром. На рынке.

Друс замирает. Он приближается, почти коснувшись меня.

- Откуда ты знаешь?

Не поднимая взгляд, я шепчу:

- Потому что я остановил его.

- Ты… - он умолкает, и я представляю, как он в привычной манере изгибает бровь. – Ты остановил его?

- Да, Доминус.

Он берет меня за подбородок мозолистой рукой, и хотя он не давит сильно, я поднимаю голову, и мы смотрим друг на друга под учащающееся биение моего сердца.

- Ты остановил его, – говорит он. И это не вопрос.

- Да.

- Значит, ты был там, - он убирает руку от моего лица, - на рынке.

- Да, - я провожу языком по пересохшим губам. – Я следил за тобой.

- Ясно.

- Это был не первый раз. Я… хотел быть уверен. Что мои подозрения верны.

Он прищуривается и сжимает губы.

- Чтобы ты мог отчитаться перед хозяином.

- Нет, - торопливо отвечаю я. – Нет. Я… Возможно, когда я только появился здесь, да, я бы так и поступил, но…

Боги, я не могу думать, когда он так близко.

- Я ничего ему не сказал. Клянусь. И не собирался.

- Даже несмотря на приказ?

Я киваю.

- И когда я понял, что кто-то еще собирается навредить тебе или Верине, то решил остановить его.

Друс неотрывно смотрит на меня.

- Человек, о котором ты говоришь, что с ним сейчас? Он все еще опасен?

- Нет. Не опасен, - я сглатываю. – Он мертв.

Взгляд Друса становится рассеянным.

- Иовита.

- Да, - я мешкаю. – Прости меня, Доминус. Я знаю, это не мое дело. Но если ты встретишься с ней снова, то будешь в смертельной опасности. Вы оба.

Друс морщится.

- Я знаю, - он рассеянно касается носа, размазывая кровь.

- Прости меня, - шепчу я, - я не знал, как еще остаться с тобой вдвоем, не вызывая подозрений.

- Подозрений? – спрашивает он. – Подозрений в чем?

- Гладиаторы. Они подозревают, что я или твой любимчик, или шпион. Предатель. Они предупреждали, чтобы я не встречался с тобой. Это было… - я тяжело выдыхаю, сгибая скованные запястья, - мне было нужно поговорить с тобой наедине. И чтобы никто не подумал, что я тебе наушничаю.

- Ты пришел в мой лудус за сведениями, - он смотрит мне в глаза. – Которые теперь у тебя есть.

Его лицо и голос не выражают никаких эмоций.

- Почему ты рассказываешь об этом мне, а не Лаурее?

У меня нет ответа. Ответа, который можно было бы выразить словами.

- Кальв Лаурея мог бы убить тебя за это, - говорит Друс, - как и любой в фамилии, - он делает паузу, - как и я.

- Я знаю.

- Но ты сделал свой выбор, - говорит он больше себе, чем мне. – Почему?

Я едва дышу.

- А что мне оставалось?

- Выполнить желание своего хозяина, - он переводит взгляд с одного моего закованного запястья на другое. – Убить меня, если он прикажет.